Империя. Настоящее и будущее. Книга 3 - Константин В. Малофеев

– походу на Восток. Совсем иначе смотрели на дело в окружении Рузвельта. В апреле 1939 года Буллит заявлял: «Война в Европе уже решенный вопрос. Польша уверена в поддержке Британии и Франции и не уступит требованиям Германии. Америка вступит в войну вскоре после того, как Англия и Франция вступят в нее»[43].

Поступившее Сталину предложение Гитлера разделить Польшу было для советского вождя настоящим подарком. Оно означало отсрочку столкновения СССР и Германии и гарантию того, что Англия и Франция будут вовлечены в войну раньше, чем СССР, а значит, будут обречены вступить с ним в союз. Советско-германский пакт ставил крест на стратегии Лондона по перенаправлению агрессии на Восток и был в этом отношении крайне выгоден США. Нельзя исключать того, что именно комбинация американской дипломатии, имевшей заметное влияние на Сталина, породила столь противоестественный союз.

Львов. 1930-е гг.

По итогам соглашения СССР сумел восстановить западную границу Российской Империи – в состав государства вернулись Западная Украина (даже с приращением в виде Львова), Белоруссия, сепаратистские страны Прибалтики; исключением стала Финляндия, где Красная армия столкнулась с ожесточенным сопротивлением финнов во главе с бывшим царским генералом Густавом Маннергеймом. Однако вскоре стала очевидна страшная цена этой внешнеполитической комбинации.

В Первую мировую войну Париж был спасен от германского натиска только ускоренным наступлением русской армии в Восточной Пруссии. В начале Второй мировой войны Германия, не будучи вынужденной сражаться на два фронта, сосредоточила все силы против французов и разгромила их. В июне 1940 года мир потрясла весть о падении Парижа. В сентябре 1939 – июне 1941 года Германия поочередно сокрушала врагов, ни на секунду не выпуская из рук стратегической инициативы. Дело было не в мощи германского оружия или в стратегическом гении и удачливости фюрера. Эта «удачливость» состояла в отсутствии фронта с Россией.

Островная Британия, оставшись в одиночестве, сражалась на пределе своих возможностей. Если бы к воздушной битве за Англию и морской битве за Атлантику прибавилось бы еще и сухопутное вторжение, английскому королю пришлось бы реализовать свои планы по переезду в Канаду. Однако сам Гитлер был одержим идеей заключения мира с Англией. С этой целью туда направился при загадочных обстоятельствах заместитель Гитлера Рудольф Гесс, надеявшийся услужить фюреру и примирить Третий рейх с английским Ханааном.

Уинстон Черчилль (1941–1945; 1951–1955)

Но предложения Гесса были отвергнуты: английское правительство к тому моменту возглавил Уинстон Черчилль, безоговорочно подчинивший себя американской стратегии, в которой Британии отводилась роль авангарда, принимающего на себя немецкие удары.

С декабря 1941 года к европейскому фронту прибавился азиатский. Япония, спровоцированная усилиями Рузвельта на вступление в войну, атаковала в Перл-Харборе американский флот. Однако основной удар японцы наносили по британским и французским колониям. Японская агрессия, как и германская, расчищала путь мировому господству США.

Заключение пакта Молотова – Риббентропа позволило Гитлеру скрытно подготовить войну против России и сосредоточить на Восточном фронте практически все свои сухопутные силы. В его представлении, СССР должен был рухнуть под грузом социальных и этнических противоречий как колосс на глиняных ногах. «Пропаганда должна вообще способствовать распаду Советского Союза на отдельные государства»[44], – гласила инструкция ведомства Геббельса, данная перед войной. Приказ фельдмаршала фон Рейхенау, бывшего ярым нацистом, гласил: «Основной целью похода против еврейско-большевистской системы является полный разгром государственной мощи и искоренение азиатского влияния на европейскую культуру… Никакие исторические и художественные ценности на Востоке не имеют значения»[45].

22 июня 1941 года без объявления войны Германия вторглась в СССР. В первые месяцы боевых действий могло создаться впечатление, что гитлеровский прогноз сбывается. Воспитывавшийся советской пропагандой антипатриотизм, лишь недавно смененный новым патриотизмом, лишал многих солдат уверенности в том, что они сражаются за Отечество. А ненависть к колхозной системе и коммунистическому террору на первых порах могла создать у части граждан СССР иллюзии, что немцы идут как освободители.

Несмотря на все успехи сталинской индустриализации в деле подготовки к войне, Советский Союз был к ней готов далеко не в полной мере. У Красной армии отсутствовали современные средства связи, был немногочисленным автомобильный парк. Даже в производстве лучших видов вооружений существовала значительная зависимость от Германии. «Самая массовая противотанковая пушка Красной армии, знаменитая „сорокапятка”, была усовершенствованным отечественными конструкторами орудием фирмы „Рейнметалл-Борзиг”… Авиационный двигатель М-17 являлся не чем иным, как лицензионным авиадвигателем BMW VI… Немецкие станки использовались при производстве новейших советских средних танков Т-34–76»[46], – отмечают историки Алексей Исаев и Артем Драбкин.

Совокупность этих факторов обрекла Красную армию на тяжелейшие поражения летом-осенью 1941 года. Хотя солдаты и офицеры проявляли массовый героизм, военная некомпетентность «красных маршалов» времен Гражданской войны, как и самого Сталина, привела к тяжелым поражениям и гибели или пленению сотен тысяч солдат в окружениях моторизованными частями вермахта. Киевский котел, в котором был уничтожен целый фронт, стал крупнейшим окружением в мировой истории войн. С июня по декабрь 1941 года Красная армия потеряла убитыми, умершими от ран, оказавшимися в плену и пропавшими без вести 3 миллиона 138 тысяч человек, а ранеными, контуженными, заболевшими – 1 миллион 336 тысяч человек; лишилась более 6 миллионов единиц стрелкового оружия, 20 тысяч танков и САУ, 100 тысяч орудий и минометов и 10 тысяч самолетов.

Трагедии котлов и отступлений подталкивали нестойких солдат к дезертирству и сдаче в плен. Потеря развитых промышленных и сельскохозяйственных районов на Западе страны, а затем и Донбасса, блокада крупнейшего индустриального центра Ленинграда создавали у представителей союзников ощущение вероятности скорого стратегического поражения СССР из-за истощения ресурсов. Гитлеру представлялось, что его пророчество о «колоссе на глиняных ногах» сбывается.

Патриарх Сергий (Страгородский)(1867–1944)

Однако в действие вступили факторы, которые фюрер Третьего рейха осознавать и учитывать не желал. Прежде всего, не оправдалась ставка на то, что СССР при первых же ударах вермахта рухнет под гнетом межэтнических противоречий. Гитлеровцы нашли союзников в Прибалтике и на Западной Украине, где националисты охотно записывались в полицию и СС, а также с энтузиазмом принимали участие в масшабном терроре и массовых казнях еврейского, польского и русского населения. Однако большинство населения страны и костяк армии составляли русские, для которых слова об отечественной войне, впервые прозвучавшие 22 июня 1941 года в послании патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия, не были пустым звуком: «Отечество защищается оружием и общим народным подвигом, общей готовностью послужить отечеству в тяжкий час испытания всем, чем каждый может»[47].

Коллаборационистские надежды на то, что гитлеровцы освободят от гнета большевиков русский народ, стремительно таяли с ходом войны, по мере разворачивания нацистского террора. Были случаи, когда офицеры-аристократы из числа высших кадров вермахта пытались наладить приемлемые отношения с русским населением в прифронтовой полосе: открывали церкви, делали ставку на уцелевших представителей «старой России». Однако эти попытки терялись в море жестокости и варварства, порожденных приказом фон Рейхенау. В немецком же тылу СС и рейхминистерство восточных территорий Розенберга проводили неприкрытую политику жестокой