Робеспьер - Эрве Лёверс

достаточно говорит о его тоне. Желая обнаружить суровость будущего члена Конвента под горячностью юного адвоката, некоторые, однако, не колеблясь, делают из анализа этого письма поразительные выводы. Рассмотрим его недавнее толкование Лораном Дэнгли, по крайней мере, в общих чертах (его объём семь страниц). После множества шуток, Робеспьер рассказывает о выезде из Арраса через ворота Молан, где служащие взимают налог на перевозимые грузы: "Вы правильно полагаете, что я не упустил возможности обратить взгляды в эту сторону, я хотел посмотреть, не опровергнут ли бдительные стоокие аргусы откупа налогов свою известную с античности репутацию существ вежливых, я сам, воодушевлённый благородным соперничеством, осмелился притязать на славу превзойти их в вежливости, если это возможно. Я склонился к краю экипажа и, сняв новую шляпу, которая покрывала мою голову, поприветствовал их с любезной улыбкой, рассчитывая на соразмерный ответ. - Поверите ли вы этому? Эти служащие, незыблемые, как платежи за вход в их помещение, смотрели на меня недвижным взором, не отвечая на моё приветствие. Я всегда отличался бесконечным себялюбием; этот знак презрения задел меня за живое и подарил мне на весь остаток дня невыносимое настроение"[42]. Из этой беглой насмешки над холодностью и невежливостью агентов фиска, из этих шутливых фраз, которые заканчиваются ироническим намёком, Лоран Дэнгли делает вывод о "непростительной обиде", которая пробудила чувство неполноценности в молодом адвокате, "обратную сторону его мании величия".

Таким образом, и всё послание прокомментировано с использованием однозначно избранного способа прочтения текста "в буквальном смысле". В отношении замечания, касающегося бывшего мэра Лана ("великого Т..."), который, в качестве городского судьи и медика, мог бы возбудить страх у преступления и болезни, автор не видит комического намёка на опасность медицины (подумаем о Диафуарусе в "Мнимом больном" Мольера), но рассуждает о преклонении перед "священными функциями" судить и исцелять. И когда шутник-адвокат пишет, что в ратуше Лана он упал на колени и поцеловал "с восторгом кресло, которое знало тяжесть ягодиц великого Т... Это было, как если бы Александр простёрся ниц у подножия надгробия Ахилла и как если бы Цезарь отдал должное памятнику, который снова покрыл бы пеплом покорителя Азии"[43], биограф даже не замечает шутки. Прикоснуться губами к тому, что некогда вмещало "ягодицы великого Т."! Нет, с серьёзностью он заявляет о "престижной династии", в которую хочет вписаться адвокат, и отмечает, что его образцы для подражания отличаются "силой и устойчивостью их идеалов". От начала до конца письма автор хочет выделить травмы или одержимости, которые, по его мнению, единственно способны объяснить революционный путь Робеспьера. Есть ли необходимость продолжать дискуссию? Вспомним, что молодому адвокату двадцать три года, что он безудержно вкушает свои первые успехи, и что он развлекается. Это 1783 год!

К тому же, дело громоотвода открывает ему двери аррасской Академии. Под покровительством своего друга Бюиссара и Фердинана Дюбуа де Фоссе, будущего секретаря организации, Робеспьер был избран её членом 15 ноября 1783 г.; он становится одним из тридцати резидентов этой маленькой и молодой королевской академии (1773), где преобладают дворяне и юристы, увлечённые словесностью, искусствами и сельским хозяйством. Этот очаг обмена мнениями, восприимчивый ко всем новшествам, процветает, будучи тесно связанным с другими академиями королевства, и каждый год открывает один из своих публичных сеансов; на них спешат мужчины и женщины из хорошего аррасского общества. Именно в таких случаях принимают новых академиков. 21 апреля 1784 г. приходит очередь Робеспьера; для своего приёма он избирает тему борьбы с предрассудком, "из-за которого вина преступников и позор, связанный с их наказанием, падает на их родственников". Тема заботливо выбрана; недавно она была выставлена на конкурс Академией Меца.

Лавры академика

В течение XVIII столетия королевство создало сеть из трёх десятков динамичных и оживлённых провинциальных академий, которые открывались для общества путём учреждения библиотек, проведения публичных лекций или организации конкурсов. Последние становились причиной активной деятельности авторов из различных слоев общества: церковнослужителей, дворян или юристов, всех, кого прельщало интеллектуальное противостояние. В связи с этим, академики Меца обязались последовательно предложить "размышлению литераторов" ряд вопросов, касающихся разных "национальных предрассудков". Прежде чем в последующие годы сделать темой размышления участь бастардов или евреев, мецское общество предлагает в качестве темы 1784 года "происхождение мнения, распространящего на всех членов одной и той же семьи бесчестье за позорные наказания, которым подвергается преступник", полезности или вредному характеру этого предрассудка и, в последнем случае, средствам исправить его недостатки. Объявление появилось в "Меркюр де Франс" за 1783 г. Как и двадцать один другой кандидат, Робеспьер послал анонимную заявку, узнаваемую по цитате - он взял её из "Энеиды" Вергилия. Имя конкурсанта было в запечатанной записке, прилагаемой к его речи, над которой фигурировал эпиграф.

В день св. Людовика 1784 г. мецские академики распределили награды, похвальные листы и поощрительные премии. Полученные работы превосходят их ожидания. Лакретель, адвокат парижского парламента и известный литератор, завоёвывает золотую медаль и вознаграждение в четыреста ливров. Другая записка под номером семнадцать, предваряемая цитатой из "Энеиды", также производит впечатление на жюри. Чтобы её выделить, будущий член Учредительного собрания Рёдерер, тогда ещё советник мецского парламента, соглашается выдать вознаграждение в четыреста ливров, отложенное для второго конкурса, посвящённого прорытию канала, соединяющего Мёзу и Сену, и не вызвавшего никакого отклика. Молодой Робеспьер, польщённый, ответил, что потратит их на издание своей работы. Он публикует её в следующем году, под своим именем, сопровождая пометкой "адвок[ат] парламента". Этот титул объединяет его обладателя с литературной столицей... Это важно для него.

В период между написанием трактата и его изданием в печатном виде, Робеспьер переработал свой текст; он усовершенствовал его стиль, развил и уточнил некоторые важные пассажи, в частности, те, что касались критики lettres de cachet[44] и размышления о статусе бастардов. Произведение остаётся академическим и отвечает, пункт за пунктом, на поставленные вопросы, но Робеспьер вкладывает в него то, во что он верит; он надеется на литературную славу, но также он хочет внести свой вклад в спор об идеях. Сближаясь с неким Бриссо, он предлагает упразднить позор, ложившийся на семьи преступников, и, более того, наказания, от последствий которых непосредственно страдают их родственники, например, конфискациию их имущества; "чтобы создать помеху преступлению, - пишет он, - нет необходимости угнетать невинность и оскорблять человечность". Разве достоинство отдельного человека может зависеть от