Из глубины - Игнатий Александрович Белозерцев

class="p1">Когда их пишут собственною кровью.

Пути другого не было и нет,

Но он придёт, он явится – Поэт!

Поэтов узнают по чудесам

Играть в слова – не значит быть поэтом.

Поэтов узнают по чудесам.

Зажги снега и опьяни рассветом,

Дай воздуха забытым парусам.

Бренчи на струнах ямба и хорея

Иль просто чушь задорную неси,

Но так, чтоб сердце торкнулось сильнее,

Для жизни новой душу воскреси.

Чтобы она царевною из сказки

От слов очнулась, полная мечты.

Чтоб заиграли радостные краски.

Тогда поэт, тогда художник ты.

За полёт души

Я видел бабочку у пламени свечи.

Напрасны доводы. Любуйся и молчи.

Вот наша участь: до скончанья лет

Поэты – бабочки, летящие на свет.

Не с теми мы, кто в темноте, в тиши.

Полней бокалы. За полёт души!

Явись!

В годину тяжких испытаний,

Испепеляющих сердца,

Являл господь Руси певца,

И утихала боль страданий.

Полки славянские разбиты.

Плач Ярославны на стене

Понятен болью всей стране,

И с половцами будут квиты.

Мамай с ордою свирепеет,

Но Сергий льет молитвы свет,

И выезжает Пересвет

На бой открытый с Челубеем.

Кровавой распре нет предела,

Но пел Есенин на Руси:

«О душу, Господи, спаси!»

И темная душа светлела.

И танками растерзана

Была моя страна,

Но пела Русь свободная,

И «ярость благородная

Вскипала, как волна».

От боли – чувства на защелку,

Но всходит Дудина звезда,

И соловей его тогда

В кустах сиреневых защелкал.

Недавние года летели,

Пора застоем названа,

Но пела песни вся страна,

Я подтверждаю, пели, пели!

Проблемы с водкой и сырами,

В очередях, как в страшном сне,

Но слышен Вознесенский: «Не

Троньте музыку руками!»

Водой живительной в пустыне

Для душ поэзия была,

И в лихолетия цвела

Цветком пленительным, а ныне?

И глух, и скучен финиш века.

Кричат и теле, и кино,

И диски лазерные, но —

Все меньше, меньше Человека.

И я, несчастье видя это,

К светилам руки заломя,

Молю: «О, Русская земля!

Яви, яви скорей поэта!»

Пустынным зноем дышит высь.

Мамона властвует умами.

Скудеет дух, тускнеет пламя.

И я шепчу: «Явись! Явись!

Как солнце Пушкина взошло

В террора годы роковые,

Так ты с униженной России

Сними молчания клеймо!»

Памятник поэту

Наденьте шапку на Рубцова.

Позёмка. Холодно ему!

При жизни мёрз и в бронзе снова.

Нам это видеть ни к чему!

Многопудовым истуканом

Застыл у Вологды-реки.

Не пожалели, скажем прямо,

Ему металла земляки.

До слёз знакомые приметы:

Пальтишко, шарфик, чемодан…

Но разве суть поэта в этом?

Ему был дух могучий дан!

Он знаменит не тем, что в ссоре

Крещенской ночью был убит,

Хоть правда в том, что это горе

Нас всех особенно роднит.

Не тем, чего обыкновенней,

Любил моря и корабли,

А тем, что Пушкин и Есенин

В нём продолжение нашли.

Ему бы памятник в столице!

Ему ли мёрзнуть в тишине?!

Пусть светлым отроком он мчится

На легкокрылом скакуне!

Нет многотомных сочинений,

Но есть любви волшебный дар.

Рубцов – гонимый русский гений,

Но ждёт его Тверской бульвар!

Поэзии ручьи

Туда, где мама с папой веселы,

И дни, и ночи радостно светлы,

Где в поле ржи высокой – васильки,

А омуты на речке глубоки,

Где жаворонок в вышине поёт

И бесконечен жизни хоровод,

Где мы с тобой от ветра и лучей,

А поцелуи солнца горячей.

Туда, туда, где от судьбы ключи,

Умчат меня поэзии ручьи!

Прошу друзей

Светлой памяти поэтаНиколая Рубцова.

Прошу друзей меня не помнить жертвою.

Я был поэтом и погиб бойцом!

И вам дрожать по жизни не советую.

Пугают часто нас и финкой, и свинцом…

Но без конца твердить об этом стоит ли?

Да, я бывал и пьян, и груб, и тих…

Но если вы вниманьем удостоили,

То вот мой труд, мой крест, мой путь – мой стих!

В нём всё, что знал, душой моей измерено.

Я об одном хотел бы вас просить,

Чтоб книжка не была моя затеряна,

Об остальном вы можете забыть!

Пустынник

Себя услышать – это трудно.

Приятней хором подпевать

И спать духовно беспробудно,

От телевизора – в кровать.

В лесной глуши трудился Яшин

На склоне дней, на склоне лет,

Чтоб стать поэтом настоящим.

Пути другого просто нет!

Как он – пустынник одинокий —

Пройду ли я пески Сахар,

Чтоб отыскать родник глубокий,

Как он нашел, как он искал?!

Поэт-юродивый

Хоть я без шляпы и штиблет,

Но сожалений нет.

Всегда и нищ, и гол поэт —

Юродивый поэт.

А вы дрожите за кусок

До гробовых досок.

Вот и ушли водой в песок

Талант и жизни сок.

Достаток есть, а счастья нет,

Поэты, драмы нет.

В лохмотья жалкие одет,

Но светится поэт.

В душе его затмений нет.

Пусть в рубище из бед,

Но он богаче вас, поэт —

Юродивый поэт.

Но и о вас, сомнений нет,

Увидит надпись свет:

«В душе был истинный поэт,

И прожил как поэт».

Село асфальтом тянется к парому

Село асфальтом тянется к парому.

Ещё чуть-чуть, и вот оно – шоссе!

И заживёт деревня по-другому,

По-новому, с удобствами, как все.

Такси, предприниматели, туристы,

Матрёшки, лапти, зыбки, короба…

Нальют тебе по двести и по триста.

Гостиница – старинная изба.

Божница, лавки, низкое оконце

И на стене черёмух кружева.

Влезай на печь (когда ещё придётся?!),

Жива избушка! И земля жива!

И храм у речки, это непременно,

Воссоздадут – колокола, кресты…

Всё здорово, гламурно, современно!

Но, Русь Святая, разве в этом ты?!

Как дорого обходится известность!

Повытопчут рубцовский уголок.

А он хотел, чтобы вот эту местность

«Хотя б вокзальный дым не заволок».

На речке Толшма

На речке Толшма музыка и смех.

В селе Никольском нынче День Коровы.

А я, сбежав от праздничных утех,

Пошёл гулять на улицу Рубцова.

Навстречу стадо тучное идёт,

И все бурёнки, чувствуется, рады.

Вручает губернатор каждый год

За масло вологодское награды.

В избе старинной, где сейчас музей,

Я записал, уж пусть простит