Политическая наука № 2 / 2010 г. Экология и политика - Дмитрий Ефременко

Вместе с тем сторонники экосоциализма считают возможным появление на основе «сообществ сопротивления» партии «новейшего» типа, отличающейся как от буржуазных партий (включая зеленых, которые предлагают лишь реформистский путь), так и от лишенной внутренней демократии партии-авангарда, скроенной по ленинским рецептам. Такая партия может быть рекрутирована из активистов антиглобалистского движения и сочувствующих. При этом она должна избегать доминирования одной из фракций, используя принцип регулярной ротации партийного руководства и допуская свободу дискуссий.

Экосоциалисты нередко дистанцируются от зеленых, несмотря на то что программа зеленых в ФРГ и некоторых других европейских странах формировалась под сильным влиянием марксистских идей о необходимости изменения социальной организации, основанной на несправедливых иерархических отношениях господства как предпосылки решения экологических проблем. Экосоциалисты выступают с критикой зеленых также и в том плане, что последние фактически представляют лишь региональные интересы, в основном европейские. С точки зрения экосоциализма должны быть сделаны реальные шаги в борьбе против расизма, который имеет и экологический аспект. Экосоциализм, таким образом, позиционирует себя как международное движение, разделяющее принципы экологической справедливости и солидарности с радикальными социальными и национальными движениями в развивающихся странах (например, с мексиканскими сапатистами).

Дж. О’Коннор, один из ведущих теоретиков этого направления, следующим образом характеризует основные программные установки экосоциализма и близких к нему течений антиглобализма: «…бедность может быть уничтожена в считаные месяцы при наличии политической воли, а также экономических и экологических ресурсов. Первый шаг – сделать уничтожение бедности важнейшей задачей международной политики. Второй шаг – ассигновать на ее решение несколько миллиардов долларов из Всемирного банка, МВФ, банка регионального развития и других источников. Третий шаг – использовать эти средства не для развития человеческого капитала или другого вида капитала, а для строительства с применением локальной биомассы домов, школ и прочего; для хорошей оплаты медицинского обслуживания, школьного образования… Далее, отбирать инвестиционные проекты не для минимизации экологического ущерба на локальном или региональном уровне, но для максимизации таких ценностей, как экология, самоуправление, культура, здравоохранение и т.д.: просто полное изменение существующих капиталистических ценностей и критериев инвестирования. Не “безопасная пища”, но “питательная пища”. Не “адекватное жилье”, но “превосходное жилье”. Не “массовый транспорт”, но “общественный транспорт различных видов, пользование которым доставляет удовольствие”. Очевидно, не “химизированное” сельское хозяйство, а “свободная от пестицидов агрономия”. Не “пищевые монополии”, но “глобальное распределение от фермы к рынку”» [O’Connor, 2001, p. 1]. Невозможность осуществить эти преобразования обусловлена капиталистическим господством, имеющим глобальный характер. Усилия, соответственно, должны быть направлены на революционное преодоление этого господства в глобальном масштабе. В этой связи становится неизбежной активизация борьбы против системы глобального капитализма, причем острота противостояния будет усиливаться с обеих сторон [Kovel, 2002, p. 236].

Отношения собственности в условиях экосоциализма, как это характерно для марксистских теорий, должны характеризоваться приматом общественной собственности, управление которой позволит решить проблемы социальной справедливости и обеспечить оптимальный баланс между природой и обществом. Однако, учитывая глобальный характер экологических проблем, возникнет необходимость в управлении общественной собственностью и на глобальном уровне. При этом речь не идет о превращении самой планеты в коллективную собственность человечества, о чем писал еще К. Маркс в третьем томе «Капитала» [Маркс, Энгельс, 1962, с. 776]. Земля должна рассматриваться как узуфрукт, объект, на разумное пользование плодами которого все, в том числе будущие поколения, имеют равные права. Экосоциализм, в сущности, должен выступить организационной формой метаболизма между природой и человечеством как свободной ассоциацией трудящихся. В то же время экосоциализм должен избежать роковой ошибки социализма советского образца, в условиях которого верховным собственником выступало государство, а отчуждение общества от собственности в некоторых отношениях было более сильным, чем в условиях капиталистического господства.

По отношению к основному массиву политических сил, придерживающихся коммунистической идеологии или других версий революционного марксизма, экосоциализм занимает скорее маргинальное положение. Однако его появление в составе движения антиглобализма свидетельствует о том, что идеи устойчивого развития не позволяют предложить эффективного решения комплекса проблем, обусловленных взаимосвязью экологического кризиса и социальных процессов. Причем здесь можно говорить о разочаровании как конкретными политическими решениями, так и концептуальным подходом устойчивого развития.

В сущности, разочаровавшись в идеях устойчивого развития, экосоциализм предлагает искать решение взаимосвязанных проблем окружающей среды и социальной справедливости при помощи очередной модернизации социальной теории, возникшей более полутора веков назад. В то же время голос экосоциализма – лишь один из многих протестных голосов антиглобалистского хора. К нему, в частности, присоединяются голоса сторонников движения за экологическую справедливость.

Движение за экологическую справедливость получило наибольшее развитие в США, где оно служит выражением специфических интересов малообеспеченных групп, аборигенов, этнических и расовых меньшинств. Экологическая справедливость в данном случае выступает как одно из измерений социальной справедливости, поскольку расселение малообеспеченных групп и представителей этнических меньшинств в экологически неблагоприятных зонах имеет социально-экономические причины. Дальнейшая концентрация в этих зонах опасных для здоровья и окружающей среды производств выступает некой формой положительной обратной связи, усугубляющей уже существующие проявления социального неравенства.

Движение за экологическую справедливость, как правило, дистанцируется от других направлений и акторов борьбы за сохранение окружающей среды, подчеркивая, в частности, свой антропоцентристский характер и стремление поставить в центр своей активности гражданские права. Политизация движения за экологическую справедливость становится отражением комплексной взаимосвязи с борьбой за равноправие в других важных аспектах существования соответствующих групп и меньшинств. Движение за экологическую справедливость претендует на возрождение традиций движения за гражданские права периода 1960-х годов, подчеркивая свой характер «инициативы снизу». Его представители заявляют о формировании нового эколого-политического дискурса, отличного от того, что формируется научным сообществом, институтами административного управления, промышленными корпорациями или бизнесом [Bullard, 2005, p. 435]. В этом дискурсе связь между социальным развитием и экологическими проблемами еще больше радикализуется, поскольку основное внимание активисты движения уделяют разоблачению дискриминации меньшинств и несправедливости по отношению к наименее социально защищенным слоям населения, имплицитно присутствующей во многих управленческих и политических решениях по проблемам окружающей среды. На первом плане здесь оказываются взаимосвязанные требования процедурной, географической и социальной справедливости.

Процедурная справедливость заключается в том, что применяемые правительственными органами критерии экспертной оценки, регулирования и принятия решений должны быть недискриминационными и равными для всех. Географическая справедливость означает, что решения должны приниматься с учетом пространственной локализации тех или иных групп населения, их близости к промышленному объекту или территории, использование которых может иметь неблагоприятное экологическое воздействие. Принцип социальной справедливости фокусирует внимание на проявлениях фактической дискриминации по признаку расы, этнической принадлежности, стиля жизни и т.д., которые имеют место в процессе принятия решений по экологической проблематике. Несоответствие этим требованиям позволяет выявить ряд фактов, которые активисты движения за экологическую справедливость характеризуют как скрытый апартеид в таких областях, как городское планирование, индустриальное развитие, землепользование и т.д. Сторонники движения за экологическую справедливость выявляют и обобщают подобные факты в современной практике управления, которые они характеризуют как институциональный расизм [Bullard, 2005, p. 439].