Всего лишь ремесло - С. Стреляев

Что толкало людей к творчеству, биографы не знали, но зато благодаря им Клот понял, отчего боится писать – страх не справиться и неспособность себе в этом признаться: «А вдруг не получится и придется начинать сначала? Как быть, если предложения не связаны, абзацы, да вся книга?»

Александр бродил, уподобившись маленькому мальчику в темной пещере, испытывая чувство щекотящей, прилипчивой жути, известное всем заплутавшим: «Может, нет выхода, и я обречен остаться в вечной темноте!» – наваливается отчаяние, но, когда из-за угла вспыхивает дневной свет, радостная надежда переполняет душу, и не найти в мире счастливее спасенного. Сегодня Александр понял главное, а значит, увидел свет: рано или поздно ему придется отправлять рассказы в редакцию. Их будут читать, беспристрастно оценивать, выискивать недочеты, а значит, пора прекратить играть словами и писать в стол, пришло время упорной работы: многочисленных вычиток текста, бесконечной правки сложных предложений, неудачных фраз. То есть настал момент, превратить безделье в тяжелое бремя, противную обязанность. По пути к успеху не оставалось больше места удовольствию. Запрещались примитивные отговорки о закончившихся чернилах в картридже принтера и нехватке средств на его заправку – помимо бумаги существовал экран компьютера. И нет причин останавливать процесс. Увиденный свет вскрыл настоящую глубину, разделяющую парня от намеченной цели. Представлявшийся вначале легким путь оказался полон скрытых препятствий. Становилось очевидно: или бросить бесцельно бродить по вымышленным мирам и заняться всерьез…, или бросить писать. На минуту Александру захотелось выбрать второе, легкое, но он уже перешел черту невозврата, копнул глубже, чем следовало. Ведь осознание дальности расстояния – это уже половина любого пути.

Оторвав кусочек газеты, записал первую памятку: «Слушать, как говорят люди, запоминать везде и всюду, в фильмах, на улице, в очереди за хлебом, по пути на работу…, прислушиваться к диалогам. Научиться правильно слышать».

Не успел Клот дойти до абзаца в рассказе, как добавился еще клочок бумаги с новой пометкой: «Убирать лишние слова, выработать сдержанность в стиле, вычеркивать ненужные, не несущие нагрузки, повторения. Избавляться от мешающих восприятию главного, оттягивающих на себя внимание фраз. Оставлять исключительно то, что после сыграет определенную роль, без чего посыплется текст».

Вскоре обрывков бумаги с подобными записями у него накопилась уйма. Клот очнулся, активировались не желающие униматься, беспрерывно лезущие в голову мысли. Толпящиеся, кричащие, они требовали к себе внимания, боялись остаться забытыми, не давали развивать сюжет. Рядом с клочками заметок, лег огромный блокнот. В него вносились внезапно пришедшие фразы, отдельные слова, до поры до времени их незачем было держать в голове.

Незаметно для себя Александр ступил на дальние дороги, оставив позади мечты и страхи. Ни критиков, ни сайтов он больше не боялся. Клот начал понимать, о чем знаменовал ему отец – прозрачные слова несли великий тайный смысл.

«Пой песню поэт, пой…», – чуть заметно шевелились его губы и уже куцый рассвет заглядывал в промерзшие окна.

Глава 5

– От старости ведь хочешь умереть в постели? – настаивал Иван, продолжая горячий спор, начало которого напарники уже забыли.

– Это как? С уткой под кроватью? Нет, спасибо. Наслаждайся свободой, небо вон. Природа. Благодать.

«Коли». Отлично! Надо не забыть».

– Какая ж это свобода?! Нет ее здесь и в помине, и близко с нами не стояла. Ты вот попробуй опоздай на лесопилку…. Не здесь она свобода. Не здесь.

– Можно подумать, ты знаешь, где?

– Знаю. Кажется, знаю, – отражаясь в зрачках воспоминаниями, вспыхивали фары паркующегося у строительной площадки автомобиля, оживали беззаботные голоса у лифта.

– Ошибаешься, – уверенная интонация Ивана намекала, что он в курсе увлечений Александра.

– Ты-то откуда знаешь?

«Уж не подглядывал ли. Иногда в блокноте при нем кое-что записывал».

– Приятель у меня был….

– Куда девался?

– А нету. Представился, царствие ему небесное, в прошлом июне. И ты помрешь, если не остановишься.

Клот прикинул в уме месяца, путая местами Июнь и Июль, сосчитал их на пальцах – Иван ни о каких похоронах в обозначенный месяц не упоминал, никуда не отпрашивался.

– Думаешь, я ничему не учился? Думаешь, мне не говорил, мол, ты ешь, пьешь, развлекаешься и считаешь это жизнью, и что это неправильно, что она где-то глубже, под вершиной айсберга. Я верил, а теперь знаю: нет под этой вершиной ничего. А ты просто устал или боишься работы.

«Может, он прав, может, нечему прятаться и некуда. У меня есть другая жизнь. Ну и где же она? Кто ее видел?» Александр чуть не выдал свою тайну, но сдержался, слова не успели сорваться с языка, но мысли не остановились: «И все же вовремя я начал писать. Как раз в момент ясности, когда понял бессмысленность и однообразие отведенных мне ролей, да и всем остальным тоже. По сути, все люди похожи: делаем одно, говорим и думаем так же. Всего-то различий: вон Иван папиросы курит, а я сигареты…. А пойми я всю серость своего положения, не имея надежды, наверняка, смерть: только самоубийство явилось бы утешением».

– Если человеку не работать, то чем заниматься? – пожмакал Иван губами, после небольшой паузы.

– В том-то и дело – ничем!

– Как так?

Александр лишь хмыкнул, лениво берясь за пилу. В кармане завибрировал телефон, не позволив завести инструмент.

– Да, – он теперь почти всегда говорил «Да», отметив в «Алло» какую-то наивность.

– Вам по умолчанию рассчитан кредит. Можем перечислить на зарплатную карту, – раздалось в трубке. – Интересно?

Конец ознакомительного фрагмента.