Диалоги. Практика латинского языка - Хуан Луис Вивес

приятным собеседником. Теперь, говорят, он сухой, истощенный, бледный, даже воскового цвета, немощный, растрепанный, угрюмый, молчаливый, избегающий света и человеческого общения; никто, кто видел его прежде, уже не узнал бы.

Нуго. О жалкий юноша! Откуда это зло?

Турдус. От любви.

Нуго. А откуда любовь?

Турдус. Насколько я мог узнать из слов посыльного, он [Клодий], оставив серьезные и надежные занятия, всецело предался сладострастной поэзии, латинской и на народном языке. Оттуда первая подготовка души: как если бы искра огня, сколь бы ни была она мала, попала на тот горючий материал, тут же воспламенив его, как паклю. [И] он предался безделью и праздности.

Нуго. Что считаешь нужным сказать о многих и более серьезных обстоятельствах его вдохновленного состояния?

Турдус. Сейчас он безумствует, часто гуляет в одиночестве, но всегда или молча, или что-то напевая и играя на музыкальном инструменте, пишет стихи на родном (vernaculo) языке.

Нуго. Надо думать, их читала бы сама Ликорида [108].

Граккулуc. О Христос, отврати от наших душ столь пагубную болезнь!

Турдус. Если меня не обманывает ум Клодия, он когда-нибудь станет благоразумным, его душа в беспутстве странствует, [но] не обитает (не находится постоянно).

Граккулуc. А тот другой [Луско], какой торговлей занимается?

Турдус. Он послал к отцу слезно написанное письмо, [где рассказал] о своем жалком положении с занятиями. Письмо, а оно было открытое, зачитал посыльный. Отец, человек малообразованный, приставил (перевел) сына от книг к шерсти, тканям, вайде, перцу, имбирю, корице. Теперь Луско, подпоясав брюки, чрезвычайно тщательный и неутомимый в своей благоухающей таверне зазывает посетителей, встречает приветливо, поднимаясь, весьма небезопасных спускает с лестницы, выставляет свои товары, поворачивает, переворачивает, обманывает, дает ложную клятву – ему [это] все легче, чем учиться.

Нуго. С детства я знал, что он расчетлив, радуется мелкой монете, поэтому он предпочел богатство литературе и ничтожную выгоду превосходству образования. Когда-нибудь он в этом будет раскаиваться.

Турдус. Но с запозданием.

Нуго. Несомненно. Пусть заранее позаботится, чтобы не случилось с ним того, что случилось с его двоюродным братом.

Турдус. С кем?

Нуго. С Антронием во Фруктовом переулке у «Трех галок». Ты не слышал, что он в прошлом году прогорел?

Граккулуc. Почему прогорел, скажи на милость? Разве это такое большое зло? Разве не ежедневно это случается во всех кухнях?

Турдус. В деле прогорел.

Граккулуc. В каком деле?

Турдус. Чужом, он разорился [стал несостоятельным должником].

Граккулуc. Неужели ничего не вернул кредиторам?

Турдус. По соглашению он вернулся в убежище и [отдал] свои книги одну за другой по три унции за каждую.

Граккулуc. Это ты называешь прогореть? Хотя нет ничего ужаснее. Но каким образом он утратил [все]?

Турдус. Я слышал, право же, недавно от отца, однако недостаточно понял. Отец рассказывал, что для покрытия долга он сделал опасные займы, которые содрали с него кожу и сожрали до костей.

Граккулуc. Зачем заем? Что значит «сдирать кожу»?

Турдус. Я действительно не знаю, думаю, что-то [связанное] с воровством.

Нуго. Видишь того толстяка? Наверное, подумаешь, что он едва ли может передвигаться, а он эквилибрист и канатоходец.

Граккулуc. Замолчи, ты рассказываешь невероятные вещи.

Турдус. Не сам же своим телом [он действует], но пятками.

Граккулуc. А что-то другое из новостей сообщил посыльный о наших товарищах?

Турдус. Также о Гермогене, который в любом нашем диспуте всегда показывал [себя] одним из первых. Он удивительно изменился и из умнейшего и для его возраста ученейшего сделался недавно очень медлителен умом и невежествен.

Нуго. Я видел, что такое часто случается с некоторыми неглупыми [людьми].

Бамбалио. Говорят, что это происходит, когда не прочна острота ума, подобно тому, как в ножичках, острота которых легко притупляется, особенно если режут что-то несколько более твердое.

Граккулуc. Почему, разве острота ума подобна остроте железа?

Бамбалио. Не знаю. Я часто видел железо, никогда не видел ум.

Нуго. [А] что произошло с тем сельским юношей, который в прошлом месяце в честь своего прихода устроил нам трапезу, богатую сельскими блюдами? К нему, чтобы возвратить назад (на родину, в село), наставник послал четырех [служителей], какие удерживают от побега. А был он недурен собой.

Турдус. Красивый, осел. Девушка для домашней работы у моей тетки (эта девушка – сестра его двоюродного брата) встретила его недавно в своем селе с непокрытой головой, непричесанным, косматым, взъерошенным, в галльских сандалиях и шерстяной, груботканой неплотной (легкой) тунике. Он продавал на какой-то площади бумажные картины и таблицы для начинающих учиться, пел песни в собраниях.

Граккулуc. Он, должно быть, благородной крови.

Турдус. Как так?

Граккулуc. Ведь отец его из рода Коклитов [109].

Нуго. Это не столь указывает на благородного мужа, сколь на доброго стрелка – легко достигнет цели.

Турдус. Или плотника, который одним глазом ведет по прямой линии красный мелок.

Нуго. Мне никогда не нравился этот парень, он не проявлял какого-либо признака добродетели.

Граккулуc. Почему так?

Нуго. Потому что не любил занятий, не уважал наставника, что служит очевиднейшим доказательством пропащей души, и насмехался над стариками, и издевался над несчастными.

[Но] смотрите, кто это одетый в шелк, украшенный ожерельем, осыпанный золотыми блестками?

Граккулуc. Из славнейшего рода, мать у него благороднейшая и изобильнейшая.

Нуго. Кто?

Граккулуc. Земля [110]. И ты вряд ли поверишь, какие он всегда имел наслаждения; [глядя на него], ты сказал бы: младенец до сих пор в колыбели, гремит детскими погремушками.

Нуго. Но у него на щеках уже начинает пробиваться первый пушок.

Бамбалио. Эй, идет надзиратель, доставайте книги, раскрывайте, начинайте листать.

Граккулуc. В эти многие недели надзиратель не очень старался, хотя очень радовался доносам магистру о проступках [учеников].

Бамбалио. О, если бы он делал нас виноватыми, по крайней мере в настоящем проступке, но он часто клеветал.

Нуго. «Стань этой медной стеной, не знай за собой никакой вины, не страшись никакого проступка» [111]. Но будьте покойны, я его сразу же отсюда удалю.

Надзиратель. Что ты говоришь, Vatia?

Нуго. [А] что ты, Vatrax?

Надзиратель. Что ты, Vatrachomyomachia? [112] Но шутки в сторону, что здесь происходит?

Турдус. Что происходило? То, что [происходит] среди добрых школьников и учащихся: читают, изучают, спорят. Скажи, пожалуйста, дружок [113], что означает у Вергилия Transversa tuentibus hirquis («козлы-то недаром косились» [114])?

Надзиратель. Хорошо делаете, продолжайте изучать, как подобает юношам незаурядных дарований. У меня теперь другие дела, будьте здоровы.

Нуго. Достаточно болтовни, вернемся в школу. Но прежде обсудим, что объяснил наставник, чтобы как самим кое-что узнать, так чтобы и ему доставить удовольствие, и [тем самым] заслужить одобрение, к чему каждый из нас должен желать не менее, чем отец.

IX. Путешествие и лошадь

Мизиппус, Филиппус, Мизоспудус, Планетес [115], Мальчик

Филиппус. Не хотите ли отправиться ради удовольствия в Булонь, которая находится на Сене?

Мизиппус и Мизоспудус. Ничего лучшего мы и не желаем, тем более, что день ясный (погожий) при спокойном ветре, да и наша школа в бездействии.

Филиппус. Почему у