Волхвы против глобализма - Николай Сперанский (Велимир)

«Как ненавистна им и сама Россия с ее «двунадесятью языками», и тысячелетняя идея русского мессианства. Можно ли вообще быть русским, не любя Россию?! И здесь неоязычники действуют заодно с заклятыми врагами и разрушителями русской государственности, это тоже важно понять. Вне Веры Отцов и великая государственность, и русская идея, и сама, наконец, русская душа — все это теряет смысл, и никакие идолы не спасут нас, если это будет утрачено в одночасье».

Это типичное обвинение. Оно так же насквозь лживое. Язычество — это любовь к своей родной земле по самому определению. Государство же к Родине весьма относительно. Государство временно, а Родина — вечна. Родина — она богиня Россия, и мы — е дети.

Христианские патриоты говорят, что язычники поддерживаются ЦРУ для создания конфликта и разрушения русского сознания. В действительности все наоборот: РПЦ действует в одном направлении с мировым глобализмом и ЦРУ, поскольку им обоим нужен покорный народ, — стадо.

Сегодня ни одна политическая сила мира не поддерживает язычников, ибо врагам это смертельно опасно, а свои — не доросли до такого уровня порядочности, чтобы отказаться от услуг той же церкви.

Язычники не запирают себя в маленький мирок, воюя при этом со всем миром. Язычники понимают, что верования в разных землях России всегда будут в деталях различными. Именно поэтому языческое единство не в христианском мессианстве — т. е. не том, чтобы искоренять иные языки и верования Руси, и чтобы все одинаково молились одному богу. Единство язычества в признании права за людьми жить на своей земле по своей традиции. Все языческие народы России равно почитают свой очаг, своих предков, свою Природу, и хотят, чтобы их дети были здоровыми и мудрыми продолжателями их дела. Эта добросердечность и объединяет язычников России в Круг Языческой Традиции.

4. Все это столь важно, что требует дополнительных разъяснений. Относительно язычества в обществе сознательно поддерживается атмосфера не понимания и дикости в его толковании. И обвинения язычества в том, что оно разрушает русский мир, могут показаться кому-то объективными. Дескать, стратегические интересы России требуют единства народа. А язычество зажигает свой очаг в каждой семье по-своему. Какое уж после этого единство? Все такие рассуждения являются глубоко невежественными. И всякая такая социальная система, которая вся сплошь состоит из людей абсолютно одной мысли, в действительности не гибка и не жизнеспособна.

Общество оказывается наиболее устойчивым и жизнеспособным, если в нем соблюдается баланс между принуждением и свободой. Этнографы знают, что все века в разных местах русской земли, имели место весьма разные традиции. Все это многообразие народной традиции, имело свое отражение в языческой вере. Традиция — это, по сути, та часть язычества, которая перестала восприниматься как религия, и перешла в область культуры. За какое бы дело ни брались русский крестьянин или крестьянка — они знали, что все эти дела делали (и теперь в них помогают им) языческие боги.

То, что в христианстве эти боги получили статусы святых — никакого принципиального значения не имеет. Мировоззрение оставалось языческим: «Огонь — царь, вода — царица, земля — матушка, небо — отец, ветер — господин, дождь — кормилец, солнце — князь, луна — княгиня», В.И. Даль, «Пословицы русского народа». Вот она какая, — русская душа. Это чисто языческое видение мира.

Многообразие язычества породило то многообразие русской этнической культуры, следы которой сегодня остались в основном в музеях, да в памяти пожилых людей глубинки. Сегодня из не специалистов мало кто даже представляет: сколь великий пласт русской традиции потерян. Многообразие религиозности от деревни к деревне просматривается даже в христианстве. Трудовая специализация деревень так же определялась внутренними наклонностями крестьян. От этой свободы пошли т. н. народные промыслы.

Забвение, утрата традиции происходила всегда. Но происходило и возрождение. Старые формы традиции восстановимо отражались в новых. Так что многообразие и богатство народной культуры все время возобновлялось, без забвения ее древнейших форм. Сегодняшняя наша беда в том, что традиция разрушена. Новые формы народной культуры, с учетом прежней — не вырастают.

Когда наша традиция перестала сама себя воспроизводить? Это началась с индустриализацией и раскрестьяниванием. Это вопрос важный, но отдельный.

В прошедшие времена (условно, до 1930–1950 годов), когда еще была жива традиция, наш народ можно было представить следующим образом: Это был этнос, имеющий богатство многообразия традиции и понятия законности в каждой своей ячейке (деревенской общине, улице города, артели, семье). И при этом были общие, связывающие этнос понятия. Это общность языка, общность истории, общность в понимании основных ценностей (таких как: отношение к земле, к роду, общие понятия справедливости, формы проявления чувств, единство толковании смысла жизни, и так далее).

Плюс, на русском этносе паразитировала христианская церковь. И плюс, этнос эксплуатировало и временами защищало, и вводило свои единые законы государство.

Таким образом, история говорит нам, что устойчивое существование этноса имело место при двух обстоятельствах:

1) Свобода в производственном, культурном и религиозном самовыражении. Самостоятельность в принятии жизненно важных решений, и частичная свобода в законодательстве. Крестьянская община обладала законодательными функциями, которые у нее в течение веков отбирало государство.

2) Общность, единство этноса в базовых вопросах существования, на которые уже было указанно, плюс единый святой Никола и название, что русские — народ крещеный, православный. (Икона Николы — самая распространенная.) Плюс, единство в уголовном праве, и государственных нормах.

В случае если происходило разрушение пункта 2), — государство «кидало» народ, церковь предавала его татарам, и так далее, — выживание этноса происходило за счет того, что он самостоятельно восстанавливал недостающие элементы общности на основе возможностей пункта 1). Например, выдвигался общенародный лидер: Иван Болотников, Пожарский, Степан Разин.

Условно, к 1985 году, способность нашего этноса к внутренней организации жизни по пункту 1) — оказалась разрушенной государством. Т. е. государство, укреплявшее пункт 2), по крайней мере, три столетия воевало с народом для разрушения пункта 1). При этом разрушенные функции пункта 1) компенсировались через развитие пункта 2) на государственном уровне. В советское время это приобрело цель государственной политики. В результате этого, например, самостоятельно выдвинуть и поддержать своего лидера, наш народ уже не способен.

Сегодня (условно с 1991 года), государство предало народ и разрушило само себя. Это означает, что пункт 2), подавив пункт 1), не смог подменить его целиком, и сам оказался не жизнеспособен. С умиранием этноса умирает и государственность. Мораль народа, да и мораль руководства страны удерживается только на жизни первичного коллектива социума — того человеческого объединения, которое формулирует для себя пункт 1).

Христиане патриоты и патриоты — государственники рассуждают всегда глобально, и весь смысл своего патриотизма видят в восстановлении действенности пункта 2). Но трагедия России состоит в проекции на общество Грозового мифа. Иначе говоря, в многовековой войне пункта 2) с пунктом 1). Не понимая этого, патриоты целиком ставят себя на позицию пункта 2), и упускают значимость традиции на местах, которую отражает пункт 1).

Язычество как раз стоит за пунктом 1). При этом, в пункте 1) лежат зародыши и общерусских представлений, питающих общенародную традицию и закон — пункт 2). Это здоровая ситуация, ибо пункт 2) только и может формироваться из традиции на местах — из пункта 1).

При искусственном введении пункта 2), или при его привнесении извне, следует говорить об оккупации или о не легитимности государственной власти.

В этом смысле, многообразие язычества на местах является не бедствием и проблемой языческого движения, как это нам ставят в вину, а является важнейшим и необходимым условием восстановления этнического многообразия. Без этого многообразия этнос не живет, он оказывается не способен к какому-то сопротивлению или приспособлению к глобально изменяющимся условиям жизни. Общество без пункта 1) — представляет собою вожделенную для ФСБ абсолютную монархию, концлагерь с абсолютной покорностью заключенных охранке. По крайней мере, мы не имеем такого примера, чтобы страна могла исторически долгое время жить при полностью подавленном пункте 1), а видим лишь обратное: с разрушением пункта 1) вырождается и вымирает народ, и одновременно с этим деградирует пункт 2), (разлагается государственный аппарат, утрачиваются общность целей жизни, размываются границы законности).