Третья линия - Александр Егоров

И она услышала. Услышала, как шумит древняя кровь в его жилах, кровь кочевников, истомленных солнцем скитальцев, услышала тишину дремлющих степей, мягкий перестук лошадиных копыт и полную первобытной печали песнь одинокого всадника, зов его томящегося любовью сердца…

У Александры перехватило дыхание.

— Что ты в нем нашла? — поинтересовалась подруга Надя, когда приехала в Москву навестить Александру. — Вы же абсолютно разные.

— На дичинку тянет, — отсмеивалась Саша. — Память моих азиатских предков.

Надя неодобрительно качала головой:

— Столько нормальных, умных, талантливых людей вокруг тебя, а ты…

— А мне нормальные как раз и неинтересны… Он как-то по-другому устроен, чем все знакомые мне люди… Другой инструмент познания — не рациональный, а чувственный.

— Я не знаю, какой там у него инструмент познания, но в тех редких случаях, когда он открывает рот, то говорит довольно банальные вещи, — заметила Надя.

— Но иногда попадает в самое яблочко! — горячо отозвалась Саша.

— Не заметила, извини, — снова остудила Надя. — Ну, деликатный, вежливый, наверное добрый, плов хорошо готовит…

— Понимаешь, в нем нет европейской агрессивности, амбициозности, — подхватила Саша, — насаждения самого себя, и при этом — чувство собственного достоинства.

Наде не нравилось, с какой горячностью Саша говорит о новом знакомом, — так говорят только об очень дорогом и важном.

— Смотри, Сашка, не увязни в потемках чужой души, Восток — дело тонкое.

— Не увязну, — пообещала Александра.

Мурат уехал внезапно, не попрощавшись.

Под дверью своей комнаты Саша нашла записку, наскоро написанную. Он писал, что пришлось срочно вылететь по семейным обстоятельствам, бюрократические дела, нужна его подпись под какой-то бумагой, вернется сразу, как закончится волокита… И постскриптум: «Грустно мне».

Приходя на занятия, Саша по привычке искала в аудитории мерцающий сливовый взгляд — и не находила; по вечерам ждала карандашной морзянки в стенку. Заваривала крепкий кофе в джезве: он казался безвкусным. За окном сиял огнями огромный, пустой, бессмысленный, ненужный город.

«Камилова, открой, — кричала из коридора Антонина, колотя в дверь, — я же знаю, что ты дома». Саша неохотно поворачивала ключ в замке. «Ты чего, Камилова, школу прогуливаешь, дверь не открываешь, с народом не общаешься, заболела, что ли?» «Я работаю, — лгала Александра, тесня Антонину обратно к двери, — извини, Тоня, потом, потом!» Не могла же она признаться, что ожидание Мурата поглотило ее целиком, безостаточно, и все, что отвлекало от этого нетерпеливого, изнурительного ожидания, вытеснялось как инородное мешающее тело. Так нельзя, говорила она себе, я должна взять себя в руки, сесть работать, иначе — зачем я сюда приехала?

На пятые сутки, поздно ночью Саша услышала торопливые шаги по коридору, скрип соседней двери и через несколько секунд — карандашный стук в стенку. Прижала руку к груди: под пальцами глухо ухало сердце… Они перестукивались кончиками карандашей с нарастающим бешенством. От ударов стали сыпаться искры, в воздухе защелкали электрические разряды, от горячего дыхания оплавилась голубая масляная краска на стене, зрачки прожигали штукатурку насквозь, оставляя обугленные дыры. Перегородка не выдержала, перестав быть препятствием. Одурманенные, с помутившимся взором, Азия и Европа наконец жадно стиснули друг друга в объятиях. Эрос плевать хотел на этнические различия и культурную несовместимость. Тем более он плевал на мораль, нравственность и этические нормы. Божьи заповеди и человеческие установления. Эрос ликовал: все живое осуществляется через нарушение закона!

По идее, все должно было закончиться вместе с защитой диплома и банкетом, после которого однокурсники разъезжались по родным городам, обещая звонить и писать друг другу. Но не тут-то было. Оказалось, что отлепиться друг от друга уже не во власти обоих любовников. Судьба услужливо подсовывала встречи, сводя в одном месте в одно время: семинары, фестивали, творческие командировки, сотрудничество с киностудией. Александре казалось, что жизнь проходит в поездах и самолетах, движущихся не в пространстве — из пункта А в пункт Б, — а исключительно во времени, от одной точки встречи до другой. Как зачарованные, бродили они, обнявшись, по улочкам городов, встречавшихся на их пути, и не всегда могли с точностью сказать, в каких географических координатах пребывают. Несколько раз заносило их в жаркую сухую Азию, где так вольно дышалось Мурату. Молчаливое величие азиатских степей и гор потрясло Александру.

…Они сидели на вершине холма среди вольно цветущих тюльпанов, внизу шумела речка, сбежавшая с весенних гор, около ее берегов, в зеленой долине, в дымке пасся табун диких белых лошадей. Садилось солнце. «Я узнаю это место, я здесь была когда-то, давно-давно, — сказала Александра. — Это мое, родное! Ты видишь, мурашки по коже! Здесь душа парит, а сердце ликует! Хочу посадить чинару вон там, у реки, чтобы жить под ней и спать под звездами!» Мурат вторил ей: «Мы посадим здесь нашу чинару, ты будешь возлежать под ней на коврах и шелковых подушках в красных шальварах, а я буду готовить тебе плов на костре. Это сбудется!»

Так говорили они, влюбленные, а черный ангел обреченности витал над их головами, бросая тень от своих крыльев на две прижавшиеся друг к другу человеческие фигурки. «Что же нам делать?» — в отчаянии спрашивала Саша. «Не знаю, любовь моя, — хрипло отвечал Мурат. — Не знаю!!!» «Ну придумай же что-нибудь, — кричала она, хватая его за рукав рубашки, — ты же мужчина!» «Я верю! Бог поможет нам, все случится, выстроится само, я верю!» Тогда она подняла лицо к небу и протяжно завыла как волчица. Он сидел, опустив голову, плакал.

Он уставал, ему хотелось передышки.

Потом был самолет, дорога домой. Возвращение в реальность. Длинные медленные лестничные пролеты. Непослушный ключ в дверях. И приветственный возглас: «О, наша мамочка вернулась!»

Жизнь катилась под откос, хрустя переломанными позвонками.

…Стряхивая снег с песцового воротника в гардеробе Дома кино, Александра с досадой посмотрела в длинное зеркало. Волосы развились, щеки пылали, тушь на ресницах подтекла. «Спинку распрями, — мысленно сказала она, вытягивая в струнку свое отражение, — и быстро в дамскую комнату приводить себя в порядок. Сегодня ты должна быть безукоризненна».

Пока она стояла у раковины в туалете и пыталась безуспешно отцепить от жемчужной сережки-капельки ворс от шарфа, вошла мелкая молодая женщина с лисьей мордочкой, пробежалась по Александре быстрым взглядом, достала из сумочки объемистый косметический набор и начала затушевывать изъяны узкого, в ниточку, рта. От нее довольно сильно пахло французскими духами. «А по вечерам, надо полагать, она прогуливает по бульвару добермана-пинчера на поводке от Диора, и все знакомые осведомлены о собачьей королевской родословной. Скучный женский типаж». Эти околосветские дамочки из папье-маше вызывали в Саше непреодолимое хулиганское желание ткнуть их пальцем посильнее и с удовольствием убедиться, что рука прошла насквозь. Вот, например, сказать ей сейчас, поскребывая ногтями ключицу: «Слышь, подруга, у тебя закурить не найдется?» — и зайтись тяжелым кашлем, наслаждаясь реакцией. Девица опасливо стрельнула на Сашу глазами и, помявшись, спросила: «Простите, у вас случайно не будет сигареты?» Саша великодушно улыбнулась и протянула раскрытую пачку.

Покинув дамскую комнату и собираясь направиться в ресторан, где Александру уже давно ждал Мурат, сидя за накрытым столом и нетерпеливо пощелкивая костяшками сухих пальцев, она лицом к лицу столкнулась с Валдисом. Как некстати! Они расцеловались. Прибалтийский бог слегка округлился, что, впрочем, не портило его, даже, напротив, — придавало особую бархатистость и ласковость его облику.

— Рад тебя видеть. На премьеру? — поинтересовался он.

— Нет, у меня здесь встреча.

Из туалета вышла припудренная лисичка, уверенно подошла к Валдису и по-хозяйски взяла его под руку.

— Позволь представить, это Вика… — сказал Валдис. Вика смотрела на него выжидающе.

— Э-э, моя невеста.

Женщина подтверждающе кивнула и протянула свободную левую руку для пожатия. Александра на мгновение растерялась. Невеста. Виктория Вторая. А что супруга, Виктория Первая? Уже свергнута с трона? Неожиданный поворот темы. На прошлой неделе Валдис приезжал в Питер, встречался с Симочкой, и на ее наводящие вопросы о разводе отвечал иронично-уклончиво: ничто не вечно под луной.

— Поздравляю! — сказала Александра и получила в ответ признательный взгляд Валдиса.

— Нам пора, — заторопилась Виктория Вторая, — уже второй звонок.

Неудачное имя для востроглазой лисички, промелькнуло в Сашиной голове: ее предшественнице оно шло больше. Впрочем, ни Валдис, ни его новая Виктория Александру сейчас не волновали.