Дело о радиоактивном кобальте - Андрэ Маспэн

— А какое излучение дает кобальт?

— Думаю, гамма. Значит, его излучение способно легче всего проникать в человеческое тело.

— А как ты думаешь, при помощи счетчика Гейгера..?

— Да. Если бы у нас был счетчик Гейгера, не было бы необходимости шарить в лаборатории г-на Даву. Если бы там находился кобальт, наш счетчик — что лучше! — начал бы трещать.

— Но, — заметила Бетти, — как нам его раздобыть?

— Может быть… мы вскладчину его купим? — спросил Луи Маленький.

— Как бы не так! — ответил Голова-яйцо. — Он, наверное, дорого стоит.

— А если бы его одолжить у г-на Кудерка? — сказал я. — Вы забыли, что мы все отправляемся в воскресенье в Жиф-сюр-Иветт играть в волейбол?

— Ты думаешь, что нам одолжат такой дорогостоящий аппарат? — скептически заметила Бетти.

— Попытаемся все же. Что нам терять? Только не забывайте, что Сорвиголова заболел от страха. Он ждет ареста. Нельзя терять ни минуты. Представим себе, что г-н Кудерк одалживает нам счетчик. Как проникнуть в лабораторию г-на Даву?

— Идея! — воскликнула Бетти. — Что, если мы организуем внезапный визит? Я договорюсь с несколькими подругами по классу, не раскрывая, конечно, нашего секрета. Мы как снег на голову явимся к Клоду с патефонными пластинками, тортом, оранжадом[7], ну, со всем, что необходимо для дневной встречи с танцами. Тогда, во время танцев или прослушивания пластинок, кто-нибудь из вас проникнет в лабораторию…

В предложениях Бетти всегда был здравый смысл. Хотя мне стало чуточку неловко, ее мысль была неглупой. Моя мать не любила такого рода сборищ. Но если ее примерная Бетти брала на себя инициативу… Оставалось узнать, не выставят ли нас родители Клода попросту за дверь? Надо было идти на риск. Я задумался, взвешивая все «за» и «против». Тем хуже! Перейдем Рубикон! Я решил присоединиться к предложению моей коварной кузины.

Нечего было советоваться об этом с моими сыщиками. Они были рады сочетанию приятного с полезным. Мы возложили на Бетти подготовку этого развлечения в среду, это был крайний срок, чтобы вывести Сорвиголову из неприятного положения. Следовательно, нам необходимо было во что бы то ни стало добыть счетчик Гейгера.

После принятого решения мы должны были вернуться домой на четвертой скорости, где нас ожидало много заданных на завтра уроков. Когда мы расходились на углу около Одеона, я попросил Голову-яйцо проводить меня до конца улицы.

Голова-яйцо, уже сделавший несколько шагов по направлению к остановке автобуса, вернулся, мигая красными веками. Явно было, что он не верил своим ушам.

— Я?.. — спросил он, указав на себя пальцем.

— Да, ты! Не проводишь ли ты меня немного?

Голова-яйцо пошел рядом. На его лице появилась боязливая улыбка. Мы шли мимо старого здания Медицинского факультета к бульвару Сен-Мишель. Он семенил ногами, и его голова, слишком большая для такой тонкой шеи, покачивалась, как у марионетки. Былая враждебность к этому мальчику сменилась новым и неожиданно дружеским чувством.

— Ты был великолепен, Голова-яйцо, — сказал я ему. — Ты столько знаешь! Ты чертовски много знаешь! И ты прекрасно умеешь объяснять! Даже самое трудное!

— Это вовсе не оттого, что я хорошо объясняю, — сказал он скромно. — Ты хорошо и быстро схватываешь, так как это тебя интересует…

— Это так, — сказал я. — До начала следствия, ты знаешь, вопросы физики… Но теперь, кажется…

— Хочешь, чтобы я тебе дал книги по физике? Не учебники… Настоящие работы по физике — об электронах, радиоактивности, об атомной энергии?..

— Это было бы великолепно! — ответил я в порыве увлечения. — Голова-яйцо, брат мой, друг мой! Дай мне руку. Хочешь быть моим другом?

— Ты мой друг, Комар? — спросил Голова-яйцо, и мое предложение так его удивило, что он остановился. — Быть твоим другом? — голос его дрогнул от волнения. — Я всегда хотел с тобой дружить. Но, извини меня, ты не любишь, когда тебя называют Комар?

— Нет, нет! Называй меня Комар, как я тебя зову Голова-яйцо! Так как мы теперь друзья…

Я протянул ему руку, и он пожал ее.

— Я всегда хотел с тобой дружить, — повторил он. — Ты весел, и… на тебя можно положиться… Ты ведь знаешь, что если я первый ученик, то это не моя вина. Я не делаю для этого ничего особенного…

— Я лентяй, — сказал я, насупившись.

— Ты… стараешься… лениться. У тебя есть способности, ты бы мог… Да почему бы тебе не стать когда-либо великим физиком?

Я был одновременно польщен и смущен. Доверие Головы-яйца пробудило во мне какие-то дремавшие чувства. Стать физиком? Почему бы и нет? Что это такое по существу? В моем сознании агрегат Шантрен, прибор г-на Даву, уроки нашего преподавателя, украденный кобальт и счетчик Гейгера — все это вместе возбуждало мое страстное любопытство, но еще не пришло к общему знаменателю, не слилось в нечто единое. Я попросил и Голова-яйцо твердо обещал мне принести книги по физике.

— До свидания, Комар! — сказал он мне на прощание и после небольшого колебания тихонько похлопал меня по спине, как бы подчеркивая этой фамильярностью возникновение нашей новой дружбы!

— Будь здоров, Голова: яйцо, — сказал я ему, в свою очередь, дав ему легкий дружеский подзатыльник.

Я посмотрел ему вслед. Он, показалось мне, держался прямее и увереннее, чем обычно, как человек, только что получивший добрую весть. Я отправился домой в глубокой задумчивости. По рассеянности я кого-то толкнул, и тот начал сильно меня ругать, но я не обратил никакого внимания. Я продолжал улыбаться, воображая удивление моих родителей, если бы они увидели меня погруженным в книги по физике.

Так как Голова-яйцо сдержал свое обещание, я радовался заранее предстоящему вечеру, посвященному научным занятиям. Увы, неожиданное событие опрокинуло мои планы. Во время переменки Мяч мне сообщил под большим секретом, что Сорвиголова исчез и что его отец в отчаянии.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Собачонка залаяла, и неприятное лицо консьержки приплюснулось к стеклянной двери ее каморки. Мяч назвал фамилию Перийе, и мы вскарабкались по узкой лестнице с неизменным капустным запахом. Позвонив, мы прождали довольно долго, пока нам открыли.

Органист был еще бледней и сгорбленней, чем в прошлый раз. Узнав нас, он жестом пригласил нас войти и проводил в столовую.

— Скажите, — произнес он со страхом в голосе. — У вас нет новостей о Мишеле?

Мы грустно покачали головами.

— Боже, что с ним случилось? — воскликнул г-н Перийе, протягивая свои исковерканные подагрой руки. — Я вышел на минуту купить молока и еды. Он был в постели, жалуясь на мигрень и головокружение. Я возвращаюсь — его нет… Только бы с ним не приключилось беды…

— Он боялся, — сказал я, — боялся, что будет арестован. Знаете ли вы, что к нему приходил инспектор полиции?

Г-н Перийе устремил на меня свой потухший взор. Я не выдержал его взгляда и опустил глаза. Он, положив на колени свои расставленные большие руки с пальцами в узлах, словно окаменел.

— Да, — сказал он наконец тихим голосом. — Я знаю… Я ничего не понял в этой истории. Инспектор ему угрожал, мне он также угрожал. Он мне сказал, что должен заключить Мишеля в исправительную тюрьму. Это страшно! Я знаю Мишеля. Он не способен ни на какой дурной поступок.

— Исчезновение связано с радиоактивным кобальтом… Нас подозревают в краже…

— Всех?

Г-н Перийе немного оживился, взмахнув слишком длинными рукавами своего поношенного пиджака. — Как же так… — сказал он. — Как же так?..

— Да. Сорвиголова, я хочу сказать, Мишель не должен был так расстраиваться. Тем более, что мы ищем преступника…

Я прикусил губу. Стараясь поддержать, успокоить беднягу, я почти забыл о моем долге — не выдавать тайну. Нет, еще не время говорить о нашем следствии с кем бы то ни было. Однако охваченный страхом старый органист не вник в мои слова.

— Что мне делать? — спросил он, обращаясь больше к себе самому. — Мне все-таки надо сообщить полиции об исчезновении Мишеля?

— Не делайте этого! — воскликнул я. — Не надо пока! Мишель так боялся полиции. Это могло бы вызвать у него такой шок, это могло бы… Ничего не предпринимайте, умоляю… Подождите несколько дней!

— А если Мишель, к несчастью…

— Нет! Гоните эти мрачные мысли… Мы, товарищи, разыщем его! Вы в этом убедитесь.

Я говорил горячо, но без особого успеха… Нам необходимо получить свободу действий. Если полиция вмешается в розыски Сорвиголовы, то, безусловно, и нам, его друзьям, это причинит немало беспокойства. И тогда прощай следствие! Нам нужно несколько дней, чтобы довести до конца наши разоблачения. Значит, не стоит и пытаться устанавливать, где мог спрятаться этот малодушный Мишель. Почему-то мне казалось, что ему ничто не угрожало, а причиной его бегства был страх ареста.