Формула смерти. Издание третье, исправленное и дополненное - Евгений Черносвитов

Итак, Нина Николаевна была еще молодой цветущей женщиной, без признаков какого-либо заболевания, когда Вера Дмитриевна, вдруг мне позвонила и сказала, что «Нина Николаевна скоро умрет, ибо я чую ее смерть!» И надо же такому случиться! Когда мы разговаривали по телефону с Верой Дмитриевной, Нина Николаевна, позвонила в это самое время Вере Дмитриевне. Телефоны наши соединились! Нина Николаевна все слышала о своей скорой смерти! Она вмешалась в наш разговор, мы поговорили о предчувствиях, о жизни и смерти, посмеялись о «шутке КГБ, соединившей наши телефоны», и положили трубки. На другой день Нину Николаевну нашли мертвой в своей постели. Она умерла во сне. Судебно-медицинское вскрытие трупа Нины Николаевны, не выявив у нее никаких признаков насильственной смерти и болезней, вынуждено было констатировать острую сердечно-сосудистую недостаточность. Смертельный приступ случился во сне. Нина Николаевна, скорее всего так и не узнала, что она умерла.

Вера Дмитриевна сама пошла в прокуратуру, прихватив меня с собой, где мы подробно рассказали о нашем необычном (по форме и содержанию) телефонном разговоре. Владимир Евгеньевич Рожнов, привлеченный следователем в качестве эксперта, дал заключение, что наш телефонный разговор «никак не мог повлиять на психическое состояние умершей, и не имеет никакого отношения к ее смерти». Рожнов была тогда авторитетным судебным психиатром – экспертом института им. Сербского, и часто давал оценку психическим состояниям убийц, насильников и жертв, особенно, когда был какой-нибудь намек на применение к жертве суггестии (внушения).

Еще я знал одного, весьма своеобразного человечка с очень необычной судьбой и даром чуять смерть. Я познакомился с ним, когда работал начальником психиатрической службы Центрального госпиталя МВД СССР. Я об этом написал книгу, которую собирался опубликовать и даже напечатал на своей обложке анонс, «Наш современник». Книга в журнальном варианте называлась: «Кремлевская элита глазами психиатра». Дело в том, что у меня лечились почти все члены семьи Брежнева и других важных партийных и государственных деятелей. Раз в год проходили диспансеризацию все министры внутренних дел республик СССР… Но, реклама-анонс – одно дело, а публикация книги – другое! Короче, журнал публиковать мою книгу побоялся. Я имею пространное письмо от главного редактора Куняева, где он объясняет, почему отказывается публиковать мою рукопись: «Засудят или замочат!».

Так вот, однажды, работая психиатром в ЦГ МВД СССР, я получил срочный вызов в гематологическое отделение. Психиатра вызывали срочно, только, когда в отделении у кого-нибудь из пациентов начинался психоз. Прихожу я в отделение и вижу такую картину. Стоит босиком у двери ординаторской маленький мужичек, и держит в руке два столовых ножа, тыкая поочередно ими в сторону кучки больных и сотрудников, которые пытаются к нему подойти. А пациенты в этом госпитале – каждый второй имеет черный пояс карате или является мастером по дзюдо. Однако, отобрать ножи у мужичка ни у кого не получается. А у того – пена изо рта, стеклянные глаза. Он выкрикивает какие-то угрожающие, непонятные слова («замочу!» – он точно, не говорил). Меня быстро вводят в курс дела. Оказывается, мужичку в столовой во время завтрака положили ложку, у которой на конце ручки была просверлена дырка. Я уже знал, что так метят столовые приборы в лагерях «опущенным» (то есть, гомосексуалистам, которых используют заключенные в качестве «женщин»). Страшное оскорбление для сотрудника МВД! Как попала эта ложка в госпиталь, мы так и не узнали. К мужичку она точно попала случайно.

Не буду раскрывать профессиональные секреты, как мне удалось быстро привести невинно оскорбленного пациента в порядок. Когда толпа разошлась, я пригласил его к себе в кабинет. Мужичку (имя его я не помню) недавно исполнилось шестьдесят лет, хотя выглядел он не старше сорока и его направили в госпиталь для проведения полной медицинской комиссии, перед тем, как отправить на пенсию. Был он совершенно здоров и полон сил, только вот уж очень странный. В его истории болезни были подробно описаны эти странности, и назначена плановая консультация психиатра. Лечащий врач хотел перевести его в психиатрическую больницу. Суть «неправильного поведения» (как было написано в истории) сводилась к тому, что пациент каждое утро был у двери ординаторской, как постовой, стоя босиком и навытяжку (в отделении он ходил исключительно босиком, ибо не мог понять, как можно по ковровым дорожкам ходить в тапочках). Каждому, приходящему на работу врачу, он «докладывал», кто из его пациентов сегодня умрет. Самое страшное, что все предсказания мужичка сбывались! Отделение это было для тяжелых больных и, действительно, смертность в нем была высокая (много было больных с раком крови). Но, одно дело, когда больные умирали как бы неожиданно (ведь, может умрет завтра, а может быть, и через месяц – другой!). И совсем другое дело, когда тебе точно говорят дату смерти твоего пациента! Тогда ты начинаешь лихорадочно бороться за его жизнь, а он все равно умирает! Начальник отделения, Элла Фирсовна, прямо потребовала от меня, чтобы я освободил ее от этого ненормального!

А мужичек просто обладал даром предчувствовать смерть. «Прохожу я мимо палаты и уже знаю, что там лежит смертник!» — рассказывал он мне. «А, зайдя в палату, вижу, кто должен умереть». Проанализировав потом, что он мне рассказал о своем жутком даре (со слов врачей отделения, где находился мужичек), я понял, что кое-что мужичек привирает, чтобы придать себе большей важности. Повторяю, отделение было для тяжелых больных, а он, ходил по палатам и «вынюхивал» смертников. Через закрытую дверь палаты, я его проверил, чувствовать смерть он не мог. Но он точно мог сказать (вплоть до часа!), когда больной умрет. И никому из врачей, даже реаниматорам, так и не удалось продлить жизнь, приговоренного к смерти мужичком больного, хотя бы на полчаса, как они ни старались!

Мужичек очень хотел мне объяснить, что он видит у готового умереть. Но, ни я, ни мои коллеги, так ничего и не поняли. Мужичек мог определить смертника не только по его лицу. Но и по позе. Особенно, как он утверждал, затылок, ягодицы, положение рук и ног у смертника хорошо показывают, что он готов отправиться в свой последний путь.

Родился мужичек на одном из многочисленных островов Красноярского Края, в семье потомственных старообрядцев. Отец его был женат на своей племяннице. Браки среди ближайших родственников у его клана были распространены и даже обязательны. Окончил начальную школу и пошел работать в совхоз пастухом. Когда пришел срок служить в армии, был призван во внутренние войска и начал работать на разных должностях в огромном Красноярском лесном исправительно – трудовом лагере. Сокращенно – ЛИТУ. Остался там и после срочной службы. Приходилось выполнять работу и палача, и могильщика своих жертв. Работу свою делал исправно. Имеет правительственные награды и поощрения. Хвастался, что может, взглянув на человека, сказать, станет он преступником или нет? И на какое преступление, кто способен? Как будет кто себя вести в лагере? Также утверждал, что может легко раскусить любого и, если надо, сломать. Он вообще любил хвастаться. Так, согнув пополам, играючи, на моих глазах пятак, продемонстрировал, что обладает, несмотря на свой маленький рост и «хрупкое» на вид телосложение, не дюжей силой. По его словам, мог справиться с любым «каратистом и дзюдоистом без всяких приемов». Кроме Красноярска, куда он несколько раз за всю свою жизнь ездил по приказу начальства, нигде не был. Все отпуска проводил в тайге, на охоте или рыбалке. До сих пор, несмотря на возраст, ходит на медведя с рогатиной. Никогда не был женат и не знал женщин. Имел несколько «случайных половых связей» с молодыми ребятами из конвоиров. Накопил «очень много денег». Собирался все деньги завещать родственникам. Он погиб у нас в госпитале. Ночью, перепутав спросонку окно с дверью (дело было летом, и окна на ночь не закрывались) «вышел» все также босиком с 8-го этажа. Свою смерть он не угадал.

Всегда были и всегда будут люди, наделенные способностью предугадывать чужую смерть. Но, даже те из них, кто видел это по лицу, не понимал, что собственно он видит такое, что можно назвать печатью (стигмой) смерти? Те, кто чуял, как герой Шукшина или Вера Дмитриевна Шапошникова, особый запах, идущий от смертника, как правило, не могли описать точно этот запах. Я думаю, что запах, они действительно ощущали. Допускаю, что человеку, природой своей предназначенному скоро умереть, возможно, и свойственны какие-то особые запахи. Никто еще и никогда не определял гормональный профиль (то есть, сочетание всех гормонов) человеку, который бы сразу после этого умер или пустил бы себе пулю в лоб. Поэтому мы и не знаем, запахи каких гормонов превалируют незадолго до смерти.