Соловки. Коммунистическая каторга или место пыток и смерти - Иван Зайцев

В тот момент меня угнетала мысль, что я сам, добровольно предался в руки ГПУ, проявляя свой кисло-сладкий патриотизм и надеясь послужить родному народу в деле освобождения его от коммунистической тирании. И теперь не знаю, что меня ждет впереди, когда кончатся мои страдания и сохранит ли Господь Бог меня в живых. Совсем иначе были настроены другие мои спутники, коллеги арестанты, которые, вдохнув воздух свободной улицы, оживились, повеселели.

Глубокий контраст с ними составляли духовные лица, входившие в нашу партию и стоявшие вместе у ворот тюрьмы: два архиепископа, три епископа и несколько иереев. Настроение их всех было крайне подавленное.

Их не смущало то, что они, высшие иерархи православной церкви, находятся сейчас плечом к плечу в обществе развращенной до мозга костей уголовной шпаны. Это и не должно смущать их, ибо за ними нет абсолютно никаких моральных прегрешений; они лишь несут мученический крест за мужественную и непоколебимо стойкую защиту славного имя Христа.

Их мрачные лица отражают душевную скорбь за своих пасомых, за весь Русский Народ. Тяжелая скорбь их еще в том, что как прежде сыны Израиля предали на распятие долгожданного Мессию, Господа нашего Иисуса Христа, так ныне чада Церкви, пасомые раньше ими, позволили безнаказанно озверевшим чекистам схватить в свои когти высших иерархов церкви для глумлений и издевательств над их личностью, чтобы они были свидетелями в течение многих лет цинично-кощунственных хулений и поношений Господа нашего Иисуса Христа.

Сейчас лица иepapxoв, смотрящих отечески скорбно на движущуюся уличную толпу, выражают скрытую мольбу: «Отче прости им, отпусти им грехи их и наставь их на прежний путь благочестия».

Как некогда Господь наш Иисус Христос шел на Голгофу рядом с разбойниками, так и ныне, в XX культурном веке, они, эти несчастные высшие иерархи, следуют в обществе самых преступных людей на Голгофу Русского народа, на Соловки.

* * *

Закончив формальную приемку нашей партии, начальник конвоиров пересчитал нас, чуть ли не в десятый раз, и приказал нам положить наши вещи в одну общую кучу, пояснив, что вещи будут доставлены на особом грузовике.

Раздалась команда: «Вперед шагом марш!» и мы зашагали впервые в этапной партии, отправляясь не в «путь Сибирский дальний», как поется в старой песне каторжан, а на Соловки, но, как увидит читатель ниже, прежняя каторга по суровости меркнет перед новой коммунистической каторгой.

Нас подвели к другой партии, вышедшей раньше и ожидавшей погрузки; построили в тесное каре, приказав не двигаться с места, в противном случае будет применено в дело оружие.

Каждая партия была, окружена сплошным кольцом конвоиров, державших заряженные винтовки на изготовку: за цепью конвоиров ходили взад и вперед несколько старших конвоиров с наганами в руках.

Кроме того, улица, проходящая перед фронтом Бутырской тюрьмы, была забаррикадирована сплошной цепью вооруженной тюремной стражи. Вот какая усиленная охрана!!.. Какое строгое и бдительное наблюдение за арестантами, которым приказано стоять неподвижно в строю, не шевелясь и не делая никаких жестов в сторону публики, стоявшей у перекрестков улиц за внешней цепью охраны. В свою очередь публике было запрещено делать возгласы в сторону арестантов.

Лицу, незнакомому с тюремными порядками при новом коммунистическом режиме, не знающему также практических приемов органов ГПУ, может показаться, смотря на такую суровую строгость и бдительность охраны, что отправляется партия каких-то тягчайших государственных или уголовных преступников, готовых броситься на свою стражу.

В действительности, нет никакой надобности в применении такой строгости.

В нашей, например, партии, за исключением небольшого числа «шпаны» (мелкие воришки, карманщики, хулиганы), остальные все каэры, другими словами, люди ни в чем невинные.

В нашей партии были два архиепископа, три епископа и человек двадцать прочего духовенства разных религиозных культов.

Конвоиры, вооруженные, как говорят, до зубов, сплошным кольцом охраняют лиц, которые являются высшими представителями христианской церкви, другие духовными отцами верующих россиян всех народов и культов, которые есть ходатаи за своих пасомых перед Единым Истинным Богом; они ежедневно возносят моления «О мире всего мира», «о смягчении человеческих сердец», поучают «любить всех, как самого себя».

Вот к ним ГПУ относится с такой суровой подозрительностью, как бы, причисляя их к опасным врагам Государства и общества.

Да, они враги... но враги не культурного благонравного общества, а враги разрушителей основ нравственности, семейных и общественных взаимоотношений...

Причем, они враги не физические, а духовные... Их оружие смирение, всепрощение, ангельская кротость и доброта... Это такое оружие, которое все ваши усовершенствованные средства борьбы бессильны преодолеть...

И не преодолеют...

* * *

Ждем прибытия «Черного Ворона» для погрузки. Что-то долго?..

За внешней цепью охраны на ближайших перекрестках улиц публика скопляется все более и более. Надо полагать, что многие москвичи, а родственники отправляемых, безусловно, осведомлены о массовой отправке на Соловки, и стекаются, чтобы взглянуть на своих близких и родных в последний раз перед отправкой, а, возможно, и в последний раз в сей жизни...

За оцеплением охраны видны плачущие женщины, окруженные двумя-тремя малолетними детьми... Это жены и дети пришли проводить своих мужей и отцов...

Мы ждали уже довольно долго. Какая-то, видимо, произошла задержка...

Лишь после посадки в поезд мы узнали о задержке. Оказалось, — что погрузка была назначена на товарной станции Николаевского вокзала, но при самом начале погрузки столпилось так много народа вблизи станции, что ГПУ приказало передать состав, арестантского поезда на дальний запасный путь, чтобы скрыть посадку от московской публики.

К Бутырской тюрьме народ также все прибывает.

Вдруг появляются рысью конные милиционеры и начинают разгонять толпу. Многие из толпы бросились к остановкам трамвая. «Кажется, догадались поехать на вокзал и там проводить, своих...» — сказал сосед сзади меня.

«Ну, и напрасно, там также разгонят», — ответил другой голос.

«Ах, изверги!.. Ну, что им мешают бабы с ребятами?..» — негодующе проворчал третий.

Наконец, с грохотом подкатил «Черный Ворон».

У многих сердце екнуло...

Началась погрузка очередной перед нами партии. Раздается несмолкаемая команда чекистов, обслуживающих и конвоирующих «Черный Ворон»: «Скорей влезай!». «Быстро забирайся!»... Уже из наполненного «Черного Ворона» кричат: «Товарищи, довольно!», «Некуда!»... «Мы задыхаемся!»... Но руководящей посадкой чекист кричит не влезшим еще в кузов: «Влезай! гав-гав-гав»... (авторская вольность — замена площадной брани). Застрявших в дверцах проталкивают прикладом, нажимая им в спину. От партии остался один шпаненок. Уже дверца кузова не запирается. Чекист все-таки вдавливает прикладом шпаненка в дверцу. Тот исступленно кричит: «Звери, палачи, душегубы!..». Раздраженный чекист ударяет его прикладом по голове и сильно разбил ему голову: шпаненок упал с площадки «Черного Ворона». Пришлось ссадить его и отправить в лазарет.