Доверие - Димитр Ганев

По дороге увидели открытую зеленую калитку, а затем — Нану, стоящую у окна.

— Верно, твой кофе стынет, подпоручик, — сказал капитан, кивнув в сторону окна.

— Лучше пусть кофе стынет, чем служебное место, — ответил Занин шутливо, хотя ему явно было не до шуток. — Надеюсь, реплику Найде вы слышали?

— Примите это как гипотезу и ищите убийцу, — сказал Игнатов. — Сегодня утром я вас спросил, верите ли вы Али. Сейчас вопрос стоит по-другому: «Верите ли вы Найде?» Надеюсь, теперь вы не ответите: «И верю, и не верю».

Занин, глядя на него виновато, вспомнил: год назад, когда он представлялся командиру, зашла речь о профессии. Он сказал, что вот, мол, в университете учился, но разведчик из него вряд ли получится. Сейчас захотелось повторить эту фразу, однако момент был неподходящий, и подпоручик еще какое-то время продолжал молча шагать рядом с Игнатовым.

— Найде права, — сказал он наконец. — Если не сам Караосман, то его человек убрал Али со своего пути. Но кто? И почему? Может, Али раскусил бы этот орешек! Но мы его не уберегли. Вот в чем Найде права.

— Да, — подтвердил Игнатов. Он думал о собственной вине: ведь он не задержал Али в штабе, хотя должен был это сделать. — Враг хитер и коварен, а у нас еще мало опыта. Потому все и рвется.

— Меня просто отчаяние охватывает, — сказал Занин. — Я все чаще ловлю себя на мысли, что мне все это не по силам. И жалею об университете. Первый курс окончил отлично. Большого архитектора из меня, может, и не вышло бы, но, по крайней мере, участвовал бы в строительстве новой Болгарии!

Игнатов слушал его понимающе. Он и сам пережил подобные терзания, когда ему пришлось отказаться от учебы и уехать на границу. Но обстановка в данный момент не давала ему оснований до конца согласиться с Заниным.

— Тяжело, подпоручик, — согласился он. — Однако долг есть долг. Разве нашим товарищам — тем, что строят новую Болгарию, — легко? Взрывать основы старого мира — пусть и отсталой, но по своей сущности капиталистической страны — и создавать новое, социалистическое общество. Перевоспитывать человека с его собственнической психологией и, отняв у него право на частное владение землей, фабриками, лесами, капиталами, заставить защищать завоевания революции. Не завидую я тем товарищам. Наша-то работа ясна: перед тобой враг, открытый или замаскированный, раскрывай и обезвреживай его! Империализм еще не сложил оружия. Да и другие, дополнительные трудности нас ждут: поговаривают о преобразовании пограничной охраны в специальный род войск, о реорганизации всей существующей системы охраны.

Дежурный, с нетерпением ждавший Игнатова, доложил, что его срочно вызывали из дивизии. У ворот стояла какая-то женщина в чадре.

— Господин Игнатов, — сказала она, подавая руку сначала ему, а потом Занину, — я хотела поговорить с глазу на глаз. Это очень важно!

— От подпоручика у меня тайн нет, — ответил капитан. — Говорите.

— Хорошо. — Женщина подошла к ним вплотную и тихо сказала: — Сегодня ночью, после трех, я вышла — и вдруг слышу крик.

— Извините, — прервал ее Игнатов, — давайте пройдем в штаб.

Втроем они поднялись по лестнице, капитан открыл дверь своего кабинета.

Игнатов знал Айшу только по имени — у него было ее заявление с просьбой зачислить ее на работу в подразделение. Он вспомнил, что Занин не согласился на это.

Предложив ей кресло, они с Заниным сели на диван.

— Говорите, — сказал Игнатов. — Постарайтесь припомнить вое до мельчайших подробностей.

— Да, да, конечно! — закивала Айша. — Я спустилась по лестнице. И вдруг услышала крик…

— Тихий? Громкий? — спросил Занин.

— Да как сказать. Сначала, тихий. Я испугалась. Быстро поднялась в прихожую и снова услышала: «Не надо, пожалуйста! Кара…» И еще что-то сказал — я не разобрала.

— Дальше.

— А дальше — затих!

— Как затих? — спросил Занин.

Айша моргнула, непонимающе глядя на Игнатова.

— Нам надо знать, — пояснил он, — как заглох этот крик: резко оборвался или постепенно стих?

— А, понимаю. Нет, не резко. Он был протяжным и не сразу прекратился.

Офицеры переглянулись, встали.

Айша тоже поднялась.

— Спасибо вам, Айша. — Игнатов пожал ей руку. — Пожалуйста, никому не рассказывайте о нашей беседе.

— До свидания.

Она как-то очень значительно посмотрела на Занина и пошла вслед за капитаном, который открыл дверь и приказал стоявшему за порогом солдату проводить ее.

Занин достал сигареты.

— По сигарете?

Капитан сел в кресло, закурил.

— Ну что же, — в задумчивости спросил он, — верить этой женщине?

Занин смотрел на тонкую струйку дыма, поднимающуюся над его сигаретой.

— У нас нет оснований не верить ей, — ответил он. — Впрочем, так же, как нет оснований и верить. Для нас это сигнал, ничего больше. Не следует забывать, что она — сноха ходжи.

— Мы не поверили Али, и его убили. Сейчас вот приходит к нам эта женщина… Давайте допустим самое худшее: а вдруг завтра рано утром кто-нибудь, выйдя из дому, найдет ее в заводи? — Игнатов помолчал. — Обстоятельства требуют установить за Айшой наблюдение.

— Я тоже так думаю.

— Примите меры, подпоручик.

— Мне кажется, надо подождать результатов экспертизы. Это направит наши усилия по верному пути. Я думаю, не следует слишком спешить.

— А вы не допускаете, поручик, что Караосман…

Телефон прервал Игнатова. Он поднял трубку, выслушал доклад дежурного и, смяв окурок, сказал:

— Приехал следователь. Можете идти. Будете моим представителем до моего прихода. Из дивизии срочно требуют донесение. Возьмите с собой людей и отправляйтесь.

10

Патологоанатомическое исследование трупа Али было закончено к середине дня, Следователь и сопровождающие его лица уехали, не сообщив своего заключения о причине смерти Али. Игнатов мог узнать только мнение доктора Кабакова.

— Самоубийство. Точнее, несчастный случай после принятия большой дозы алкоголя, — сказал врач, складывая инструменты в старый, поношенный саквояж. — Поспешите с похоронами — начальная стадия разложения. Влияние воды, жары.

Наскоро сколотили гроб из старых досок, обрядили покойника, положили на белую простыню. Во дворе, полном людей, ждала открытая военная повозка. Холеные, сытые кони переступали копытами и, фыркая, тянули шеи к стогу сена.

Около гроба, увитого сосновыми ветками, стояла, преклонив колени, Найде и смотрела на восковое лицо Али. Она не плакала, только смотрела на него безмолвно, будто хотела сказать: «Прощаю тебя, Али, все тебе прощаю». С другой стороны гроба, тоже на коленях, с опущенной головой стоял Тимчо, двенадцатилетний сын Али. Еще один мальчик, Дими, все время плакал — крупные слезы текли по его бледному личику.

В комнату вошли Игнатов и Пармак. Найде поднялась им навстречу. Снаружи послышался крик:

— Дайте нам убийцу Али!

— Молодежь, — объяснил Пармак, склонившись к уху капитана. — Пусть покричат.

Игнатов кивнул. Он грустно посмотрел на Найде, заглянул