Рифтеры - Питер Уоттс

– А ты его проваливаешь, – спокойно резюмирует Кларк. – Понимаю.

– Они используют нас, Лени… Не выходи туда!!!

Пальцы Дженет впиваются в Кларк, словно присоски осьминога. Та их резко отталкивает. Открывает люк, распахивает его. Слышит, как напарница встает за спиной.

– Ты больная! – кричит Баллард.

Что‑то врезается прямо в голову Кларк. Она падает ничком на пол коридора, трубы больно впиваются в ладони.

Лени перекатывается на бок и поднимает руки, защищаясь, но Баллард перешагивает через нее и направляется в кают‑компанию.

«Я не боюсь, – замечает Кларк, поднимаясь на ноги. – Она меня ударила, а я не боюсь. Ну разве не странно…»

Откуда‑то поблизости доносится звон разбитого стекла.

Баллард орет в кают‑компании:

– Эксперимент закончен! А ну выходите, гребаные садисты!

Кларк идет по коридору, заходит в каюту. Осколки зеркала заостренными сталактитами висят в раме. Стеклянные брызги усеивают пол.

На стене, прямо за разбитым зеркалом, объектив «рыбьим глазом» следит за каждым уголком комнаты.

Баллард смотрит прямо в него, не отрываясь.

– Вы слышите меня? Я больше не играю в ваши идиотские игры! Хватит с меня спектаклей!

Кварцитовая линза отвечает бесстрастным взглядом.

«Так ты была права, – размышляет Кларк, вспоминая о простыне в каюте Дженет. – Ты все поняла, нашла аппаратуру в своей собственной каморке, и, моя дорогая подруга, ты ничего мне не сказала. Как долго ты уже знаешь?»

Та оглядывается, видит Лени и скалится в объектив:

– Ее‑то вы одурачили, это нормально, она же долбаная психопатка! Она же не в себе! Ваши маленькие тесты ни хера меня не впечатлили! Вообще!

Кларк делает шаг вперед.

– Не называй меня психопаткой, – голос ее абсолютно спокоен.

– Да ты такая и есть! – кричит Дженет. – Ты больна! Безумна! Вот почему ты здесь, внизу! Им нужно, чтобы ты была больна, они зависят от твоего психоза, а ты уже настолько с катушек съехала, что сама этого не замечаешь! Прячешь все под этой… своей маской, сидишь там, как медуза, мазохистка, размазня, и принимаешь все, что тебе скармливают… просишь этого…

«А ведь так и было, – понимает Кларк, сжимая кулаки. – И это самое странное».

Баллард начинает отступать, Лени медленно приближается, шаг за шагом.

«Только здесь, внизу, я поняла, что могу дать отпор. Что могу победить. Этому научил меня рифт, а теперь и Баллард…»

– Спасибо, – шепчет Кларк и со всего размаху бьет напарницу в лицо.

Ту отбрасывает назад, она наталкивается на стол. Лени спокойно идет вперед, в сосульке зеркала виднеется ее отражение; линзы на глазах словно сияют.

– О господи, – хнычет Баллард. – Лени, извини меня.

Кларк становится над ней.

– Не стоит.

Она видит себя словно какую‑то развернутую схему, где каждая деталь аккуратно поименована.

«Вот тут определенное количество злости. А здесь – ненависти. Столько всего, что хочется выплеснуть на другого».

И смотрит на Баллард, съежившуюся на полу.

– Думаю, я начну с тебя.

Но ее терапия заканчивается, и Лени не успевает даже разогреться. Кают‑компанию наполняет неожиданный шум, пронзительный, размеренный, смутно знакомый. Кларк требуется несколько секунд, чтобы вспомнить, что же издает этот звук, а потом она опускает ногу.

В рубке раздается звонок телефона.

Сегодня Дженет Баллард отправляется домой.

Уже полчаса скаф все глубже погружается в полночную тьму. Теперь на мониторе видно, как он огромным распухшим головастиком устраивается в стыковочном агрегате «Биб». Эхом отражаются и умирают звуки механического совокупления. Люк в потолке откидывается.

Замена Баллард спускается по лестнице, уже в гидрокостюме, смотрит вокруг непроницаемыми глазами без зрачков. Перчатки у костюма сняты, рукава расстегнуты до предплечья. Кларк замечает тонкие шрамы, бегущие вдоль запястий, и еле заметно улыбается. Про себя.

«Интересно, а ждет ли там, наверху, еще одна Баллард, на случай, если бы не справилась я?»

Позади, дальше по коридору, с шипением открывается люк. Появляется Дженет, с одним‑единственным чемоданом, уже без костюма и с заплывшим глазом. Она, похоже, собирается что‑то сказать, но останавливается, когда видит вновь прибывшего, смотрит на него какое‑то время, потом едва заметно кивает и забирается в брюхо машины, не произнеся ни слова.

Команда скафа с ними не разговаривает. Никаких приветствий, никакой болтовни, поднимающей моральный дух. Возможно, их проинструктировали на этот счет, а может, они все сообразили сами. Шлюз с гулом захлопывается. Лязгнув на прощание, челнок отваливает от станции.

Кларк пересекает кают‑компанию и смотрит в камеру. Потом протягивает руку за раму, усеянную осколками, и вырывает провод питания из стены.

«Нам это больше не нужно», – думает она, зная, что где‑то там, далеко отсюда, с ней согласились.

Лени и новенький осматривают друг друга мертвыми белыми глазами.

– Я – Лабин, – в конце концов произносит он.

УБОРКА ДОМА

«Итак. Говорят, ты у нас любишь бить людей».

Лабин стоит перед ней, вещмешок лежит у его ног. Славянская внешность; темные волосы, бледная кожа, лицо, выструганное неумелым плотником. Единая густая бровь отбрасывает тень на глаза. Невысокий – около ста восьмидесяти сантиметров, но плотный.

«А ты похож на такого».

Шрамы. Не только на запястьях, но и на лице. Еле заметное паутинное эхо старых травм. Слишком тонкие для умышленного украшения, даже если Лабин имеет склонность к подобного рода забавам, но слишком очевидные для работы восстановителей; медицинские технологии научились стирать подобные следы десятилетия назад. Если только… Если только повреждения не были действительно чудовищными.

«Это так? Что‑то давным‑давно сжевало твое лицо до кости?»

Лабин наклоняется, берет сумку. Скрытые линзами глаза не выдают ничего.

«Я знавала немало людей, которым нравилось бить других. Ты подходишь. Вроде бы».

– Есть разница, какую каюту мне занять? – спрашивает он. Странно слышать, что такой почти приятный голос исходит от такого лица.

Кларк качает головой.

– Моя вторая справа. Бери любую другую.

Он проходит мимо. Кинжалы отражающего стекла выступают по краям дальней стены; расколотый образ новичка исчезает в коридоре за спиной Лени. Она подходит к зазубренной поверхности. «Однажды мне придется здесь убраться…»

Ей нравится, как преобразилось это зеркало после вмешательства Баллард. Каким‑то образом нынешние головоломные отражения казались более творческими. Более импрессионистскими. Теперь же и они начали утомлять ее. Возможно, настала очередь для следующего изменения.