На небо сразу не попасть (Нельзя сразу на небо) - Вильчур Яцек

Сегодня сбежал из заключения гость, который был в поле зрения особого суда. Когда его провели в камеру хранения для улаживания формальностей, огн воспользовался невниманием урядника камеры хранения, вошёл в строение администрации и оттуда по водосточной трубе спустился на внутренний дворик быцирка.

В наказание уволили со службы двух стражников, а урядник канцелярии должен ответить передж немецким судом. Теперь, если кого-то из нас вызывают в тюремную канцелярию, то его сопровождает стражник с пистолетом.

Сноски:

————

[41] Какая говорящая фамилия.

[42] В польском языке именно такую форму приобретает фамилия, которая для женщины является не её собственной, а фамилией мужа.

[43] Здесь использована сокращённо-приятельская форма имени, характерная для русского языка. В польском же языке имя Чесек (полное) в сокращённой форме звучит как Чесё, что трудно воспринимать русскоязычному читателю.

[44] Сейчас (2011) им.Академика Романа Кучера.

[45] Томашув Любельский – город в нынешней Польше, на юге Люблинского воеводства . Находится на линии Львов – Жолква – Рава Русская – Белжец – Томашув Любельский, в довольно насыщенной концлагерями местности. Неясно, почему автор выбрал для своего рассказа такую странную точку привязки – возможно, в тот момент этот город имел важное значение либо же был конечной точкой для поезда, о котором говорится далее в сюжете.

3 сентября

Сегодня меня вызвали в камеру хранения, где меня ждал служащий полиции безопасности. Спросил меня, удалось ли мне уже привыкнуть к тюремным нарам («wiktu»), а также намерен ли я оттуда освободиться. Приказывал мне предоставить фамилии лиц, которые подстрекали нас сливать бензин. Когда я ответил, что таких лиц никогда не было, немец ударил меня по лицу и приказал вернуть в камеру.

6 сентября

Комендатура тюрьмы, желая воспрепятствовать нам выстреливать на свободу записки при помощи строп, повесила с внутренней стороны окон сетку с маленькими ячейками. Через два дня в камере был уже новый способ выбрасывания записок. Комендант Борецкий сказал отщепить кусок ножки от кровати. Для маскировки мы откололи дерево от внутренней стороны кровати так, что спереди ничего видно не было. Из куска дерева и смазанного жиром шнура сделали лук, а из узких деревянных щепок – стрелы. Для утяжеления стрел используются гвозди или навитая проволока. Вокруг такой стрелы привязывается записка, сама деревяшка высовывается через ячейку сетки и вкладывается в лук. Стрела перелетает через палисадник («ogrodek warzywny» – возможно, растительный сад, овощной огород? – От переводчика ), стену и приземляется на ул. Яховича.

Стрелять можно только тогда,когда нет встречного ветра. Одна стрела уже приземлилась в палисаднике, и было по этому поводу много неприятностей. Начальник тюрьмы устроил обыск, а стражники тщательно обыскали всю камеру. Распороли даже все соломенные матрасы («sienniki»), но ни лук, ни стрелы найдены не были.

Теперьнадо быть очень осторожными, потому что начальник объявило, что в случае перехвата стрелы заключённые будут переведены в разные камеры.

14 сентября

Сегодняшний день был мрачным для нашей камеры. За полчаса до разноса котлов с супом приехали фургоны с эсэсовцами. Начальник тюрьмы взял список имён и ходил по камерам. Вместе с ним ходил эсэсовец. Когда в коридорах закончилось движениеи мы думали,ч то это уже всё на сегодня, двери камеры открылись и в них встал начальник. Со списка, который он нёс в руке, прочитал фамилию самого младшего заключённого нашей камеры – одиннадцатилетнего Гжеся. Ему приказали забрать все вещи, но Гжесь сказал, что так, куда он идёт, ему ничего не понадобится. Вообще он не спешил и раздал знакомым одеяло, миску и бельё.

Когда он уже вышел и двери за ним заперли, в камере поднялся шум. До этого мыне знали, за что на самом деле Гжесь сидел. Мы были уверены, что за вагоны, поскольку Гжесь был известен среди вагонарей нашей камеры. И лишь сейчас кто-то, кто знал дело Гжеся, рассказал, как обстояло дело.

Итак, как-то раз Гжесь, идя по рельсам, нашёл малюсенький пистолетик, похожий на дамский. Гжесь поднял пистолетик с земли и носил с собой. Несколько дней спустя, во время заскока на вагон с пшеницей его поймали. Когда баншуцы во время обыска нашли у него оружие, то уведомили Гестапо. Адвокат, которого наняли родители Гжеся, с самого начала говорил, что дело нехорошее. Несмотря на это родители Гжеся вкачивали в гестаповцев огромные деньги, чтобы вырвать пацана. В последний раз сказали ему в записке, чтобы был готов к наихудшему, потому что ничего не удалось заладить.

С того дня Гжеся было в камере не слышно. Лежал целыми днями на своём сеннике и ничто его не трогало. Не съедал даже своей пайки хлеба. Чувствовал, что дела его плохи, но об этом не говорил никому из знакомых, кроме одного.

Через несколько минут после отбытия эсэсовского фургона нам в камеру принесли суп. Стражник, который следил за раздачей супа, сказал коменданту камеры, что у заключённых сейчас во дворе отобрали посуду им одеяла, потом приказали им раздеваться до белья и впихнули в машину.

Стражник говорил, что из заключённых только один Гжесь плакал и просил присутствующих во дворе стражников сообщить семье.

20 сентября

В тюрьме с нами вместе сидят украинцы, и бьют их так же, как и нас. Например, Николай Сыцай является националистом, но, несмотря на это, во время тринадцатимесячного следствия был избиваем несколько десятков раз. Ему выбили пару зубов, сломали обе руки, отбили почки. Николай уже не верит немцам. Он бледен лицом, говорит очень тихо и только о еде.

Николай говорит нам, что пойдёт на пески, потому что у него дело, связанное с оружием. Брат Николая был в украинской полиции и они вдвоём убили человека. Николай утверждал,что били палками, но немцы нашли в теле убитого несколько дыр от пистолетных пуль.

23 сентября

Сегодня студент-заключённый ударил в лицо стражника, который ему сказал «курва твоя мать».Заключённого поместили в карцер, а после этого стражники пошли его бить. Пошмецюх («Posmieciuch» – фамилия, видимо? – От переводчика ) сказал, что студента расквасили «на аминь». Его уже даже не возвращали в камеру, а лишь сразу отвезли в госпиталь.

Начальник тюрьмы сказал, что в тюрьме стражник всегда прав, а вместо Святого Письма существует свод тюремных правил. Нам дали понять, что за вяканье в ответ стражнику заключённый пойдёт в карцер и получит 25 плетей по голой заднице. Заключённый, который ударит стражника, будет списан на транспорт в концлагерь.

Теперь уже, наверное, никто из заключённый не ударит стражника.

1 октября

Сегодня, как обычно, вывели нас на прогулку по цементовому тюремному двору. Мы сделали уже пятый или шестой круг, когда из тюремной канцелярии вышло во двор двое людей. Один – работник администрации, а второй – в чёрном мундире украинского полицейского. Гражданский держал в руке какую-то карточку и громко вызвал меня по фамилии. Я был уверен, что это уже конец. Видимо, полицейский особый суд вынес приговор и прислали украинца, чтобы меня забрать. Комендант камеры задержал голову гуляющей колонны и спросил меня, почему я не выхожу. Я сказал, что не спешу на пески. В ответ на это подошёл украинский полицейский и сказал мне, смеясь, что принёс для меня освобождение. Я ему не верил, потому что кто ж видел полицейского в чёрном мундире, приносящего освобождение?

В камере хранения тщательно проверили мою личность, и начальник вытащил из него большой бумажный кулёк, на которой чернилами была написана моя фамилия. Высыпал содержимое кулька на стол и приказал мне впомнить, всё ли это, что у меня было в день ареста. Мне отдали портфель с фотографиями отца и Юлика, молитвенные книжечки электрическую лампочку. Начальник тюрьмы спросил меня, нет ли у меня замечаний насчёт состояния моих вещей, сданных на хранение.

Глупый же вопрос! А если бы были, то как бы это мне помогло?