Хрупкая связь - Ольга Джокер

и пространство наполняется не приглушенным, а ярким светом, у окна вырисовывается высокая, хорошо сложенная мужская фигура.

Первый порыв — развернуться и сбежать. Второй — сделать вид, что ничего из ряда вон выходящего не происходит. Но как только я торможу, перебирая варианты, Аслан оборачивается, и становится ясно, что уходить уже бесполезно.

— Всё в порядке?

Я подхожу ближе, впитывая лёгкий, ненавязчивый аромат парфюма и разгоняя мурашки, которые расползаются по коже от низкого и хриплого тембра.

— Да, абсолютно.

Аслан делает шаг вперёд, и я понимаю, что его взгляд задерживается на моём локте — там, где пять минут назад были чужие пальцы.

— Похоже, не совсем. Кто это был?

— Какой-то придурок, который решил самоутвердиться, — передергиваю плечами.

— Ты ему понравилась? — догадывается Тахаев, слегка наклоняя голову набок.

— Разве я могу кому-то не нравиться?

— С этим сложно спорить.

Скрывая накатывающее волнение, я пытаюсь шутить. Судя по тому, как уголки губ Аслана ползут вверх, — мне это удаётся. В его присутствии я чувствую себя защищённее, хотя это странно, потому что то, каким он стал теперь, мне совершенно неочевидно.

Я стала старше, менее взбалмошной и более рассудительной. Сейчас многие из тех вещей, что я делала раньше, кажутся детскими и глупыми. Правда, их уже не отмотать. Приходится убеждать себя в том, что всё определено сложилось к лучшему.

— Думаю, у того мужчины ещё не скоро появится желание радовать женщин широкими жестами, — заключаю. — Особенно замужних. Я достаточно уважаю свой выбор, чтобы расстраивать супруга.

Прохладный воздух на веранде нагревается, становясь жарким, будто из печи.

Аслан не сразу отвечает, но его взгляд становится внимательнее, изучая меня заново. Я тоже изучаю его, хотя давно пора остановиться — границы начинают сдвигаться, и на горизонте уже видна ярко-оранжевая линия, за которой сразу следует красная.

Ее пересекать нельзя.

— Согласен, — мягко усмехается Тахаев. — В противном случае не стоит выходить замуж.

— И жениться, — тут же добавляю. — Если планируешь крутить интрижки на стороне.

— Иногда верность — это вопрос усилий. Но лучше не давать поводов сомневаться в себе и не искать возможностей для сравнений.

Внутри всё сжимается во время странного диалога, в котором мы оба пытаемся доказать друг другу, что ничего не потеряно и никто не проиграл — ни в прошлом, ни в настоящем.

Аслан отвечает ровно и выдержанно, его поза расслабленна и почти равнодушна, руки спрятаны в карманы, но желваки на скулах выдают напряжение, а в тёмных зрачках вспыхивают беснующиеся искры, стремительно обозначая: приближение к красной линии — именно его заслуга.

Со стороны может показаться, что это обычный дружеский разговор, но дружить у нас раньше не получалось. Конечно же, не выйдет и сейчас.

К счастью, неоднозначный зрительный контакт, как и всё остальное, прерывает телефонный звонок.

На экране светится номер Марины. Я выдыхаю, взяв передышку и думая о том, что наедине и без пар нам оставаться категорически нельзя. Это чревато ненормальным сердцебиением и зашкаливающим пульсом.

Попросив у Тахаева минутку, я снимаю трубку и отворачиваюсь к выходу.

— Мам, а где Барри?

В динамике неожиданно раздаётся тонкий голосок Ами. Я судорожно нащупываю кнопку уменьшения громкости, но, судя по пылающей щеке, Тахаев успевает всё-всё услышать.

12

Вопрос о том, где может находиться игрушечная собака в субботу вечером после алкогольного коктейля и неожиданной встречи с Асланом, кажется форменным издевательством, потому что я с трудом могу вспомнить, как меня зовут, не говоря уже о чем-то большем.

— Барри, Барри… — повторяю, как заведённая, потирая ладонью левую щёку, чтобы Тахаев перестал так делать — пилить меня взглядом.

Просто перестал.

Ещё лучше — ушёл, потому что подслушивать чужие разговоры нехорошо.

Вводить его в свою семью и знакомить не только с мужем, но и с дочерью, я не планирую. Совсем не планирую!

У нас не получится дружить. Ни один на один, ни семьями. Никак. Мне тяжело не только видеть Аслана, но и просто дышать с ним одним воздухом. Каждый вдох — словно яд, который медленно растекается по организму, отравляя всё до последней клетки.

— Ами, посмотри, пожалуйста, в прихожей на подоконнике, — прошу, сконцентрировавшись. — Кажется, когда мы собирались в сад, ты посадила Барри наблюдать за нами с улицы.

Топот детских ног отзывается вибрацией в грудной клетке. Я люблю отдыхать от домашних обязанностей и материнства, но это не мешает мне скучать по Амелии почти круглосуточно.

Сейчас её компания пришлась бы очень кстати.

Мне хочется телепортироваться в спальню, взять книгу и почитать дочери перед сном. Ещё больше — развязать этот тугой корсет, который чересчур сплющивает рёбра и, наконец, получить долгожданную свободу.

— Не найду, — разочарованно хнычет Амелия. — Мам, я не усну без Барри.

— Всё будет хорошо, малыш. Попробуй заглянуть в гардеробную. Или на кухню рядом с холодильником, где стоит маленький стол.

Вскоре к поискам подключаются и Марина, и свёкор, и Влад. Я неловко переминаюсь с ноги на ногу, чувствуя острую потребность как можно скорее завершить этот разговор, больше напоминающий галдёж.

Дело не в том, что я колючими импульсами ловлю на себе внимание Аслана, а в том, что мои виски раскалываются от обилия информации, претензий и вопросов. Когда дочь остаётся с няней, такого хаоса не бывает.

— Всё, Аль, мы нашли! — радостно восклицает Марина. — Ты там как? Отдыхаешь? Домой не торопись, ладно?

— Не буду, конечно.

Сбросив вызов, я шумно выдыхаю и покачиваю головой. Сколько раз я порывалась выбросить Барри на помойку, придумав какой-нибудь реалистичный способ его исчезновения, — не сосчитать. Проблема в том, что Ами слишком привязана к этой несчастной, потрёпанной игрушке.

Лерка подарила её, когда дочери исполнился год, — с тех пор они неразлучны. А я не настолько сильна духом, чтобы разрушить эту трогательную связь.

— У вас кот или собака? — вдруг интересуется Аслан, когда я прячу телефон в сумку и оборачиваюсь к нему.

Наверное, по всем меркам красная линия уже давно пройдена. Пора заканчивать разговор, придумывать отмазки и уходить к подругам. Но я нервно усмехаюсь и на мгновение теряю дар речи — настолько дико рассказывать Аслану, кто такой Барри.

— О, нет — ты не так понял, — сбивчиво поясняю. — Это собака, но только игрушечная.

Не знаю, зачем, но я отлично помню, что у Аслана была большая, дружелюбная и настоящая — по кличке Зара, которая заживо сгорела в пожаре.

Я вообще слишком многое помню из того, что лучше было бы забыть.

— Не сосчитать, сколько у неё швов и шрамов. Надо признать, что сейчас Барри выглядит