«Засланные казачки». Самозванцы из будущего - Герман Романов

– Товарищ Либерман приказал к нему захваченных нами офицеров немедленно доставить. Так и велел! Пусть хоть водой их отливают, но в чувство привести. И тебя приказал разбудить, мол, и так чуть ли не весь день ваш помкомвзвода проспал. Так что иди ты к нему, уж больно гневен сейчас товарищ уполномоченный!

– Да ложись ты спать! – Буркнул Ермолаев красноармейцу и стал застегивать ворот гимнастерки. И, не успев дойти пальцами до верхней пуговицы, услышал за своей спиною заливистый храп – то парень уже торопился наверстать упущенное нынешней ночью.

– Зовет, так придем!

Пахом надел на себя меховую безрукавку, затем шинель, туго перепоясался ремнем с тяжелой кобурой нагана и проверил, как выходит остро заточенный клинок из ножен.

Это он делал каждый раз перед тем как нацепить шашку – насмерть вбили в память въедливые гусарские унтера на первом году четырехлетней службы, которая должна была закончиться у него аккурат в августе 1914 года. И он тогда мечтал, как вернется в свою деревню в красивой форме и все девки наперебой станут на него заглядываться.

– Не судьба…

Печально усмехнулся Ермолаев своим воспоминаниям. Вместо дома оказался молодой ефрейтор на долгой трехлетней войне с германцами, в которой его ранили дважды шрапнелью. А также отравили раз боевыми газами, и пулей в ногу свои же угодили.

Все было на той войне, двумя Георгиевскими крестами с медалью наградили даже, вот только не за лихие конные атаки, которые он раньше представлял. Пулемет заставил кавалерию спешиться, загнал ее в окопы, что быстро опутались колючей проволокой в несколько рядов.

Тяжелые «чемоданы», которыми русских щедро потчевала германская артиллерия, наводили на солдат такую тоску, что была особенно страшной в долгом и томительном окопном сидении.

За что солдатики кровь три года проливали?! Чтобы буржуи продолжали сладко есть и пить?!

В семнадцатом году прорвало – армия и народ на дыбки дружно поднялись, показали свою силу. Пахом с удовольствием вспоминал, как насадил на штык костлявого ротмистра, бывшего гвардейца, изгнанного за какие-то темные дела из полка. Тот был гневлив безмерно, всячески оскорбляя гусар, и тяжел на руку.

Вот и отлились кошке мышкины слезки!

Зато какими шелковыми враз офицерье с генералами стали, глазки как у них забегали, искательно. Зато потом они от страха потихоньку опомнились и за Корниловым пошли – сам Ермолаев тогда на Кубани еле ноги от белых «добровольцев» унес…

Глава седьмая. Александр Пасюк

– Никшни, Родя!

Подъесаул шепотом отдал команду и притих, изображая из себя беспамятное тело. Но внутри Александра просто трясло от еле-еле сдерживаемого бешенства. Он многое повидал в своей бурной жизни, даже судимость, ныне погашенную, имел за хулиганство, хотя и условную, в «обезьяннике» трое суток парился, что было, то было!

Но такое?!

Даже знающие «братки», с которыми он в свою бытность разговаривал, о таком беспределе гомосеков, обряженных в форму красноармейцев, даже не заикались. Вообще до сегодняшнего дня Пасюк никогда не слышал, чтобы «голубые» вот да таких «ролевых игр» додумались…

Дверь открылась со скрипом, и в узилище зашли двое – Александр хорошо видел вошедших через ресницы: испытанный прием всех женщин, которым и в его положении сейчас не грех воспользоваться.

Оба были в длиннополых шинелях с поперечными красными «разговорами», в солдатских куцых папахах, а не в тех «лохматках», что носили они с Родионом. И вооружены столь же «древним» оружием, согласно принятым на себя ролям – у одного висел кривой кинжал бебут на поясном ремне, у второго винтовка, обычная драгунская, немного укороченная «мосинка» с примкнутым граненым штыком.

«Заигрались, сукины дети, все так натурально!»

Мысленно восхитился Александр, прекрасно осознавая, что в нынешних оружейных магазинах можно купить любую нерабочую модель. Он сам ППШ по случаю приобрел – совсем как настоящий, вот только ствол у него сплошняком залит, да бойка нет, без надобности.

Многие потому для школы такие же АКМ и АК-74 приобретают – разрешений не нужно, а потому свою голову ломать не надо, по инстанциям бегаючи. Зато курс первоначальной военной подготовки для детишек организовать запросто можно, сборку и разборку. Ведь совсем как настоящие автоматы, только стрелять из них невозможно.

– Товарищ Либерман приказал энтого есаула к себе первым привести, – сильный пинок в бок тряхнул тело. – Эй, ваше благородие, давай очухивайся да зенки свои открывай!

– Не, – гундосый голосок проблеял со стороны, – не встанет офицерик, вона как перегарищем за версту от него прет. Да и облевался весь, как худой котенок, вонизма одна идет, аж в носу засвербело!

– Давай в снег его окунем, очухается…

«Натурально-то как играют, в роль вошли!»

Этого момента Александр и дожидался с превеликим нетерпением, почувствовав, что над ним наклонился один из «красноармейцев», а второй своей лапищей уже взялся за ногу.

Хряк…

– Ой, вбили!

Ступня с размаха хлестанула подъемом точно по носу – красноармеец отлетел к печке и, ударившись затылком о дверцу, да так, что звон пошел, обмяк, конвульсивно дернувшись конечностями.

– Уй-я!

Второй боец успел вскрикнуть от лютой боли – кому понравится, когда грязным пальцем прямо в глаз ткнули!

Хряк-с!

И тут же последовала выброшенная вверх ладонь правой руки – ее ребро врезалось в мягкое горло. Но удар с лежащего положения оказался все же слабоват, тюремщик только вякнул и тут же ухватился за рукоятку бебута. Это было его последнее осмысленное движение.

– Кийя!

Хрясть…

Александр знал, что Артемов занимался карате, но чтоб с одного удара по шее убить вот так запросто?!

– Ты что творишь, Родя?! С «катушек» совсем съехал? «Резьбу» сорвало на хрен?! За это срок нехилый нам живо намотают, на необходимую оборону не посмотрят!

Пасюк ошалело посмотрел на молодого приятеля, от которого он никак не ожидал подобной прыти.

«И откуда столько лютости взялось у парня?!»

А тот с изумлением рассматривал свою собственную ладонь, будто в первый раз ее увидел.

Ряженый красноармейцем лежал у них под ногами, с его рта толчками выплескивалась густая дымящаяся кровь – он хрипел, царапая доски корявыми пальцами. И шея неестественно выгнута – слишком сильный оказался удар, сломавший шейный позвоночник.

– Капец котенку, ласты склеил!

Кратко и глухо констатировал следствие схватки Александр и только сейчас опомнился. Посмотрел на второго тюремщика – тот уже не двигался, с прокушенной губы по подбородку текла кровь. И именно вид этой алой жидкости снова его взбесил – семь бед, один ответ.

– Их трое осталось, Родя. Теперь нам нужно всех насмерть валить, чтоб другим неповадно было!

Пасюк крови и трупов совершенно не испугался – и дрался часто в молодости, проливая свою и чужую юшку, и в тайге, встретившись с лихими людишками, в бытность своей работы егерем, двух браконьеров лично застрелил. Напарнику его тогда не повезло – первым шел и словил в упор картечный сноп в грудь, всю разворотило. Он потом его на руках держал, глотая соленые слезы. Так что привык к смертушке, не испугала она его.

И хуже – кровь ударила в голову, так часто бывает.

– Посадят ведь, Саныч!

– Ни хрена, на состояние аффекта спишут! Любой судья за этих мужеложцев срок нам условным сделает – они же нас хотели трахнуть, твари! Не мы их! Надо же, кинжал у этого прямо настоящий!

Он хладнокровно наклонился над трупом и с лязгом выхватил из ножен бебут. Таким ему приходилось уже пользоваться на занятиях, правда, на счет своих фехтовальных способностей, он не обольщался. Так, для показухи целый месяц учился, крутя казачью шашку в кисти чуть ли не до вывиха, не для боя. Чтоб впечатление на незнающих произвести да перед молодыми бабенками похвастаться.

Ну и бебутом заодно немного поучился, техника одна, только клинок у него чуть короче, чем у шашки. А вот обычный нож совсем других тренировок потребовал, совсем иные оказались с ним приемы.

Клинок, причем остро заточенный, заиграл в руке, и Александру даже показалось на секунду, что сталь испытывает сама нетерпение. Это ощущение и снесло окончательно «крышу»…

Родион Артемов

Родион растерянно посмотрел на Пасюка, что в теплых кальсонах, но с длинным кинжалом в руке, рванулся к открытой двери раненым быком, и перевел взгляд на лежавшую на полу винтовку.

Решение пришло к нему мгновенно – бросить товарища, старшего брата-казака, что спас его от смерти в буране, он никак не мог, а потому наклонился над оружием.

Легендарная «мосинка» оказалась чуть-чуть тяжелее учебного «калаша», который он один раз разбирал-собирал на военных сборах, что проводили в станичной Управе при церкви, длинной, с торчащим штыком, который так и норовил ткнуться, а потому очень неудобной. Такой орудовать придется как копьем, только втыкать, куда придется.