Казанский Каин - Евгений Евгеньевич Сухов

Филоненко тюкнул его обрезком трубы по голове и забрал служебный револьвер. Что с ним делать, Геннадий покуда не знал, но был уверен, что оружие ему пригодится. А потом как-то пришел домой и выложил перед матерью деньги: две тысячи двенадцать рублей.

– Откуда деньги? – последовал вопрос.

Гена отрицательно покачал головой, давая таким образом понять, что не скажет, и посмотрел в глаза матери. Так они смотрели друг на друга полминуты, если не больше. Потом мать взяла деньги (мать и сын Филоненко после расстрела Андрея Семеновича сильно нуждались) и негромко произнесла:

– Будь осторожен…

Эти две тысячи двенадцать рублей были похищены у директрисы пивной палатки. К ее голове Геннадий, опустив козырек кепки на самые глаза, чтобы потом не узнали, приставил револьвер участкового уполномоченного. Пригодилось-таки оружие… Эта уже была далеко не мальчишеская выходка.

Потом было еще два налета.

Первый – на овощной магазин, где Филоненко, также угрожая револьвером, похитил четыреста рублей. И второй – на промтоварный магазин. Перед самым закрытием, когда в магазине был всего один посетитель, Геннадий, прикрыв лицо шарфом (стояла весна сорок первого года), ворвался в магазин. Он приказал покупателю лечь на пол и потребовал у продавца выдать ему всю выручку. Продавец медлил, потом вроде бы стал собирать деньги в холщовую сумку, переданную ему Геннадием, и в это время из боковой двери вышел директор магазина.

– Что здесь происходит? – громко произнес он и тут же получил пулю в голову.

Выстрелил Геннадий скорее от неожиданности, чем намеренно, но отмотать время назад было невозможно. Продавец сразу заторопился и отдал налетчику все имеющиеся деньги, включая мелочь.

– Это можешь оставить себе, – вернул мелочь продавцу Геннадий и торопливо вышел из магазина.

Двадцать четыре тысячи триста шестьдесят пять рублей… Столь внушительную сумму удалось раздобыть Геннадию Филоненко при ограблении промтоварного магазина. И деньги эти очень пригодилась его матери, когда Одессу осадили дивизии румын и немцев и с продуктами питания стало катастрофически худо. Самому же Геннадию Филоненко ничего было не нужно: он ушел добровольцем на фронт, чтобы в первом же бою сдаться немцам.

Глава 6

Подарок майора Майера-Мадера

Геннадия Филоненко определили в пехоту.

Подготовка в учебном центре заняла около двух месяцев, где большую часть времени занимались маршировкой, а в остальное – стрельбой из винтовки и миномета; метанием гранат; рытьем окопов и маскировкой, а также обучались навыкам штыкового боя. После чего выдали самозарядные винтовки системы Токарева и повезли на видавшей виды полуторке на передовую.

Записали рядовым в стрелковую роту одного из сильно потрепанных немцами и румынами стрелковых полков Приморской армии. После чего до самого наступления румын он сидел с такими же солдатами, в окопах, ожидая наступления противника. А когда Четвертая румынская армия перешла в наступление и стала выбивать красноармейцев из занимаемых ими позиций, не стал отступать вместе со всеми, а сдался усатому румынскому капралу, демонстративно бросив винтовку и подняв руки вверх.

Его и еще двух пленных из его роты определили в наскоро организованный пересыльный лагерь для военнопленных. Собственно, лагерем был глубокий и узкий овраг с заросшими кустарником склонами, обнесенный колючей проволокой с двумя наскоро склоченными деревянными вышками по устьям оврага, где круглосуточно дежурили румынские солдаты с прожекторами и пулеметами.

На третий день пребывания в лагере – за все это время пленных покормили всего-то два раза какой-то мутной баландой с куском хлеба – в лагерь приехал некий напыщенный майор вермахта при высокой должности, перед которым навытяжку стояли румынские офицеры, включая двух майоров и одного подполковника.

Майор велел построить военнопленных в две шеренги, после чего обратился к ним на русском языке с грубоватым немецким акцентом. Речь его сводилась к следующему: предлагалось выйти из строя тем, кто готов послужить Германии и тем самым заслужить прощение немецкого командования и избежать помещения в стационарный концентрационный лагерь, где условия для проживания, по его заверениям, не отличаются комфортом и хорошим питанием. Да еще предстоит работать в каменоломнях с полным отсутствием техники безопасности.

Как оказалось, это был майор Майер-Мадер, офицер вермахта и войск СС, кадровый разведчик, не лишенный здорового авантюризма. Повоевав на фронтах Первой мировой войны, он длительное время проработал в восточноазиатских странах, в том числе военным советником у политического деятеля Чан Кайши. А в последнее время занимался организацией разведывательно-диверсионной школы в городе Луккенвальде, подчинявшейся отделу управления «Абвер-Заграница».

Прихрамывая (сказывалось ранение, полученное в Первую мировую), майор расхаживал вдоль строя военнопленных, внимательно разглядывая тех, кто перед ним оказывался. Дойдя до Филоненко – Геннадий стоял в первой шеренге, – майор Майер-Мадер внимательно посмотрел на него и сделал едва заметное движение головой, словно соглашаясь в чем-то с самим собой. Похоже, майор вермахта неплохо разбирался в таком сложном психологическом инструменте, как физиогномика, и мог определять истинные чувства и эмоции собеседника и улавливать глубинные черты его характера и мотивы поведения.

– Мы сделаем из вас хороших разведчиков и диверсантов, – продолжал майор разглагольствовать перед строем военнопленных, коверкая русские слова на немецкий лад. – И когда вы выполните полученное задание, данное вам, и вернетесь, то получите щедрое вознаграждение и сможете в дальнейшем сами выбрать место вашего проживания на любой территории, подвластной великой Германии. А можете остаться в школе инструкторами и обучать новобранцев. Все будет в ваших руках…

Закончив речь, майор Майер-Мадер остановился, отошел на пару шагов назад и выжидающе посмотрел на военнопленных.

Геннадий Филоненко вышел первым, тем самым оправдав ожидания немецкого майора. За ним покинул строй сержант из его роты, а следом сделал два шага вперед какой-то чернявый с оторванными от гимнастерки петлицами, явно офицер из среднего комсостава. Майор вермахта одобрительно посмотрел на всех троих и произнес:

– За мной.

Геннадий и двое добровольцев последовали за ним. Их посадили в крытый немецкий грузовик и под охраной двух полицаев привезли на железнодорожную станцию и велели ждать. Вскоре к ним присоединились еще четыре человека, а потом пешим ходом пришли еще человек пятнадцать военнопленных и один гражданский. Их охраняли два солдата, которыми командовал упитанный фельдфебель.

Часа через полтора – был уже поздний вечер – пленных, пожелавших сотрудничать с немцами, со станции погрузили в телячий вагон и повезли по направлению на запад. Ночью поезд ненадолго трижды останавливался на каких-то полустанках и, гремя железом, трогался вновь. Четвертый раз он остановился уже ранним утром. Двери вагона вдруг шумно распахнулись, и послышалась команда на ломаном русском:

– Выходить!

Филоненко выпрыгнул из вагона третьим и огляделся. На перроне стояли несколько столов, на которых лежали хлебные