Гавань моего сердца - Анна Матир

Я собрала пустые миски. Мои руки дрожали – я все еще кипятилась по поводу Миранды. Затем я отправилась в кухню.

– Миссис Фор, мне понадобится…

Боковым зрением я уловила движение и обернулась. Позади, в конце коридора, суетилась Миранда, снимая старенькие варежки. У нее стучали зубы от холода. Сняв наконец рукавицы, Миранда сунула их в карман пальто и метнула на меня быстрый взгляд. Затем она села и придвинула к себе миску овсянки, которую миссис Фор едва успела поставить на стол.

Я улыбнулась горничной, не разжимая губ:

– Рада видеть тебя сегодня утром, Миранда.

Она вздернула голову. Ложка застыла в воздухе.

– Я не опоздала.

– Я об этом и не говорила. Просто я… удивлена, что ты пришла.

Миранда прищурилась:

– Почему?

Я пожала плечом.

– После нашего субботнего разговора я не совсем понимала, что ты будешь делать дальше.

Ее ложка со стуком легла на стол.

– Вы думали, я уволюсь? – Миранда покачала головой. – Вы ведь ничего обо мне не знаете.

– Мисс Силсби, – обратилась ко мне, войдя в кухню, Виола.

Она выглядела свежей и энергичной.

– Называй меня просто Сэди, – ответила я.

Юное лицо Виолы просияло от восторга, словно я протянула ей блюдо с золотыми слитками. Она действительно была очень молодой. Интересно, казалась ли я такой же Хейзел, когда впервые вышла на работу в качестве ее помощницы? И если буйная, горячая молодость Виолы так глубоко поразила даже меня, то что испытывали миссис Фор и Миранда при виде этих медовых кудрей и огромных глаз?

Я прочистила горло и сказала:

– Миранда, миссис Фор, знакомьтесь. Это Виола Браун, моя новая помощница.

Миссис Фор охнула. Миранда хмыкнула. Все было именно так, как я и ожидала.

Я пожала Виоле руку, моля Господа о том, чтобы с ней было работать легче, чем с Мирандой, и чтобы вскоре я смогла считать ее близким другом.

В полдень следующего дня дети вернулись из школы, и после того как Лили Бет проглотила кусок хлеба, я тут же одела ее потеплее. Заботу об остальных я предоставила Виоле – ей нужно было научиться обходиться без меня.

Хейзел не одобряла моего желания отвести Лили Бет к доктору Лоусону, но я должна была использовать любой шанс. Мне необходимо было узнать, можно ли излечить ее косоглазие. О деньгах за консультацию я позабочусь позже.

Подпрыгивая и напевая, мы с Лили Бет добрались до угла здания, в котором работал доктор Лоусон. По совместительству это здание было также его домом. Огромное округлое крыльцо с башенками из песчаника заставило меня подумать о сказочном дворце. В шаге от ступеней Лили Бет остановилась и попятилась. Я присела на корточки и обняла ее за крохотную талию.

– Доктор Лоусон просто хочет познакомиться с тобой, моя пчелка. Он очень хороший человек. Обещаю, что он тебя не обидит.

Я повела девочку за собой. Лили Бет не сопротивлялась. Но на ее ангельском личике появилась такая печаль, что мне и самой стало не по себе.

Мы вошли через высокие двери, которые вели прямо в комнаты, где доктор Лоусон обследовал пациентов. В крохотной передней мы сняли пальто и приготовились ждать. Но тут же открылись внутренние двери и доктор Лоусон пригласил нас в смотровой кабинет.

Он поднял Лили Бет и усадил ее на стол.

– Как дела, маленькая леди?

Взгляд девочки смягчился, удрученность исчезла.

Разговаривая с Лили Бет, доктор Лоусон внимательно осмотрел девочку – уши, нос, горло – и глаза. Закончив обследование, он распахнул двери, которые вели в его личные помещения.

– Миссис Лоусон! – позвал он. – У меня тут пациентка, которой срочно необходим хлеб с джемом.

В дверях бесшумно появилась Гвен Лоусон. Ее мягкое оживленное лицо сияло, излучая радость, когда она протянула руку Лили Бет. Стройная и элегантная, в свои сорок с небольшим – по крайней мере, так мне казалось, – миссис Лоусон выглядела гораздо моложе своих лет. Почему у них с доктором не было детей? Интересовался ли кто-нибудь, хотели бы они принять в свою семью кого-то из наших малышей?

Доктор Лоусон прикрыл двери, и Гвен Лоусон с Лили Бет остались в другой комнате, а я погрузилась в размышления.

– Она абсолютно здорова, – обратился ко мне доктор.

– Спасибо, – кивнула я. – Но меня интересует ее косоглазие.

– Оно не влияет на зрение.

– Я понимаю. Но не полагаете ли вы, что лучше все-таки исправить косоглазие? Возможно ли это вообще?

– Я бы отвез ее в Филадельфию и обратился к специалисту. Если проблема серьезная, может потребоваться хирургическое вмешательство. Но чаще всего детям в таком возрасте можно исправить зрение и с помощью очков.

У меня оборвалось сердце. У нас не было средств на поездку в Филадельфию и на консультацию специалиста. Хейзел пыталась мне об этом сказать, но я ее не послушала. Если Лили Бет можно помочь, я должна найти деньги. Как я могла сделать для нее меньше, чем было сделано для меня?

Доктор Лоусон пригладил седые волосы и, откашлявшись, продолжил:

– Позвольте мне кое с кем проконсультироваться, обратиться к знакомым. Посмотрим, что мне удастся сделать. Пока не могу ничего обещать, но не стоит отчаиваться. Может быть, мы сможем помочь девочке.

Я пожала доктору Лоусону руку и ответила на его воодушевляющую улыбку. Затем я отправилась за Лили Бет. Пока что ей незачем знать о нашем разговоре. Она была вполне удовлетворена тем, что имела. Но я хотела, чтобы она обрела то, о чем пока что даже не представляла. Например, глаза, над которыми никто не будет подшучивать и которые не отпугнут потенциальных приемных родителей.

Лили Бет верила, что мама скоро за ней вернется, я же не питала подобных иллюзий. Если бы мы не позаботились об этом ребенке, она очутилась бы на улице. Я не могла позволить этому случиться.

Я села обедать с миссис Фор, Виолой и Мирандой, как это обыкновенно делала Хейзел. Миранда задумчиво уставилась на меня поверх ложки. Но, несмотря на ее неприязнь ко мне, я не могла упрекнуть ее в недобросовестности. Прихлебывая бульон, я мысленно поблагодарила Господа за то, что могла выполнять уже знакомые мне обязанности.

– Полки в погребе пустеют. Я все еще жду Блэйна, – прервала непрерывный щебет Виолы миссис Фор.

Девушка уставилась на кухарку. Затем оглядела всех, кто сидел за столом, прежде чем к ней вернулся дар речи.

– А кто такой Блэйн?

Я вздрогнула, пододвинула тарелку с горячим бульоном поближе к себе и поднесла ложку ко рту. Скоро ли упоминание его имени перестанет отрывать по куску от моего и без того израненного сердца? Сегодня я не могла больше проглотить ни крошки. Ложка упала в тарелку.

– Не нравится? – заносчиво спросила Миранда.

Я перевела взгляд на миссис Фор, но запнулась, увидев немой вопрос в ее глазах.

– Отнюдь. Бульон очень вкусный, как всегда. Отличное блюдо для столь морозного дня, – сказала я и тут же вонзила зубы в кусок хлеба, желая оправдать свое молчание.

Миранда прищурилась, и ее взгляд скользнул по растерянному лицу Виолы.

– Кто такой Блэйн? – спросила Виола снова, на этот раз дергая миссис Фор за рукав.

– Тише, милая, – потрепала та ее по руке, продолжая глядеть на меня.

Я вытерла губы салфеткой, отодвинула стул и встала из-за стола. Скоро мне придется рассказать миссис Фор правду. Но сейчас я должна подготовить финансовый отчет для попечительского совета, да и детали визита представителя Общества помощи детям Пенсильвании были пока что не ясны. У меня не было сил на объяснения, как и на личную жизнь. На следующей неделе я постараюсь во что бы то ни стало избегать враждебности Миранды и любопытства миссис Фор.

В доме воцарилась тишина, лишь в одной из комнат слышался шорох – Виола писала письма. Я раскрыла книгу и положила перед собой на стол несколько чистых листов. Затем я уставилась на цифры, которыми была испещрена страница «Расходы». Все, что мне было нужно, – научиться разбираться в них так, как это делают остальные. Все ученики в нашем классе с легкостью складывали, вычитали, умножали и делили. Все, кроме меня. Я держала пальцы на колене, пересчитывая каждую цифру в каждой операции. Это занимало гораздо больше времени, но я справлялась.

Матушка Рэмси всегда помогала мне с математикой, еще задолго до того, как приняла меня в свою семью. Она каждый вечер входила в нашу гостиную, и ее нежный голос прогонял прочь мое смятение, пока мы совместно преодолевали арифметические трудности. Матушка Рэмси никогда не называла меня тупицей, как это делали мои одноклассники. Она никогда не хмурилась, как мой учитель. Нет, матушка Рэмси улыбалась и объясняла, объясняла и улыбалась. Наконец она научила меня считать на пальцах и проводила черту на странице каждый раз, когда счет доходил до десяти. В конце концов я смогла считать десятки и давать правильный ответ.

Иногда.

Я пробежала глазами по стопке чеков, каждый из которых неизменно заканчивался суммой в долларах, и охнула. Нужно будет обязательно следовать примеру Хейзел и подбивать итоги еженедельно, иначе мне вовек не справиться с этими цифрами. Я и так уже позволила всему этому зайти слишком далеко. Колонка растянулась до середины страницы.