«Засланные казачки». Самозванцы из будущего - Герман Романов

– Будем говорить?! – не сулящим добра тоном осведомился еврей, а покоцанный им «знакомец», с перебинтованной мордой встал сзади, положив свои крепкие лапищи ему на плечи.

Неожиданно страх стал отступать. Пасюк почувствовал приступ веселой злости, и, несмотря на связанные руки, в нем забурлила силушка. Толчками, будто норовила выплеснуться.

Да кого ему бояться?!

Этих двух уродов что возомнили себя большевистскими царьками?

Олигарх им денежек подкинул, вот они устроили в каком-нибудь брошенном селении свое коммунистическое прошлое. Обрядились для антуража в шинели с «разговорами», да винтовочек клепаных в магазине прикупили, у которых затвор не передернешь.

Если свой страх им сейчас показать, то они дерьмо жрать заставят. Те еще ухорезы, беспредельщики конкретные.

– Будем!

Пасюк отчаянно выплюнул словом скопившуюся внутри злость. Еврей прищурил глаза – вот только этого пристального взгляда Александр уже не испугался. Он уже совсем ничего не боялся – сейчас думал об одном, чувствуя, что начинает сходить с ума.

– И о чем вы будете говорить, вашбродь?

– Об ОМОНе, который сюда вскоре доберется, и вас всех к ногтю приберет. А это времечко близко!

– Так, так… – Казалось, что еврей совсем не расстроился от угрозы, а вроде даже повеселел. – И что это за ОМОН такой выискался?

– Отряд милиции особого назначения, – по слогам произнес Пасюк и увидел, как в глазах допрашивающего человека промелькнуло какое-то непонятное удовлетворение.

– Это который при губернаторе Яковлеве сформировали?

– Так точно. – Пасюк не знал фамилий губернаторов, но раз тут все известно, то стоит согласиться.

– Так они все разбежались еще до нашего прихода! – хохотнул его собеседник, противно заскрипев новехонькой кожанкой – одеждой явно не по сезону, но многозначительной для статуса. Еще бы – первый признак «вооруженного отряда партии».

– Вот они где, а не разбежались! – Александр поднял связанные в запястьях ладони и сжал пальцы в кулаки. – И они еще себя покажут, когда вас берцами начнут в асфальт закатывать!

– Вы к ним шли?

«Лжечекист» проигнорировал угрозу и еще чуть наклонился над столом, сверля его взглядом.

– Да!

– И где же они?

Чекист еще больше наклонился, и Пасюк решил, что этого достаточно, и выкинул кулаки вперед, рванувшись всем телом. Ударом политического оппонента смело со стула, а подъесаул яростно закричал.

– Вот здесь, уроды! Что вы передо мною в советскую власть поиграть вздумали, уроды?! Нет ее, давно кончилась! Выкинули на помойку, и мумии черед настанет, вашего Ленина, сифилитика гребаного…

– Паскуда! Мразь белогвардейская!

Сильные лапы сжались на его горле так, что Пасюка сразу же скрючило от невыносимой боли, и он надсадно захрипел, но сумел отчаянно ударить затылком так, что искры из глаз посыпались.

Но хватка не ослабела, а вроде как усилилась. Свет в глазах стал медленно погасать, и последнее, что ощутил, это теплый ручеек, что весело побежал по его ноге…

Родион Артемов

«Сейчас и меня начнут пытать!»

Страх настолько охватил Артемова, что у парня стали меленько постукивать зубы. Теперь он понимал, что попал в руки озверелым сумасшедшим маньякам, которые его просто запытают, как несчастного Пасюка, которого несколько минут назад принесли с допроса два дюжих красноармейца в полной «отключке», истерзанного и окровавленного, но бережно положили на чистую солому.

И, ничего не говоря, рывком и молчком подхватили его под руки и приволокли сюда – от охватившего его ужаса Родион окаменел и не то что кричать, разевать рот, как рыба, не мог.

Объяснить происходящее было трудно. Первая мысль была абсолютно безумной – они с Пасюком угодили в руки коммунистам, что затаились в тайге на целые десятилетия, как семья Лыковых.

Он ее тут же отринул, как совершенно бессмысленную – красные победили в Гражданской войне, а потому скрываться в тайге им не было никакого резона.

Это же не старообрядцы, что от гонений царей и церкви в безлюдные места уходили, и не те белобандиты, что партизанили в Якутии до начала Великой Отечественной войны. Тем более что сама Тункинская долина и горы, что ее окружают, исхожены туристами вдоль и поперек, и никто подобного не отмечал.

Вторая мысль появилась сразу же, когда вспомнил прочитанный роман «Охота на пиранью» красноярского писателя Александра Бушкова, в котором сумасшедший олигарх построил в глухой тайге заимку в духе сибирского золотопромышленника, обрядив своих людей соответственно царскому времени. И развлекался тем, что на отловленных людей устраивали самую настоящую охоту, предварительно вволю поиздевавшись над ними.

Теперь, сидя в кабинете, он еще более уверился в этой мысли, да еще в том, что олигарх намного круче того из романа. Потому что устроил не бутафорию, а самую доподлинную реальность – как Родион ни всматривался, но ни малейшего признака современной цивилизации не заметил, словно и века с тех времен не минуло.

И увиденные им люди не актерствовали, ибо вряд ли бы смогли столь натурально играть, выдали бы себя либо словами, или взглядом с мимикой. А это было намного страшнее и печальнее для них – если олигарх не поскупился на психотропные вещества, что полностью снесли разум у «красноармейцев», внушив им под гипнозом новую реальность, в которой они стали жить, то его с Пасюком отсюда не выпустят.

«Запытают до смерти, сволочи! Вон каким пламенем глаз у чекиста горит – так здравый человек смотреть не станет. И командир красноармейский вылитый зверюга, удавит своими лапищами и не поморщится».

– Вы офицер Иркутского казачьего войска, – скорее утвердительно произнес, чем спросил, одетый в кожаную куртку чекист. Судя по свернутому набок носу, похожему на птичий клюв, и багрово-свинцовому разливу под глазами, досталось ему от Пасюка качественно, вот только как он это ухитрился проделать со связанными руками. Да еще расплющить нос второму палачу, разбив его всмятку…

– Назовите вашу фамилию и станицу?!

– Подхорунжий Родион Эдуардович Артемов. Свято-Владимирская станица в городе Иркутске…

– Шутить изволите, ваше благородие?!

За какую-то секунду сумасшедший в чекистской кожанке превратился лицом из бледного и помятого, в багряного и гневного. Его губы скривились в страшной гримасе, не сулящей ничего доброго.

– Я, вашбродь, семь лет в гусарском полку отслужил, и то едва в старшие унтеры вышел! – Стоящий сзади командир заговорил со смешком в голосе, но с таким жутким, что Родиона до пяток пробрало.

– У нас подпрапорщиками самых лучших вахмистров ставили или рубак знатных, что полный бант выслужили. И у казаков, как знаю, в подхорунжие таких же вояк добрых выводили, служак старых. И не тебе этим чином прикрываться!

Плечи словно стальными тисками безжалостно стиснули, и Родион невольно вскрикнул от боли.

– Нет, его благородие решил в нижние чины записаться, чтоб за свое офицерство к стенке не поставили. Вот только поздновато, хоть бы погоны с плеч таки снял.

– Да я правду говорю, – искренне взвыл Родион, и в ответ прозвучал издевательский смех.

– Казачью форму вы надели, а вот задницу свою седлом не натерли. Это раз, – чекист демонстративно загнул на руке палец, а затем и второй со словами: – А два, так то, что станицы таковой в Иркутске нет, а есть Спасская. Вы бы хоть вначале узнали хорошенько, прежде чем нам так нагло в глаза врать!

– Да я…

– Товарищ Ермолаев, объясните молодому благородию, что врать нехорошо!

Голос чекиста не успел отзвучать в ушах, как тут же сменился оглушительным звоном, от которого чуть ли не лопнула голова. А боль была такова, что Родиону даже показалось, что у него закипели мозги. И когда он снова пришел в себя, на столе перед собою увидел пасюковскую медаль с портретом адмирала Колчака, что красные содрали у него с груди.

– Хотелось бы знать, Родион Эдуардович, за что награждают у вас вот такой медалью? Надеюсь, вы знаете?

– Знаю. – Артемов облизал сухие губы. – Это войсковая медаль, ее награждают тех казаков, кто сходил на поминовение расстрелянного красными адмирала в устье реки Ушаковки. Я вот не удосужился как-то…

– Хватит тебе, сволочь, над нами издеваться! Мы сейчас из тебя, паскуда, всю правду вытрясем. Товарищ Ермолаев!

Чекист закипел, прямо как чайник, Родиону даже показалось, что у него из ноздрей струйкой выплеснуло пар. И получить снова удар ладонями по ушам от стоящего сзади командира он не захотел, и рванулся вперед, надеясь доказать свою искренность.

– Да я…

Артемов увидел, как исказилось лицо чекиста, снова побледнев. Как он отшатнулся на стуле, закрыв разбитое лицо руками. И услышал вопль, в котором явственно прозвучал страх.

– Товарищ Ермолаев! И эта контра на меня кидается!

Горло парня тут же сграбастали крепкие, словно железные пальцы, и в глазах Родиона мгновенно стал меркнуть свет. Он не мог вздохнуть, почувствовав, что исходит тяжелым предсмертным запахом, о котором читал в книгах. И от осознания этого ему сделалось настолько дурно, что разум тут же рухнул в черную пучину небытия…