Иисус. Надежда постмодернистского мира - Том Райт

Этот призыв был неразрывно связан с заповедно об отказе от своего имущества, в которой обычно усматривается призыв к монашескому отречению, высшему проявлению личной веры. Во времена Иисуса и, я думаю, в его собственном понимании эта заповедь звучала совсем по–иному. Главным богатством в том обществе была, разумеется, земля, которая, в свою очередь, являлась еще одним из основных символов иудейского самосознания.

Сопровождаемые двойным предостережением о готовности Израиля достойно встретить предстоящие ему испытания, призывы оставить свою землю и семью одновременно звучат в сложном для понимания отрывке в конце Лк. 14. Народ продолжал усердно трудиться над строительством Храма, но будет ли оно когда–нибудь завершено? Они так жаждали священной войны, но смогут ли они одержать в ней победу? Иисус обращался к своим современникам с призывом пренебречь символами, неотделимыми от их национального самосознания, чтобы в погоне за достижением своих целей, народ не лишился всего, что имел.

Сказанное выше подводит нас к разговору о важнейшем из символов и об отношении к нему Иисуса. Речь идет, конечно же, о Храме.

Храм

В своих работах большинство современных богословов справедливо отводят много места вопросам о Храме, о поведении в нем Иисуса, и о том, чем все это закончилось. В тот период Храм находился в самого сердце общественной жизни иудеев, оставаясь важнейшим из символов, вокруг которого вращалось все остальное. Там пребывал сам Яхве, по крайней мере, в прошлом, и туда он должен был вернуться вновь. Это было местом жертвоприношений, где, наряду с прощением грехов, происходило непрерывное и бесконечное общение и единение Израиля со своим Богом. Именно это сделало Храм центром национальной и политической жизни Израиля. Управлявшие им первосвященники вместе с едва державшейся у власти династией Ирода под неусыпным надзором Рима управляли также всей страной.

Кроме того, история Храма была неотделима от истории иудейских царей. Спроектированный Давидом, построенный Соломоном и восстановленный Езекией и Иосией, в начале своего существования он являлся зримым воплощением величия ранней израильской монархии. Зоровавелю надлежало восстановить его по возвращении народа из вавилонского изгнания. Невыполнение им своей миссии, без сомнения, тесно связано с его неудачной попыткой возрождения в Израиле монархии. Иуде Маккавею и его соратникам удалось очистить Храм после разгрома сирийцев и основать династию, продержавшуюся у власти целое столетие, хотя никто из них не претендовал на принадлежность к роду Давида. Ирод, перестроив Храм, в немалой степени надеялся таким образом узаконить cвою власть в контексте традиционных иудейских понятий. Менахем Галилеянин и Симон бар Гиора, двое из многочисленных «Мессий», призывавших к войне с Римом (66 — 70 годы нашей эры), публично явились в Храм перед своей гибелью. Один из них погиб от рук своих соперников–иудеев, второго убили римляне во время триумфа Тита. Последний великий «Мессия» своего времени Бар–Кохба приказал чеканить монеты (что само по себе считалось актом неповиновения) с изображением переднего фасада Храма. Его намерения восстановить Храм и занять израильский трон были очевидны. Храм и Мессианство были неразрывно связаны друг с другом.

В то же время многие иудеи не одобряли Храм в том виде, в каком он тогда существовал. Ессеи выступали против современной им правящей элиты (именно это в первую очередь и побудило их к отделению), а следовательно и против Храма как политической опоры своих противников. Ессеи ожидали постройки нового Храма, которым должны были управлять они сами. Фарисеи к тому времени уже открыто высказывали идею о том, что благословения, обычно сопровождавшие посещение Храма, можно получить, изучая Тору и живя по ее законам. «Если двое вместе изучают Тору, на них снисходит Божественное Присутствие». Этот ранний раввинский постулат означал, что пребывать в присутствии Божьем можно, находясь не только в Храме, но где угодно. Это богословское учение, предназначенное прежде всего для иудеев, живших в рассеянии и не имевших возможности посещать Храм, получило признание после 70–го года нашей эры и, вероятно, помогло раввинам, преемникам фарисеев, выжить и восстановить силы после этой ужасной катастрофы. Итак, хотя фарисеи не выступали против Храма в том виде, в каком он тогда существовал, ценность его была, в их представлении, весьма относительной. Это служило дополнительной причиной для преследования и порицания ими Иисуса, предлагавшего свою альтернативу Храму.

Другие иудеи имели не столько богословские, сколько социально–экономические основания для недовольства Храмом. Существуют убедительные свидетельства того, что для неимущих слоев населения Храм символизировал их угнетателей — коррумпированную верхушку богатых аристократов, а также царящую в обществе несправедливость. Такое восприятие предельно ясно выразилось в действиях повстанцев во время войны. Захватив Храм, они совершили то, что в древности могло соответствовать уничтожению главного банковского компьютера, — сожгли все долговые расписки.

Хотя поведение Иисуса в Храме следует рассматривать в контексте распространившегося недовольства, оно выходит далеко за его рамки и переходит совсем в другое измерение. Eгo отношение к Храму не выражалось словами: «Он нуждается в реорганизации), или «У власти стоят недостойные люди», или, наконец, «Поклонение Богу возможно и в других местах». Восприятие Иисусом Храма носило эсхатологический характер: настало время, когда Бог будет судить институт Храма как таковой. Он стал олицетворением несправедливости, насквозь пропитавшей израильское общество, выражением его отказа от призвания быть светом мира и городом, построенным на вершине холма, к которому стекались бы все породы земли.

 Все это возвращает нас к вопросу о том, как Иисус вел себя в Храме и что означали его действия. По этому поводу существует целый спектр мнений. Многие считают, что Иисус предпринял попытку реорганизовать сложившуюся систему и очистить Храм. Другие воспринимают его действия как инсценировку притчи о разрушении Храма. Точка зрения последних в настоящее время, по–моему, более аргументирована. Однако расхождение во взглядах по–прежнему достаточно велико. Если своим поведением Христос желал выразить осуждение, то на каком основании и с какой целью. Сандерс вновь предложил свою версию, которая уже приобрела определенный вес. По его мнению, Иисус инсценировал разрушение Храма, поскольку предвидел возведение нового Храма, возможно даже руками самого Бога. (Следует заметить, что как в древности, так и в наши дни мысль о каких–либо действиях Бога, включая постройку Храма, в представлении иудеев не отменяла возможности участия злодей, в данном случае — архитекторов и строителей )

Я уже высказывал предположение, что во время своего галилейского служения Иисус говорил и действовал так, словно был, в определенном смысле, призван исполнять роль Храма. Чтобы получить предложенное им прощение, не требовалось посещения Храма и жертвоприношения. В наши дни это можно было бы сравнить с предложением частного лица выдать кому–либо паспорт или водительское удостоверение. Своими действиями Иисус разрушал сложившийся порядок, заявляя таким образом о замене его новым. Кроме того, мы уже убедились, что большая часть предсказаний грядущего суда была сосредоточена вокруг Храма. Думаю, мне удалось показать, что поведение Иисуса в Храме было своеобразным пророчеством о его разрушении. С появлением Иисуса в Иерусалиме город стал, если можно так выразиться, слишком тесен для них обоих. Главный символ общественной жизни Израиля находился в опасности, и, если народ не покается, он падет под натиском язычников. Иисус верил, что Бог Израилев готовил наказание и искупление своего народа и что это событие должно было ознаменовать собой решающий момент в истории Израиля. Наказание выразилось в разрушении Храма римлянами. За ним (вопреки мнению Сандерса) должно было последовать не возведение нового материального Храма, а основание мессианского сообщества во главе с Иисусом, которому суждено было навсегда занять место Храма.

Что же сказать об обвинении: «Вы сделали его вертепом разбойников»? (Мк. 11, 17). Разве оно не указывает на то, что основной мотив, побудивший Иисуса к нападкам на Храм, был связан с экономической эксплуатацией? Разве не наводит оно на мысль о стремлении Иисуса очистить Храм, а не изобразить символически его разрушение? Здесь, как и во многих других случаях, решающее значение приобретает соответствующий ветхозаветный отрывок (Иер. 7, 3–15). Иеремия не выступал за реформу Храма, он предсказывал его разрушение. Греческое слово «lestes», переведенное в Евангелии как «разбойники», Иосиф Флавий нередко использовал в значении «мятежники», «повстанцы». Дважды упоминая о «пещерах, где скрывались lеstаi», он говорил о настоящих пещерах, служивших убежищем отчаявшимся революционерам.