Манящая бездна ада. Повести и рассказы - Хуан Онетти

Именно благодаря Вальтеру по улице Ривадавия пролегла граница, которую они не переступали. У Вальтера не хватило духу сообщить эту новость, глядя старику в лицо, и поэтому, стоя за его спиной, он сказал, обращаясь к Оскару, завязывавшему перед зеркалом галстук:

— Я видел Перлу в кафе на Авениде. Ничего особенного она мне не рассказала, но у нее все в порядке.

Позже, спустя какое-то время, они узнали от Вальтера, что Перла ушла к гитаристу из испанского кафе, и в сознании Оскара воспоминание об этой женщине сделалось неотделимо от смуглого маслянистого лица ее возлюбленного. Дядя Орасио промолчал, и казалось, он просто не понял, что вечерами Перла бывает совсем рядом, всего в пяти кварталах южнее. Но Оскар знал, что дядя Орасио слышал Вальтера, потому что теперь, когда по вечерам они выходили пройтись и выпить где-нибудь некрепкого кофе, дядя Орасио шел по улице Парана до улицы Ривадавия, за которой была видна Пласа-дель-Конгресо, и, взглянув туда с интересом, всегда поворачивал налево, и, не прерывая разговор, они продолжали свой путь по Ривадавия к востоку. И так почти каждый вечер — по улице Парана и дальше по Монтевидео, Талькахуано, Либертад. И хотя они никогда не заговаривали об этом, Оскар понял, что на Ривадавия обрывались и город, и вселенная дяди Орасио и что переступить эту границу невозможно. Названия улиц, магазинов, достопримечательностей южной части города перестали упоминаться и вскоре были забыты. Забыты так прочно, что, если кто-нибудь заговаривал о них в присутствии дяди Орасио, тот моргал и непонимающе улыбался, но старался скрыть свое непонимание, терпеливо дожидаясь, пока люди или события, о которых идет речь, переместятся за улицу Ривадавия, и он сможет представить их себе в пространстве.

Так дядя Орасио и Оскар прожили 1938 год, так жили они и в 1939-м, до самого начала войны, почти каждый вечер натыкаясь на невидимую стену на Ривадавия и зная от Вальтера, что на авениде «полно важных шишек, а недавно там видели даже тореро». Они знали также, что то и дело на авениде открывается новое кафе, где звучат музыка и песни. И в каждом из них Оскар представлял себе гитариста, а рядом помолодевшую и болтливую Перлу; она пила мансанилью и хлопала в такт музыке. «Это все из-за войны в Испании», — говорил Вальтер.

Но война в Испании давно закончилась, а Оскару — и как он считал, дяде Орасио тоже, — Авенида-де-Майо в течение еще многих месяцев представлялась как десять кварталов сплошных кафе, где вечерами стоит невообразимый шум, мужчины и толстые женщины пьют пиво за столиками, вынесенными прямо на тротуар, а днем деловито снуют взад-вперед тореро. И когда Оскар — всего несколько раз — пересек вечером границу, проходящую по улице Ривадавия, он обнаружил, что Авенида-де-Майо совсем не изменилась, но ничего не сказал об этом дяде Орасио и тут же забыл, что именно он там увидел. Поэтому Оскар был уверен, что в душе дяди Орасио живет неизменный фантастический образ потерянной для него земли, где Перла разговаривает и смеется и где ее можно встретить в каждом шумном кафе — она сидит рядом с тореро, рядом с мужчиной с крашеными волосами, склонившимся над гитарой.

Когда дядя Орасио болел в последний раз, врач, делавший ему укол, казался расстроенным. «Я не знаю, сколько, — сказал он потом. — Может, он вас переживет». Оскар поверил ему, а Вальтер — нет, и, не вынимая сигареты изо рта и скривив губы — таким видел Оскар его прямой профиль за стеклами кафе, — шептал: «Придет день, и он нагонит на нас страха».

Этот день наступил в начале лета, когда субботним вечером они втроем отправились пройтись. Дядя Орасио неспешно шел посередине и, не умолкая ни на минуту, рассказывал об объединении канадских производителей зерна. Оскар украдкой поглядывал на него, а Вальтер, громко стуча каблуками и чуть сутуля узкие плечи, кивал, поддакивая; слева, из-под сдвинутой набок небольшой шляпы виднелись его набрильянтиненные волосы. Он кивал так всегда, когда дядя Орасио начинал спокойным отеческим тоном пересказывать то, о чем прочитал в книгах и журналах. Оскар подумал о Вальтере, представил себе, как тот по вечерам пьет мате в пансионе, а рядом галдят шаркающие шлепанцами неопрятные женщины в купальных халатах, перепачканных лаком для ногтей, и Вальтер с серьезным видом повторяет содержание статей, где говорится о распределении продуктов в послевоенное время, о размере бриллиантов и о захлестнувшей Соединенные Штаты волне преступлений на сексуальной почве.

Дядя Орасио рассказывал о Манитобе и переводил бушели в килограммы, когда они дошли до перекрестка улиц Талькахуано и Ривадавия. И дядя Орасио, ни на минуту не замолкая и без единого движения, позволявшего предположить, будто он понимает, что делает, пересек невидимый рубеж и оказался на другой стороне Ривадавия. Здесь он на минуту остановился, глубоко вздохнул и так же неспешно двинулся дальше, к Авениде-де-Майо, до которой было рукой подать, всего несколько домов. За спиной дяди Орасио шедшие по обеим сторонам от старика Оскар и Вальтер переглянулись поверх его головы, и Оскар увидел, как Вальтер радостно ему улыбнулся, словно узнал, что отец выздоровел.

Пока они пересекали первые два квартала Авениды-де-Майо, дядя Орасио сообщил, что из всех втянутых в войну стран бесспорного уважения заслуживает только Китай. Он упомянул несколько географических названий, имена военачальников и местных вождей и сообщил, что ждет Азию в будущем. Около третьего кафе, откуда доносилась музыка, дядя Орасио остановился и сказал: «Зайдем, выпьем что-нибудь». Они снова переглянулись за его спиной, и, увидев, что Вальтер улыбается уже открыто и вот-вот что-нибудь скажет по поводу происходящего, Оскар успокоился и первым вступил в небольшое кафе, где из музыкального автомата лились звуки «Арабского каприччио».

Дядя Орасио заказал три пива и, оглядев кафе, принялся рассказывать об индустриализации колониальных стран. Улучив минуту, Вальтер заметил: «Здесь сегодня мало народу. Может, пойдем напротив?..» Но дядя Орасио все говорил и говорил с тем же добродушно-рассеянным видом. Когда принесли пиво, он взял кружку и на минуту застыл, опустив глаза и не делая ни глотка. Оскар посмотрел на Вальтера, но не смог поймать его взгляд: Вальтер рассматривал людей в глубине зала и поправлял манжеты. Не сводя глаз с дяди Орасио, Оскар откинулся на спинку стула. Он увидел, как тот отпил немного пива, поставил стакан на стол, уселся поудобнее и только открыл рот, собираясь что-то сказать, как вдруг начал медленно сползать со стула. Вальтер вскочил и, обхватив отца сзади, попытался удержать его. Оскар же наклонился ослабить галстук и увидел, как дядя Орасио силится повернуть и приподнять голову, а та клонится на плечо. Вальтер закричал:

— Скорее за каплями!

Оскар выскочил из кафе, поймал такси и помчался на улицу Парана-и-Коррьентес. Мыслей в голове не было; перед глазами стоял только дядя Орасио, который, переходя улицу Ривадавия, терпеливо и спокойно спрашивал сам себя: «В чем же причина такого успеха канадских земледельцев?»

Оскар попросил шофера подождать и бегом кинулся вверх по лестнице. В холле пансиона было пусто: стоял теплый субботний вечер, и все отправились гулять. Он влетел в комнату и увидел, что на кровати сидит Перла; отставив руку, она опиралась на мягкий матрас, и ее располневшая грудь выдавалась вперед еще больше, чем когда она жила с ними на улице Бельграно. Впрочем, она вся раздалась и была сильно накрашена. Женщина улыбнулась, наклонила голову набок, как маленькая девочка, — тем самым движением, которое имело такую власть над дядей Орасио. Перла наклоняла так голову, когда хотела поставить на своем, когда чувствовала себя виноватой или когда хотела увлечь его в постель.

— Как жизнь? — не переставая улыбаться, спросила она и еще больше наклонила голову; теперь щека ее почти касалась плеча.

Оскар ничего не ответил, забыв о лекарстве, о машине, которая ждала внизу, о том, как дядя Орасио сползал со стула. Он снял шляпу и, опершись о стол, застыл, глядя на женщину. Потом тоже улыбнулся, потому что Перла спросила:

— Что с вами? Так странно видеть меня здесь? Кажется, вы не очень-то обрадовались, — она выпрямила голову. — А что, Орасио нет дома? Я бы хотела видеть его…

Оскар надел шляпу и бросился к аптечке; роясь в поисках пузырька с лекарством, он, не оборачиваясь, сказал:

— Дядя Орасио в кафе на авениде, у него сердечный приступ.

Оскар услышал, как Перла встала, сделала несколько шагов, раз-другой повторила «не может быть» и еще странную фразу, смысла которой он не понял: «И именно сейчас…» Наконец Оскар нашел лекарство и сказал:

— Внизу меня ждет такси, я еду в кафе. Если хотите со мной, давайте скорее.

Дорогой ни один из них не проронил ни слова. Оскар сидел, чуть подавшись вперед и глядя через плечо шофера; пузырек с лекарством он зажал между колен. Когда они приехали, музыкальный автомат в кафе играл пасодобль, и за их столиком никого не было. Официант стоял рядом, бессмысленно крутил салфетку и разговаривал с кем-то за соседним столиком.