Собиратель реликвий - Кристофер Тэйлор Бакли

горе-архиепископу. Двадцать пять процентов — твои.

— Неслыханная щедрость. Как поживает Агнесса?

— В манду Агнессу.

— Я не прочь, но она твоя жена. Нарс, я пытаюсь переменить тему.

— А что такого? Ты же презираешь Альбрехта…

— Я ни разу тебе не говорил, что презираю Альбрехта.

— Да ладно, ты сто раз выражался в этом духе. Он свинья. Не такая свинья, как папа, но тем не менее — свинья. А Тецель? Вот кто настоящий подонок! Эх, на костер бы его…

Дюрер осушил кружку и начал колотить ей по столу. В таверне притихли. Дюрер вскарабкался на стол и распрямился на нетвердых ногах.

— Нарс, сядь! — велел Дисмас.

Дюрер воздел кружку:

— За брата Мартина Л-лултера. Лу-лур…

Все уставились на него.

— Ну же! Вы! Все! Пейте! За Мартина Лу-те-ра. Во! Смерть папе-содомиту!

— Эй! — крикнул кто-то. — Думай, что несешь!

К ним подковылял Магнус:

— Мастер Дюрер. Прошу вас. Не надо скандалов.

Дисмас дергал Дюрера за штанину:

— Нарс, слезай оттуда.

— Магнус, еще бренди! Всем бренди! — Дюрер поднял кружку. — Пейте! Пейте за Альбрехта Дюрера!

— За кого? — переспросил кто-то.

— За Альбрехта Дюрера! Который подтирает задницу картинами Лукаса Кранаха!

Дисмас и Магнус стянули Дюрера со стола и дотащили до дверей.

— Ты великий человек, — бормотал Дюрер, наваливаясь на кабатчика. — Самый великий. Величайший! Величайший во всей… империи.

— Я доведу его до дома, — сказал Дисмас Магнусу.

Ночная прохлада приятно освежала.

— Лишь бы никто не кликнул стражу, — обеспокоенно заметил Дисмас.

— Насрать на стражу. Что они нам сделают?

— Нарс, нельзя залезать на стол в таверне и орать, что папа — содомит.

— Можно. Он же содомит. Л-лулт… Ой, я никак не могу его выговорить! Л-у-у…

— Ты пьян, Нарс.

— Тсс! Погоди, слушай, сейчас скажу. Лу-у-тер. Лутер теперь у нас папа. Дисмас?

— Что, Нарс?

— Я Лутера лублу.

— Ладно. Хорошо. Пойдем.

— Отведи меня к нему, я перед ним исповедуюсь.

— Нарс, брат Лютер — в Виттенберге, а мы — в Нюрнберге.

— Я хочу его написать. Сделаю его бессмертным.

— Полагаю, о своем бессмертии он уже позаботился. К тому же Кранах тебя опередил.

— Кранах? Кранах. Кранах — залупень!

— Тише, Нарс. О господи.

— Он и выглядит-то как залупень.

— Если не утихомиришься, я сдам тебя страже.

— А я буду сопротивляться, — сказал Дюрер, заваливаясь на забор.

Дисмас подхватил друга под локоть:

— Когда Агнесса увидит тебя в таком состоянии, ты пожалеешь, что тебя не сцапала стража.

6. Лодка Рыбаря

Весной Дисмас снова был в Майнце.

Зиму он провел в теплых краях, охотясь за реликвиями для Альбрехта, — последней модой были итальянские мученики VI века, но, помимо них, удалось отыскать и пару других редкостей: ребро святого Хрисогона и отличный фрагмент копчика святой Специозы, принесший, как уверялось, несколько первосортных исцелений. По обыкновению, Дисмас предоставил бы Фридриху преимущественное право покупки, но у Фридриха и без того было столько костей Специозы, что хватило бы на полный скелет.

К собору Дисмас привычно направился по переулку, ведущему в клуатр. Среди покаянцев и молельщиков за углом толпились паломники.

День был не праздничный. Что они тут делают? Разодранные рубища покаянцев пятнала кровь. Дисмас всегда полагал самобичевание вульгарным обычаем. Безрукие и безногие калеки ползли и перекатывались по булыжникам мостовой. Лица многих были обезображены язвами и голодом. Толпа осаждала вход в клуатр, где стояли на страже два ландскнехта — те самые, которых Дисмас видел прошлой осенью.

— Что происходит? — спросил он паломника.

— Лодка апостола Петра. Индульгенция на двести лет!

О господи, подумал Дисмас. Он пробрался через толпу ко входу. Ландскнехт алебардой преградил ему путь:

— А ты куда, паломник?

— Я не паломник. С дороги.

— Вход — десять крейцеров. — Окинув взглядом плащ и сапоги Дисмаса, ландскнехт признал его за состоятельного человека. — А с тебя — пятьдесят.

— Я прибыл по поручению архиепископа, и если ты не уберешься с дороги, то я засуну эту алебарду так глубоко тебе в зад, что она вылезет у тебя из башки и собьет шлем.

Второй ландскнехт шагнул к Дисмасу. Тот выхватил из-под плаща кинжал и приставил лезвие к горлу стражника:

— Не двигайся.

Ландскнехты замерли. Будучи не дураками, они смекнули, что человек, способный так вести себя с ландскнехтами, наверняка имеет какие-то полномочия, если только он не идиот или самоубийца. Из внутреннего двора их заметил какой-то клирик и заторопился навстречу, по-учительски распекая провинившихся:

— Что все это значит? Мастер Дисмас! Эй вы, оба, по местам! — рявкнул он на ландскнехтов. — Живо! Прошу вас, мастер Дисмас.

Дисмас вложил кинжал в ножны и вошел во двор клуатра. Ландскнехты недоуменно и гневно смотрели ему вслед.

— И зачем только его преосвященство держит этих подонков? — спросил Дисмас.

Клирик пожал плечами:

— Мне они тоже не по душе.

Посреди клуатра стояла лодка. Не та, что он видел в Базеле. Эта была одномачтовой, с высоко задранными кормой и носом. Поднятый парус обвис в безветрии замкнутого двора. Коленопреклоненные паломники, окружив лодку, касались остова и бормотали молитвы. Чуть поодаль стоял сундук для продажи индульгенций. Тецель вел бойкую торговлю.

— Помилуйте, что это? — спросил Дисмас.

— Ваша лодка, — удивленно ответил клирик.

— В каком смысле? — Дисмас недоуменно уставился на него.

— Лодка апостола Петра. Та, что вы купили для его преосвященства в Базеле прошлой осенью. Весьма популярна у паломников. Видели толпу снаружи? И так с первого дня. Его преосвященство очень довольны.

Альбрехт принял Дисмаса в кабинете, без посторонних.

— Кузен, мы по вам соскучились. Успешно перезимовали?

— Да, — отвечал Дисмас, с трудом сдерживаясь. — Привез несколько вещиц, которые наверняка заслужат одобрение вашего преосвященства.

— Вы нас ни разу еще не разочаровали, Дисмас.

Альбрехт был в приятном расположении духа, чему, несомненно, способствовал непрерывный звон монет, доносившийся со двора, — звук слаще китайских колокольчиков.

Кашлянув, Дисмас осведомился:

— Позвольте узнать, ваше преосвященство, что за мореходное средство стоит у вас во дворе?

— Невероятный успех, — улыбнулся Альбрехт. — Видели, какие толпы? Идут днем и ночью. Никакого покоя.

— Да, я видел. Однако, с вашего позволения, я спрошу еще раз: что это?

Альберт вздохнул:

— Ну же, Дисмас. Мы ведь не станем устраивать сцену, правда? Это так скучно. Вот, выпейте лучше вина. — Из серебряного кувшина он плеснул в кубок. — Лодка скопирована с мозаики Джотто.{6} Не видели?

— Нет.

— Не глядите букой, Дисмас. Отлично выполненная копия.

— Прошу прошения, но было крайне неожиданно услышать от отца Неблера, что я приобрел ее для вашего преосвященства. В Базеле.

— А, и поэтому мы куксимся? Но ведь вы наш официальный поставщик святынь, так что вполне могли приобрести ее для нас. Гордитесь, Дисмас, это