Ядерный принц - А Гардари

Скорость бесшумного хода машины, невероятный мрак южной ночи время от времени прерываемый фейерверками проносящихся мимо огней, близкое бриллиантовое мерцание дрожащих звезд, причудливые кактусы, привидениями выскакивающие из тьмы к дороге, выхваченные фарами нашей машины, и растекающиеся по этой бескрайней аризонской ночи слова до боли российской тоскливой песни прощания с Америкой - все это составляло великолепный, восторженный, дурманяще-пьянящий коктейль, ради которого стоило лететь за тысячи верст.

- А так здесь неплохо, - продолжил Артем. - Прокатились месяц назад на недельку по городам да весям. Видели Львиный и Большой Каньоны. Не передать! Грандиозное зрелище. Это надо видеть. Представляешь? Узкая и глубокая пропасть в горах и полосатые раскрашенные природой во все цвета радуги стены высотой до километра, а внизу еле движется такая маленькая слабенькая речка. Проезжали Долину Смерти. Как тебе названьице? Типичная пустыня с пустынными горами, песчаными дюнами и сухими солевыми озерами. Природа здесь дикая, враждебная, не привыкну никак. А люди хорошие, доброжелательные. Наверное потому, что жизнь спокойней. В России природа более мягкая, лиричная что ли... Здесь уж если гроза, то на сутки, если уж обрыв, то километровый, если уж кактус, так в его тени спрятаться можно... Грандиозность и масштабность. Если уж яблоко, то с кулак тяжеловеса, а то, что вкуса нет, так это ерунда. Однако чего-то нашего неброского, спокойного, вольного не хватает... Так что вот, прокатились по паркам да заповедникам. И дети остались довольны, и мы с Аурикой.

Город кончился. Мерцание огней за окнами прекратилось. Машина стрелой, выпущенной из лука, неслась в непроницаемую южную ночь. Свет фар лизал узкую полоску асфальта впереди. Ущербный месяц куда-то завалился, и только звезды качались над головой. Свет фар переплетался с музыкой и уносился вверх к танцующим звездам. Казалось, что дорога тоже идет все вверх и вверх, поднимается все выше и выше, и вот уже звездный хоровод окружает машину. Или это машина кружится среди звезд?

- Мы сейчас едем кратчайшей дорогой через одну из индейских резерваций, - сказал Артем, убавив громкость динамиков, - их немало в Аризоне. Абсолютно пустынные площади: ни городов, ни людей, ни деревьев, абсолютно ничего. Очень, очень редко встречаются маленькие, очень старые и очень разрушенные дома, два или три вместе, и опять же ничего вокруг. Представляешь? Почти все люди покинули эти земли, остались только надписи вдоль дорог.

При этих словах о заброшенных землях у Сан Саныча возникло какое-то странное непонятное ощущение. Где-то он уже встречал что-то подобное. Но где?

"В Сороковке", - подсказал Некто и ворчливо добавил: "Память твоя девичья."

Действительно, Сан Саныч вспомнил, в Сороковке... Эта надпись встречается уже в самом конце пути из аэропорта, после поворота у седьмой опоры высоковольтной линии с трассы, соединяющей Екатеринбург и Челябинск, после многочисленных поселков и деревенек:

"ВНИМАНИЕ!

Государственный заповедник.

Вход и въезд категорически запрещен!!!"

И в подтверждение вышесказанного висит "кирпич". Такой знакомый дорожный знак - стандартный белый кирпич на запрещающем красном фоне. Асфальтированная дорога все так же зовет вперед, и, несмотря на надпись и на запрещающий знак, все

увеличил обороты и пространство за окнами движется со скоростью чуть быстрее, чем оптимальная, столь любимая отцом, крейсерская, да окна закрываются наглухо, несмотря на духоту в салоне. Это было бы невероятно, что отец Сан Саныча, досконально соблюдающий все правила, инструкции, циркуляры и предписания, которые в невероятном количестве встречались на его жизненном пути, вдруг проигнорировал запрет. Это было бы неправдоподобно, что его отец, который за семнадцать лет вождения не имел ни одного прокола в водительских правах, вдруг самовольно решился ехать под запрещающий знак. Это показалось бы невозможным, если бы Сан Саныч с детства не помнил эту странную неправильную дорогу. С двух ее сторон запыленные, чахлые из-за неимоверной густоты березки и осинки подступают стеной, мучительно тянутся вверх, стремясь сомкнуться кронами, создавая полумрак в начинающих густеть сумерках.

- Слушай, пап, а чем лес после этой дощечки лучше леса до нее, что здесь заповедник сделали? - спросил тогда Сан Саныч.

- Погоди, смотри внимательней за дорогой, особенно возле поворота, чтобы кто не выскочил.

- А кто тут может выскочить?

- Олень или лось. За тем поворотом когда-то сразу три оленя стояли на пригорке. Однажды я видел, как лося на дорогу вынесло. Водитель передо мной тормозил так, что чуть сам в канаву не вылетел, а я чуть ему в зад не въехал... Говорят, наезд на лося равносилен наезду на бетонную стену. Ты хочешь влепиться в бетонную стену на приличной скорости?

- Нет.

- И я нет.

- Так почему здесь заповедник? И березы такие же, и осины, и ничего красивого тут нет.

- А причем тут красота. Здесь радиационный язык.

- Что-что?

- Ну такой шлейф от аварии. Радиационную пыль сюда вынесло... Взрыв был на комбинате. Большая часть облака здесь и осела.

- А как определяли границы заповедника? Дозиметром?

- Нет. След был виден сразу. Березки стояли голые без листьев. А у сосен иглы порыжели и отпали. Эту территорию и сделали заповедником. Говорят, короткоживущие изотопы уже почти распались, но лучше окна держать закрытыми. Береженого бог бережет... Вон за тем лесом эта авария произошла...

После паузы отец продолжил:

- Что интересно. Вокруг заповедника таблички стоят, что опасная зона и нельзя грибы и ягоды собирать. И каждый год местных ловят. Прямо у табличек собирают. На них чуть не матом: "Вам что? Жить надоело? Читать не умеете?" А те дураками прикидываются или и впрямь такие: "Так мы же не за табличкой, мы только перед ней собираем..."

На заболоченных прогалинах среди высокой травы торчали кучками ведьмины метла - кривые, неправильные, как и сам заповедник, растущие сразу ветками из корня березки.

- Говорят, лосей да оленей здесь много развелось, они эти березки и объедают на корню. Поэтому такими раскоряками и растут... - сказал отец.

- А чего это ты скорость увеличил? - спросил сын.

- Да так, опять же говорят, что в заповеднике у лосей рога светятся в темноте...

- Это смотря чем фотографировать?

- Смотря чем...

Сан Саныч очнулся от воспоминаний. Уже рассвело. Дорога петляла по одноэтажному с плоскими крышами американскому городку. Артем уменьшил скорость. Домики разительно напоминали крымские строения - приземистые, вытянутые, со множеством входов, только вот с одной разницей - с кондиционерами на крышах. В глаза бросалось полное отсутствие газонов как таковых. Площадки перед домами походили либо на клумбы, если хозяева не ленились их ежедневно поливать, либо были аккуратно присыпаны песком. Деревьев было наперечет, зато кактусы всех видов и расцветок царствовали полноправно.

- Вон около тех гор находится гостиница. Там и будет проходить конференция, - сказал Артем. - Кстати, утреннее заседание уже через пять часов.

- Разрешите поинтересоваться, - проснулся на заднем сидении Алисовский, - здесь кроме кактусов что-нибудь растет? Типа чем здесь коров-то кормят? Неужто колючками?

Его вопрос был навеян тем, что они как раз проезжали по мосту через высохшее русло реки. Воды в реке не было вообще, даже маленького ручейка, а на каменистом речном ложе зеленели вездесущие кактусы.

- Мне тоже так думается, что только колючками бедных коров и кормят. - ответил Артем. - У них от горя и молоко не сворачивается. Аурика на днях собралась творог сделать. Представляете? Семь дней на жаре молоко держала - не свернулось. В результате из пять литров молока получила столовую ложку белого осадка. Славка утверждает, что американцы сначала весь жир из молока убирают, потом все белки, после чего в него кальций добавляют. И вот Аурика именно этот кальций и умудрилась выделить... Хотя врет, наверное...

Сан Саныч зарегистрировался в оргкомитете, получил ключи от номера, предназначенного ему для проживания, и отправился к своему домику по тенистой дорожке. Отель представлял собой некий оазис в каменистой пустыне, покрытый буйной растительностью. Среди пальм и непроходимых зарослей лиан прятались маленькие домики, соединенные тропинками из плиток, было несколько бассейнов и теннисных кортов. В пышной зелени деревьев на все голоса орали птицы, создавая ощущение уединенности, даже какой-то первобытной изолированности от суетного, шумного, пыльного человеческого мира.

В номере был прохладный полумрак. Сан Саныч включил телевизор. Америка жила своей жизнью. Обсуждала, пела, танцевала, спорила и рекламировала, рекламировала, рекламировала. Сан Саныч заинтересовался криминальной хроникой. Из речи диктора он понял, что Америка захлебнулась волной детской преступности. Два пацана четырнадцати и тринадцати лет открыли у школы пальбу, в результате чего четырех человек подстрелили. Дебильного вида тринадцатилетняя девица стреляла в учительницу за то, что та поставила ей неправильную оценку. Один десятилетний маленький ушастенький угнал родительскую машину и заставил кучу людей за ним гоняться. Полицейские сумели ему все четыре колеса прострелить, а он после этого еще пятнадцать километров со скоростью 80 миль в час на ободах проехал, остановиться боялся. Удалось даже заснять этот эскорт: спереди полицейская машина с мигалкой, по бокам машины и сзади хвост из санитарных машин.