Герой Рима (ЛП) - Джексон Дуглас

Одного за другим его представляли людям, управлявшим Колонией; вежливые меркантильные лица, которые его мозг отказывался принять, когда-то были опытными солдатами лучших легионов Рима. Несколько имен застряли в его памяти: Корвин, ювелир, широкоплечий, смуглый и невероятно красивый, который превратил свое ремесло оружейника Двадцатого в более прибыльный бизнес; Дидий, высокий и худощавый, с бегающими глазами, что слишком хорошо соответствовало его профессии одного из крупнейших ростовщиков Колонии; и Беллатор, который казался неуместным, потому что его экзотическое имя и относительная молодость указывали на то, что он был вольноотпущенником, и который теперь процветал, получая часть арендной платы с инсул, которыми он управлял для своего бывшего хозяина. У всех было одно общее. Они были богаты. Они должны были быть, потому что членство в ордо не было дешевым, как объяснил Фалько своим сухим монотонным голосом.

— У этого есть свои плюсы: престиж, который мало что значит, если вы не принадлежите к определенному типу людей; доступ и покровительство, что имеет большее значение, особенно когда это покровительство исходит от Сената. Мы имеем право голоса в отношении того, кто получает какой контракт, какие здания должны быть снесены, а какие должны остаться; мы разрешаем земельные и водные споры, все, из которых могут быть прибыльными и создают банк услуг, которые однажды будут возвращены. Но стоимость…

— И все же это не так обременительно, как избрание в августалы, — вмешался Петроний слева от Валерия.

— Тебе легко говорить, поскольку квестор выше таких скромных назначений, — фыркнул Фалько. — Никаких платежей в казну или общественных пожертвований от тебя, а, Петроний?

— Августалы? — спросил Валерий. Название было новым для него. Раб принес вино в серебряной чаше, и он принял его, пообещав сделать только глоток, с водой или без. Спелый, фруктовый аромат достиг его ноздрей. Здесь уксуса не было. Это было так же вкусно, как и все, что подавалось к столу его отца.

— Жрецы храма, те, кто совершает ежегодные церемонии, занимающие центральное место в культе Божественного Клавдия, — беззаботно продолжил Петроний, делая большой глоток из своего кубка. — Это большая честь… если ты принадлежишь к определенному типу людей. — Валерий заметил повторение меткой фразы Фалько, сказанной несколькими мгновениями ранее. — Однако это также несет большую ответственность.

Валерий знал, что в Риме избрание в жрецы одного из великих храмов – Юпитера Капитолийского или Марса Ультора – давало значительную власть и что такое назначение было открыто только для всаднических сословий. — Тем не менее, даже за такую цену члены вашего совета должны пользоваться большим спросом, — сказал он.

Петроний рассмеялся, но Валерий почувствовал, как Фалько беспокойно поерзал у него за спиной. — Ни один римский гражданин не был бы настолько глуп, чтобы принять это. Мы оставляем эту честь британцам. — Фалько перевел дух, и разговор в комнате стих. Валерий увидел, как улыбка застыла на лице Лукулла, но Петроний продолжал, как будто ничего не изменилось. — Для них это самое близкое к тому, чтобы стать римлянином. Ах, наконец. Еда.

Валерий смотрел, как тарелки ставятся на стол. В Риме такой банкет был бы возможностью продемонстрировать любовь к экзотике; павлины все еще в своих ливреях, искусно выставленные лебеди кажутся почти живыми. Но это была здоровая деревенская еда. Обжигающие куски говядины, оленины и поросенка. Утки, голуби и куропатки, а еще птицы помельче, похожие на особенно пухлых воробьев. Огромная рыба, вероятно, из реки внизу, а также устрицы и крабы с побережья, которое, как он знал, было всего в нескольких милях ниже по течению. Он взялся за дело. Армейские пайки всегда можно было дополнить, но почему-то они все равно оставались армейскими пайками. Прошло уже много месяцев с тех пор, как он садился за такой стол. Его спутники тоже ели с жадностью; все, кроме Лукулла, который жевал еду, все еще сохраняя свою застывшую улыбку.

Петроний театрально поднял чашу. — Ваше здоровье, господин. Если бы мы ужинали так каждый день. К этому вину не нужно тостов. —Комментарий вызвал взрыв смеха. Поджаренный хлеб часто крошили в некачественные вина, чтобы скрыть горький вкус.

Он увидел удивленный взгляд Валерия. — О, да. — Он понизил голос, так что молодому трибуну пришлось наклониться к нему, чтобы услышать его следующие слова. — Лукулл, наш британский друг, несет ответственность за все, что вы видите вокруг себя. Еда и питье, ложе, на котором вы лежите, и даже содержание здания. Он молодец. Друг Рима и августал. Он не может быть членом ордо, потому что, хотя он выбрал римское имя, он не является римским гражданином и никогда им не будет. Но как один из жрецов храма он пользуется большим почетом среди некоторых своих людей и даже влиянием в римской общине.

— Он должен быть очень удачливым человеком. — Вопреки на себе, Валерий был впечатлен. Он считал кельтов грубыми соплеменниками. Воинственная раса обитателей хижин. И все же здесь был бритт, который перенял римские обычаи и уже внес свой вклад в новое общество, которым станет римская Британия.

— Повезло? — Петроний тихо рыгнул. — У него есть вилла на его ферме, вон там, на холме, — он махнул рукой в неопределенном направлении реки, — и у него есть собственность в городе. Так что да, я полагаю, его можно назвать богатым. — Он улыбнулся и повернулся к соседу слева, оставив Валерия изучать фигуру за столом.

Прозвище «дородный» могло бы быть придумано для Лукулла, но он держал свое тело таким образом, что говорил вам, что гордился им; что это было в некотором роде мерилом его успеха и положения в жизни. Он был низенький и кругленький, с челкой мышиных волос, обвивавшей его затылок, как неряшливый лавровый венок. Валерий заметил, что он выбрил лицо на римский манер, но это кричало о том, что оно никогда не будет полным без усов, которые обычно носили его соплеменники. Лукулл встретился с ним взглядом и поднял чашу в приветствии. Его улыбка приобрела грустный, почти покорный вид. Валерий уже видел такое выражение лица у клиентов, которых он представлял в мелких судебных делах, у клиентов, которые неизбежно проигрывали. В этот момент естественное презрение, которое он испытывал к триновантам, сменилось чем-то вроде жалости. В ответ он поднял свою чашу и задумался, о чем думает Лукулл. Ему не пришлось долго ждать, чтобы узнать.

— Вы должны приехать и посетить мое поместье, — высокомерно предложил человечек на отрывистой, неестественной латыни с любопытным певучим оттенком. — Охота идет хорошо. Нет? Значит, вы не охотник? Возможно, человек культуры. У меня много прекрасных работ – из самого Рима и даже из Египта. Человек, который покрасил эти стены, покрасил мои собственные. У меня в атриуме есть копия заявления о капитуляции.

Валерий знал, что ему следует отказаться от предложения, но красивое лицо мелькнуло в его голове. Она будет там, и на этот раз она не сможет убежать. — Если мои обязанности позволят, я буду счастлив навестить вас. — Он ощутил изменение в атмосфере, как будто ставни открылись, чтобы впустить солнце. Застывшая улыбка исчезла, и появился другой Лукулл; Лукулл, чьи глаза мерцали от удивления и искреннего удовольствия. — Тогда мой управляющий поместьем все устроит.

До конца трапезы Валерий оказался в центре внимания членов ордо. Правда ли, что его солдаты должны были тратить время на строительство дорог, когда у них было так много дел в Колонии? Как, по его мнению, город по сравнению с Лондиниумом? Какие последние новости из Рима? Ходили слухи, что Бурр возможно впал в немилость. Слышал ли он, что друиды возвращаются? Это было правдой: Корвин получил эти сведения от торговца, который получил их другого от торговца, который в свою очередь получил их от клиента, который получил их от…

Он парировал вопросы вежливыми, безобидными уклончивыми ответами, пока Фалько не завершил обсуждение. Пир закончился, мужчины расходились парами, один или два цеплялись друг за друга в результате действия вина. Валерий был удивлен, увидев, что Лукулл ушел, погруженный в беседу с Петронием.