Сказки о воображаемых чудесах - Кинг Стивен

Ужин был очень хорош: курица, с которой Нэнси сделала что-то удивительное при помощи специй. Я съел, сколько смог, но немного все-таки осталось. Я попытался уговорить ее доесть, но она не соглашалась. Я уверял, что она ест слишком мало (порой это помогало), однако настроение у нее уже было испорчено, и к десерту она не притронулась. Я подтолкнул ее к дивану, а сам пошел мыть посуду и готовить кофе.

Я скреб тарелку, стоя у раковины; в моей голове носились смутные мысли о той куче дел, которая ждала меня на следующий день. И вдруг я заметил, что за окном, на той стороне улицы, на стене сидит кошка: темно-коричневая, почти черная. Раньше я ее не видел. Она притаилась, наблюдая за чирикающей птицей. В кошках предельная концентрация часто сочетается с ощущением, что она в любой момент может отвлечься от своего дела и начать вылизывать лапки. В конце концов птичка вспорхнула, беспорядочно взмахивая крыльями, а кошка, понаблюдав за ее полетом пару секунд, выпрямилась — словно подводила черту под завершенным делом.

Затем кошка повернула голову и уставилась на меня в упор. Она была в добрых двадцати метрах, но ее глаза я видел удивительно отчетливо. Она все смотрела и смотрела, и я рассмеялся, слегка ошарашенный. Я даже отвел на мгновение взгляд, но когда поглядел снова, она все еще была там. Все еще смотрела.

Закипел чайник, и я повернулся, чтобы налить кипятка в чашки с «Нескафе». Выходя из кухни, я снова взглянул в окно — кошка исчезла.

Когда я вернулся в гостиную, Нэнси там уже не было. Я уселся на диван и закурил. Через несколько минут сверху раздался шум смыва унитаза, и я вздохнул.

Мои уверения не сработали. Совсем не сработали.

Прошло еще несколько дней в привычной суматохе дедлайнов и черновых вариантов. Как-то вечером я сходил с Нэнси на вечеринку в ее офис, где меня игнорировали ее коллеги в солидных костюмах, а когда не игнорировали, то опекали. А она блистала в самой гуще событий. Один раз я напутал с версткой, и мне пришлось возмещать расходы. Хорошее тоже случалось, но запоминается-то плохое.

И вот в один из дней домофон зазвонил снова. Я рассеянно проковылял вниз, чтобы открыть дверь. Первым, что я увидел, было сияние каштановых волос. Элис.

— Привет-привет, — сказал я, сам не понимая, почему я такой довольный.

— Это вам привет, — улыбнулась она. — Вам посылка.

Я взял сверток и посмотрел на этикетку. Цветопроба из репроцентра. Скукота. Она, должно быть, смотрела мне в лицо, потому что рассмеялась.

— То есть на этот раз ничего волнующего?

— Не особенно.

Подписав накладную, я поднял на нее взгляд. Думаю, она все еще улыбалась, хотя сложно сказать наверняка. Ее лицо выглядело так же, как и всегда.

— Ну что ж, — сказала она. — Теперь я могу отправиться в Пекхэм и забрать оттуда еще что-нибудь ужасно скучное. Или вы можете рассказать мне про систему передачи данных…

Я уставился на нее в крайнем изумлении. А затем отступил на шаг, чтобы пропустить ее внутрь.

— Ублюдки! — возмутилась она, услышав обо всем, что не положили в коробку с компьютером. Она и правда выглядела раздосадованной. Но все же я рассказал ей про телекоммуникации, пока мы сидели на диване и попивали кофе. По большей части мы просто немного поболтали о том о сем. А когда ее мотоцикл подъезжал к повороту, она обернулась и помахала мне на прощанье.

Тем же вечером Нэнси по пути домой заехала в супермаркет «Сейлсбери». Мы встретились взглядом, когда она заносила в дом печенья и шоколадные пирожные, чипсы и разные сладости. Она не отвела взгляд, и это пришлось сделать мне. У нее сложный период на работе. Скосив взгляд на окно, я увидел, что на стене напротив сидит темная кошка. Она ничем не была занята, просто лениво оглядывалась по сторонам, наблюдая за чем-то невидимым для меня. Вроде посмотрела в наше окно, но затем спрыгнула со стены и ушла.

Я приготовил ужин. Нэнси к нему едва притронулась, но она осталась на кухне, когда я отправился в гостиную, чтобы закончить кое-какую работу. Когда я приготовил нам по чашке чая в постель, то заметил, что помойное ведро пустует, а неподалеку стоит, аккуратно завязанный, серый мешок для мусора. Я слегка пнул его ногой, и в ответ раздался шелест пустых упаковок. Наверху закрылась дверь ванной. Ключ повернулся в замке.

В следующие недели мы с Элис виделись еще несколько раз. Полдюжины моих проектов одновременно достигли точки кипения, и к моему дому постоянно тянулись целые вереницы мотоциклистов. В трех или четырех случаях курьером, которому я открывал дверь, оказывалась Элис.

За исключением одного раза, когда ей позарез надо было сразу же уезжать, она каждый раз заходила на чашку кофе. Мы болтали о разных мелочах, а когда наконец я заполучил аппаратуру для распознавания голоса, я продемонстрировал Элис, как она работает. Устройство у меня было нелицензионное; друг раздобыл его для меня в Штатах. Чтобы оно сумело разобрать вашу речь, надо было имитировать американский акцент; Элис от души смеялась над моими попытками. Что любопытно, потому что Нэнси в похожей ситуации только фыркала и спрашивала, застрахован ли мой компьютер.

Последнюю пару недель дела у Нэнси шли из рук вон плохо. Ее так называемый босс взваливал на нее все больше обязанностей, и при этом упорно отказывался признавать ее заслуги. Корпоративный мир играл для Нэнси огромную роль, и она неизменно посвящала меня во все рабочие перипетии: я знал гораздо больше о делах ее начальника, чем о том, что поделывают иные мои друзья. У нее сменилась служебная машина. Приятный сюрприз. Однажды вечером она подкатила к дому на чем-то изящном, красном и спортивном и просигналила. Я сбежал вниз, и она прокатила меня с ветерком по северным районам Лондона. Водила она с присущей ей уверенностью и экспрессией. Под влиянием момента мы остановились у итальянского ресторана, куда заходили время от времени, и — о, чудо! — для нас нашелся свободный столик. Когда подали кофе, мы взялись за руки и признались друг другу в любви, чего не происходило с нами уже давно.

Когда мы припарковались у дома, под деревом на другой стороне улицы я приметил темную кошку. Я указал на нее Нэнси, но, как уже говорилось, она не испытывала особого восторга от кошек и поэтому просто пожала плечами. Нэнси зашла в дом первой. Я обернулся, чтобы запереть дверь, и увидел, что кошка все сидит на том же месте: темная фигурка в полумраке. Интересно, чья она, подумал я. Жалко, что не наша.

Через несколько дней, когда я после обеда прогуливался по улице, то увидел мотоцикл, припаркованный у кафе «Грусть». Похоже, в последнее время я вообще больше обращал внимания на мотоциклы; наверное, из-за того, что постоянно общался с курьерами. Кафе «Грусть» не было настоящим названием заведения; мы с Нэнси так прозвали его в те дни, когда, страдая от похмелья, скитались воскресными утрами по дорогам в поисках готового завтрака. Когда мы впервые зашли сюда и плюхнулись на сиденья у пластикового стола, нас медленно окружили мужчины средних лет, одетые в куртки на молнии и бежевые шапки с помпонами; к ним присоединились группа умственно отсталых подростков с треснувшими линзами очков на носу и несколько дышавших на ладан старушек. Порыв сострадания едва нас не прикончил, и с тех пор забегаловка получила название «Грусть». Мы давно уже не захаживали сюда: Нэнси вечерами работала, даже по выходным, и похмельные завтраки были преданы забвению.

Увидев мотоцикл, я захотел заглянуть и внутрь: в окне, к своему потрясению, я увидел Элис. Она сидела и мелкими глотками тянула какой-то напиток из кружки. Я собирался пройти мимо, но потом подумал: «А какого дьявола!» — и шагнул внутрь. Элис сначала, похоже, была ошарашена моим появлением, однако быстро пришла в себя. Я сел рядом и заказал чай.

Оказалось, на сегодня она уже закончила работу и сейчас просто била баклуши, перед тем как поехать домой. Я и сам остался в тот вечер не у дел: Нэнси отправилась куда-то развлекать клиентов. Было странно впервые увидеть Элис вне дома, да еще и в нерабочие часы. Может, именно поэтому мы сделали то, что сделали.