Избранное - Александр Гитович

1964

Прощальный пир

Вступление

Поэзия! Будь на ногу легка,Чтоб в гости ездили поэт к поэту,Чтоб разум не сидел у камелька,А бодро путешествовал по свету.Быть может, в этом-то и корень зла,Что — как признала братская беседа —Недалеко от глупости ушлаБезрадостная мудрость домоседа[1].

Тост

Итак, в объятьях дружеского пираЯ стал как будто духом посмелей:Я ловко процитировал Шекспира,Учитывая близкий юбилей.Не покидай меня, лихая лира,И в грозный рог еще вина налей,Прибавь мне сил и выдумки для тоста,Которым здесь блеснуть не так-то просто.

«Друзья мои! Как будто с колыбелиЯ с вами связан в сумраке времен.Пусть с нами нет могучего Орбели,Иосифа Абгаровича, онВсегда следил, чтоб мы не оробелиИ свято чтили божеский закон:Чтобы никто на донышке стаканаНе оставлял ни капли «Еревана».

И он учил, что у судьбы-злодейкиТы должен вырвать, хоть из-под земли,Зачем богатство? — только три копейкиИ первая копейка — для семьи,Вторая — для совсем другой семейки,Где празднуют товарищи твои,Ну, а поскольку есть и свет и тень,То третья, так сказать, на черный день.

И вот теперь, среди друзей пируя,Гостеприимство горное ценя,Я буду пить сегодня за вторую,Что сберегли армяне для меня, —Хотел бы греться у ее огняДо той поры, покамест не умру я,И да простит семья мои стихи,Как прочие немалые грехи».

Эпилог

Нам ни к чему преуменьшать удачи,

Столь редко посещающие нас, —

В Армении мы стали побогаче

И кое-что скопили про запас.

На склоне лет мы сможем вспомнить пир

Во всем его языческом размахе —

Свободу, а не ханжеский трактир,

Где втихомолку пьянствуют монахи.

1964

Воображаемое свидание с Ованесом Ширазом (Неправильные октавы)

...Больше ничего

не выжмешь из рассказа моего.

Нам ненавистны варварские пьянки —Мы пьем степенно, Ованес Шираз.И, если это правда без прикрас,Закажем, друг, по порции солянкиТакой, где, радуя голодный глаз,Блестят маслины, как глаза армянки,Что многократно, но не впопыхах,В твоих изображаются стихах.

Вот это значит уважать культуру,А не бесчинствовать в дыму и мгле,Где пьют пижоны «под мануфактуру»,Чтоб через час валяться на земле.

Обед по-царски и шашлык по-карски —Синонимы. Тут разных мнений нет.Мы не нуждаемся ни в чьей указке,Чтоб сочинить наш княжеский обед.Пока есть деньги, мы живем как в сказке,Ну, а наутро, чуть забрезжит свет,Мы дома вывернем свои карманыИ как-нибудь опять нальем стаканы.

И вот плывут, не ведая смущенья,Как равные, солянка и шашлык:То двух культур, достойных восхищенья,Немой, по выразительный язык, —И дух взаимного обогащеньяНад ними вьется, важен и велик.И, понимая это, мы запьемСолянку - водкой, а шашлык — вином.

Могучей кулинарии наукаТы хороша и ныне, как в былом,Ты и теперь, не зная слова «скука»,Объединяешь нас таким теплом,Что даже фаршированная щукаБыла бы тут не лишней за столом.Хотя тогда, Шираз, придется сноваПотребовать у девушки спиртного.

«Да будет так, — кивает Ованес, —Я замечаю, что с твоим приездомВ меня как будто бы вселился бес,

Он прямо в душу, окаянный, влез,Усевшись там определенным местом,И не видать, чтоб скоро он исчез.И если это, друг мой, предпосылка,То следствием пусть явится бутылка».

По мне, хоть две бутылки: я не жмот, —Они ускорят ровный ритм рассказа, —Но люди скажут, что виновен тот,Кто совратил непьющего Шираза,Который духом трезвости слыветОт Закавказья до Владикавказа.Я не хочу, чтоб от меня народШарахался, как от дурного глаза.И так тревога прибавляет сил,Что я октаву эту удлинил.

А впрочем, пусть десятки зорких глаз,Слегка знакомых или незнакомых,Все это видят: нам пришлось не разСпокойно пить в прославленных хоромах

И что ж? Мы живы, Больше ничегоНе выжмешь ив рассказа моего.

1965

«Хмельного от хлеба и соли…»

Хмельного от хлеба и соли,Меня развлекали друзья —Но думал старик поневолеО том, о чем думать нельзя.

Спала под снегами Европа.А тут уже знал человекЗвериную злобу потопа,И разум, и Ноев ковчег.

1965

В горном монастыре

Здесь позабудешь ты о многомЗдесь не монахи, а жрецыБредут за каменным порогом,И жертвенная кровь овцыНасмешка идола над богомТечет в унынии убогом,И спят в пещерах мертвецы.

1966

Облака над Севаном

А. Галенцу

Пришедший из далеких странС поклажею нехитрой,Сезанн, влюбившийся в Севан,Колдует над палитрой.

Над ними глыба облаковПлотна и серебриста —Она как шерсть для башлыковИ рай — для пейзажиста.

1965

У Балабека Миклэляна

На перекрестке путейВ дебрях безводного югаДряхлая эта лачуга —Истинный рай для гостей.Я не забыл ничего,То, что запомнил, — навечно:Так не пируют беспечноСильные мира сего.

Щедрому дому под статьКружки, подобные чашам.Что я смогу пожелатьДобрым хозяевам нашим?Мирные славит трудыБывший бродяга и воин:Было бы вдоволь воды —А за вино я спокоен.

1966

Деревенский праздник

Вино и хлеб, рожденные из камня,Гостеприимство трудовой души, —Вся эта жизнь ясна и дорога мне,И люди здесь добры и хороши.

Трудись и празднуй! Мирной жизньюНеобходимо в каменной пустыне:Тут грешники становятся святыми,Но и святые склонны согрешить.

1966

Две чайки

С. Кара-Дэмуру

Как неожиданно воспоминаньяСоединяют вместе север с югом,Вот и сейчас, вне моего сознанья,Они спокойно сходятся друг с другом:

Две чайки возникают предо мною,Как будто в сновидении незваном,Хотя одну я видел над Невою,Другую — в знойном небе над Севаном.

1966

Наш старый критик

Все равно мы вытащим егоНа далекую прогулку в горы,Чтобы наши гордые просторыОн не принимал за колдовство.

Чтобы и за совесть и за страхПонял наш насмешливый коллега,Как смертельно устает в горахСердце пожилого человека.

1966

«Пиры — это битвы. Заране…»

Пиры — это битвы. ЗаранеБыл час испытанья суров:Меня проверяли армяне —Пригоден ли я для пиров.

И вот на колхозном базареЯ принял как первый ударКувшин ледяного маджариИ красного перца пожар.

1965