Очерки по истории политических учреждений России - Максим Ковалевский

Польское дворянство, особенно низший его слой – шляхта, пыталось ввести крепостное право во вновь приобретенных землях, а латинское духовенство употребляло в то же время все усилия, чтобы вытеснить греческую религию, заменив ее католической. Польские беглецы встречались с теми, кто шел из пределов Московского государства. И тем и другим была обща любовь к свободе и преданность православию. Поэтому они безо всякого труда объединялись, образуя военные отряды и федерации. Одна из таких федераций основалась на берегах Днепра и основала свою главную резиденцию на одном из его островов. Так возникла знаменитая сечь или военное поселение казаков, живших к югу от порогов (запорожцы). Эта сечь положила начало Малороссии.

В глазах иностранцев эти грабители были не более как разбойничьим станом, в то время как само Московское государство времен Ивана Грозного выставлялось Walter’ом Raleigh, как крайний пример деспотии или, как он говорил, тирании. Однако, несмотря на грубость своих политических учреждений, восточная московская монархия и военные казачьи республики таили в себе зародыш их будущего развития. Из их слияния образовалось современное русское государство, в котором еще существуют две противоположные друг другу тенденции, одна – к порядку, основанному на общественной иерархии, а другая – к неограниченной и равной для всех свободе. Но в конце XVI столетия природа этих двух различных социально-политических организмов была слишком несовместима, чтобы между ними возможны были какие-нибудь другие отношения, кроме открытой войны. Период междуцарствия, последовавший за прекращением старой династии, послужил к ускорению конфликта. В этом и заключается истинное значение этой огромной социально-политической конвульсии. Московское государство вышло из этого периода смуты здравым и невредимым, сохранив вместе с тем свою независимость и в значительной мере свои старые учреждения; но новые правители империи вскоре убедились, что для обеспечения их самостоятельности от иностранных держав необходимо перестроить учреждения страны по новому образцу и именно по образцу европейского военного абсолютизма. Михаил и Алексей были предвестниками этой новой политики, в значительно большем масштабе преследовавшейся Петром Великим и продолжавшейся до конца царствования Екатерины или, вернее, до восшествия на престол Александра I.

Глава III

Московские учреждения в царствование Романовых

Царствование первых трех царей из дома Романовых, хотя и не составляет новой эры в развитии русских политических учреждений, тем не менее значительно отличается от правления монархов первой династии. Большая часть отличительных черт, отмечающих этот, как можно было бы назвать его, переходный период к реформам Петра Великого, находит свое естественное объяснение в опыте, приобретенном в течение смутного времени, которое длилось от конца старой династии до избрания новой. Мы не думаем утверждать, что русские правители всегда считались с этим опытом. Нередко бывало наоборот, и неудача некоторых предприятий Михаила и Алексея, как и недовольство, созданное их правлением в низших слоях московского населения и, в частности, среди крестьян, личная свобода которых подвергалась все большим ограничениям, не имели других причин, кроме недостатка внимания к урокам истории. Из этого видно, насколько важно изучение эпохи смутного времени для понимания внутреннего состояния России в XVII столетии. Неудивительно, что наши историки, начиная с Карамзина и кончая профессором Платоновым и отцом Пиерлингом, всегда придавали громадное значение всяким новым документальным сведениям об этой социально-политической конвульсии старой России. Невозможно дать здесь даже беглый обзор главнейших событий этой эпохи. Важно лишь отметить, что новейшие изыскания в архиве Ватикана подтвердили, не оставив места никаким сомнениям, что Лжедимитрий, с помощью поляков и при поддержке населения сделавшийся царем, ни в коем случае не был сыном Ивана Грозного, счастливо спасшимся из рук наемных убийц. Это был беглый чернец, нашедший среди самих бояр полную готовность поддержать его самозванство. Отец Пиерлинг, опираясь на новые документы, лишь подтвердил старое, поддерживавшееся еще Карамзиным, предположение, что Лжедимитрием был некий Гришка Отрепьев, бежавший в Польшу не без ведома некоторых дворян из низшего слоя, между прочим, быть может, и монаха Филарета, отца будущего царя Михаила. Филарет был в то время в плохих отношениях с Годуновым, недавно вступившим на русский престол. Подобное предположение было высказано Костомаровым и повторено в довольно туманной форме профессором Платоновым. Небезынтересно сравнить поведение Филарета в этом случае с его отношением ко второму самозванцу, названному «тушинским вором», в лагере которого он предпочел жить, не желая поддерживать царя-боярина Василия Шуйского из рода князей Шория, Рюриковой династии. При этом следует отметить, что несколько месяцев спустя тот же Филарет подписал акт, по которому польский королевич Владислав должен был стать русским государем не как царь-самодержец, а с властью, в еще большей мере, чем власть Шуйского, ограниченной Боярской Думой и Земским Собором. Во всех интригах, завершившихся падением сперва Годунова, а затем и Шуйского, заметно одно и то же стремление – устранить последних сторонников ненавистного режима, связанного с именем Ивана Грозного. Годунов был одним из его главных сторонников; его сестра стала женою царя Феодора Ивановича. Шуйский же служил при тиране и был чуть ли не последним представителем Рюриковой династии; ибо Милославский был стар и неспособен, а другой претендент очень высокого происхождения Голицын принадлежал к роду литовского царя Гедемина, а не Рюрика.

Так как бояре, разделившись на несколько партий, не могли согласиться на ком-либо из своей среды, а члены высшей аристократии, как князь Трубецкой, приняли сторону второго претендента, то решено было избрать нового царя за границей с условием, что он сохранит не только греческую церковь, но и старое право бояр наравне с царем участвовать в обсуждении и разрешении государственных дел. Это право за время царствования Ивана Грозного и его ближайшего предшественника Василия почти не соблюдалось. По хорошо известному свидетельству одного современника оба эти царя предпочитали совместному обсуждению всех дел с членами высшей аристократии частное совещание с одним или двумя приближенными людьми низшего происхождения, достигшими столь высокого положения благодаря совместным трудам или по капризу самодержца, либо же с помощью интриг какого-нибудь темного монаха. Недаром среди бояр была распространена легенда, согласно которой архиепископ Вассиан дал царю Ивану в 1553 году следующий совет: «Если ты желаешь быть самодержцем, не советуйся ни с кем умнее тебя самого. Таким образом ты окажешься самым мудрым из всех и будешь вполне спокойно занимать свой трон». Подобный совет был противоположен мнению людей, пропитанных идеями более отдаленной эпохи, о преимуществах совещания по всем делам с князьями и боярами, а не с «погребенными мертвецами», как называет монахов вроде Вассиана один из памфлетистов того времени [7]. Автор одного из таких политических памфлетов говорит, что царь во всех случаях должен справляться о мнении думных людей, снова и снова обсуждая вопрос с боярами, дабы прийти к наилучшему решению. Такова старая система, относительно которой гуманист Максим Грек, вынужденный, к несчастью для него, заняться русскими церковными и политическими делами, вел беседу с одним из советников Василия. Царь должен был уважать людей старых и жаловать их землею. Именно этот старый обычай, упраздненный государями XVI столетия, хотели восстановить бояре, договариваясь с Владиславом.

Но не одна только Боярская Дума фигурирует в документе, подлежавшем подписи польского королевича. Одновременно бояре потребовали и общего представительства для всей страны – Земского Собора. В лучший период своего царствования, ознаменованный завоеванием Астрахани и Казани и умелым внутренним управлением, Иван Грозный уже созывал соборы из различных выборных чиновников, на обязанности которых лежало взимание податей, и живших в Москве служилых людей. Но не такого совещания из одних лишь чиновников хотел Курбский, знаменитый противник Ивана Грозного; он желал учреждения в России истинного представительства, вероятно, следуя примеру Польско-Литовского королевства, где подобный институт мирно функционировал. Русскому же самодержцу эти ограничения верховной власти казались не менее смешными, чем те, которыми была связана Елизавета Английская. То, чего желал Курбский, был всеобщий народный совет, созываемый ежегодно и составленный из представителей всех городов и округов: с ними царь должен был обсуждать дела, касавшиеся всего народа в целом. Подобное учреждение, быть может, ближе знакомое польскому королю, нежели требовавшим его боярам, и было поставлено в условие королевичу Владиславу при его избрании на русский престол. Такие люди, как Филарет Романов, отец будущего царя Михаила, были столь же заинтересованы в принятии этих ограничений, как и недавние сторонники Шуйского, которые и его принудили согласиться на некоторые аналогичные условия.