Рифтеры - Питер Уоттс

В первый раз она ставит под вопрос собственные действия. Они не имеют смысла; линзы автоматически компенсируют изменения в уровне окружающего света, постоянно доносят до сетчатки один и тот же оптимальный уровень интенсивности. Зачем жить во тьме, которую даже не воспринимаешь?

Она слегка увеличивает освещение; в каюте становится светлее. Глаза коробит от ярких цветов, выделяющихся на сером фоне. Гидрокс флуоресцирует оранжевым; датчики подмигивают красным, синим и зеленым; ручка на ящике в переборке – маленькое восклицание желтого. Лени уже не помнит, когда в последний раз обращала внимание на цвет; линзы извлекают из темноты даже самые слабые изображения, но весь спектр теряется в процессе. Только сейчас, с зажженным светом, краски вновь властно заявляют о себе.

Ей это не нравится. Здесь они кажутся грубыми и неуместными. Кларк снова вставляет линзы, уменьшает яркость, возвращая обычное мерцание. Переборка затухает до привычного и слабого сине‑пастельного цвета.

«Тем лучше. Заодно не стану слишком беспечной».

Через пару дней «Биб» будет кишеть командой. Кларк не хочет привыкать к тому, что придется выставлять себя напоказ.

РИМ

НЕОТЕНИЧЕСКИЙ[13]

Поначалу оно не походило на человека. Даже не казалось живым. Скорее выглядело как куча грязных тряпок, которую кто‑то бросил у подножия пилона отеля «Камби». Джерри Фишер и не взглянул бы на него лишний раз, если бы поезд наземного метро не просвистел над головой, выбрав правильный момент, и сегментированные полосы света стробоскопами не ударились о землю.

Он пристально взглянул на это. Глаза, сверкающие в тени, поймали его взгляд.

Джерри не сдвинулся с места, пока поезд не скользнул прочь. Мир снова вернулся к грязноватым приглушенным краскам. Тротуар. Полосы кудзу[14] над дорогой, серые и задыхающиеся из‑за постоянных брызг бетонной крошки. От облачных гряд слабо отражались неон и лазеры реклам.

И вот это создание с глазами, куча грязных тряпок, прислонившаяся к столбу. Мальчик.

Маленький мальчик.

Это то, что ты делаешь, когда действительно кого‑то любишь. Так любила говорить Тень. В конце концов, малыш мог здесь умереть.

– С тобой все в порядке? – спросил он наконец.

Куча тряпок слегка сдвинулась и захныкала.

– Не бойся. Я тебе ничего не сделаю.

– Я потерялся, – ответил ребенок очень странным голосом.

Фишер сделал шаг вперед.

– Ты – беженец?

Ближайшая зона для беженцев находилась в ста километрах отсюда и хорошо охранялась, но иногда кто‑нибудь оттуда все‑таки удирал.

Глаза покачнулись из стороны в сторону: нет.

«Хотя что еще он мог сказать? Может, боится, что я отправлю его назад».

– А где ты живешь? – спросил Джерри и наклонился поближе, чтобы услышать ответ.

– В Орландо.

Ни намека на азиатский или индийский акцент. В детстве мать всегда говорила Джерри, что несчастья равнодушны к цвету кожи, но сейчас он уже имел свое мнение на этот счет. Речь мальчика выдавала в нем американца. Не беженец, получается. Значит, скорее всего, его кто‑то будет искать.

Что, на самом деле, было слишком…

«Хватит».

– Орландо, – громко повторил Фишер. – А ты действительно потерялся. Где твои мама и папа?

– В отеле. – Грязная куча отделилась от пилона и подшаркнула ближе. – В «Ванкиэтле».

Слова больше походили на полусвист, словно мальчик говорил сквозь забитые пазухи. Может, у него была эта, как его – Фишер поискал слово – «волчья пасть» или еще что‑нибудь в этом духе.

– В «Ванкиэтле»? А в котором?

Мальчик пожал плечами.

– У тебя часы есть?

– Потерял.

Ты должен помочь ему, сказала Тень.

– В общем, так, слушай. – Фишер потер виски. – Я живу тут, рядом. Можем позвонить оттуда.

«Ванкиэтлов» в нижней части материка было не так много. Полиция ничего не выяснит. А даже если и выяснит, то они не станут обвинять его. Не за это. Что ему было делать? Оставить мальчика, чтобы того разобрали на органы?

– Я – Джерри, – представился Фишер.

– Кевин.

Выглядел парень то ли на девять, то ли на десять лет. В общем, казался достаточно взрослым, чтобы знать, как пользоваться общественным терминалом. Но было в нем что‑то неправильное. Слишком высокий и тощий, он путался в ногах, пока шел. Может, у него было повреждение мозга? Может, он был из тех наномладенцев, с которыми все пошло не так? А может, его мать, беременная, слишком много времени проводила на улице.

Фишер привел Кевина в свою двухкомнатную съемную квартиру. Мальчик рухнул на кровать, даже не спросив разрешения. Джерри проверил холодильник: рутбир. Гость взял стаканчик, нервно улыбнувшись. Фишер сел рядом с ним и успокаивающе положил руку ему на колено.

Лицо парня окаменело, всякое выражение исчезло с него, словно из бродяги вытащили пробку.

«Давай», – сказала Тень. Он ведь не жалуется?

Одежда Кевина была нечистой. Запекшаяся грязь облепила штаны. Фишер принялся отколупывать ее.

– Тебе надо снять все это. Помыться. Душ тут работает только по четным дням, но можно обтереть тело губкой…

Кевин просто сидел, не двигаясь. Одна рука обхватила стаканчик, костлявые пальцы вонзились в пластик; другая неподвижно лежала на кровати.

Фишер улыбнулся:

– Все в порядке. Это то, что ты делаешь, когда действительно…

Мальчик уставился в пол, дрожа.

Джерри нашел молнию на ширинке, потянул. Нежно нажал.

– Все хорошо. Все в порядке. Не волнуйся.

Кевина перестало трясти. Он посмотрел вверх.

И улыбнулся.

– Тут не мне надо беспокоиться, урод, – произнес он свистящим детским голосом.

Удар отбросил Фишера на пол. Неожиданно для себя он уставился в потолок, пальцы дергались на концах рук, которые волшебным образом превратились в мертвый груз. Вся его нервная система светилась ажурным узором утопленных в плоть проводов под высоким напряжением.

Мочевой пузырь расслабился. Влажная теплота растеклась от промежности.

Кевин переступил через него и посмотрел вниз, всякий намек на неуклюжесть исчез из его движений. В одной руке он держал пластиковый стакан, в другой – электрошокер.

Неторопливо и демонстративно мальчик перевернул стакан. Фишер смотрел за тем, как жидкость змеей потекла вниз, словно ненамеренно, и разлилась по его лицу. Глаза защипало: от потока слабой кислоты бродяга превратился в костистое размытое пятно. Джерри попытался моргнуть, потом еще раз, и наконец ему это удалось.

Одна из ног Кевина согнулась в колене.

– Джеральд Фишер, вы арестованы…

Нога распрямилась. В боку Фишера комом взорвалась боль.