Отпуск бойцовской курицы - Фаина Раевская

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Герман Максимович. — Простите внезапное вторжение. Я отец вот этой пигалицы, — кивок в мою сторону. — Только сегодня прибыл и через пять часов уже уезжаю. Служба! От всей души поздравляю вас, Александр…

— Петрович, — подсказал обескураженный полковник.

— Петрович, — не стал спорить Хобот. — Примите этот подарок. От всей, так сказать, души.

Мы с Дуськой были настолько удивлены появлением «папочки», что забыли вернуть на место челюсти, почему-то упавшие куда-то в район колен. Тем временем события продолжали развиваться. Дядя Саша, оправившись от первого шока, засуетился, освобождая место для Хобота рядом со мной. Герман Максимович подошел ко мне вплотную, раскрыл объятия и произнес со слезой в голосе:

— Ну, здравствуй, дочка!

Я моментально покраснела, упала в его объятия с надрывным всхлипом «Папка!» и зарыдала. Гости украдкой утерли слезу и уткнулись в тарелки. Мы с Хоботом тоже уселись за стол. Мне, честно говоря, даже шашлык в горло не лез, хотя я и слыву среди знакомых большим любителем этого блюда. Я меланхолично потягивала шампанское из бокала, гадая, что же заставило Хобота явиться сюда. Ох, чует мое сердце, не зря сегодня мне Вовка приснился, да еще в компании с Ромкой и Венькой! Через полчаса, когда большинство присутствующих захмелело, опять распахнулась калитка. На сей раз появилась белая рубашка с букетом цветов в руке.

Тетя Вера схватилась за сердце, храбрый полковник закатил глаза, готовясь шмякнуться в обморок, а бабка Степанида прошамкала:

— Сынок ихний, Ленька. Явился, знать, отца-то проздравить. Глянь, и цветы приволок! Неужто и на том свете цветы исть? Господи, уж десять годков, как помер, а все от него спокою нет!

Степанида истово перекрестилась. При ближайшем рассмотрении оказалось, что рубашка с цветами всего-навсего негритенок Ванька, юнга с «Ариэли». Просто он несколько сливался с наступившей темнотой.

Ванька наметанным глазом определил, кто является виновником торжества, подошел к дяде Саше и протянул ему букет.

— Поздравляю, — буркнул юнга и уселся рядом со мной. — Где торт?

— Ты, Иван, поешь сперва, — голосом строгой училки сказала я, — сладкое на третье!

— А ты кто ж такой будешь, чумазый? — обратился полковник к Ваньке.

— Племянник это мой, — опередил меня Хобот, — сестренки моей младшей сынок. Она замуж за бразильца вышла, вот и получился такой Ванька.

У меня уже голова шла кругом от обилия новых родственников, да и Дуська, по всему видно, слегка растерялась. Она стала заваливаться на плечо к Захару, бормоча при этом что-то малопонятное. Оно и понятно, ведь до этого момента она была единственной моей сестричкой, а теперь вот еще и братишка появился!

— Ну что ж, — хлопнул себя по коленям какое-то время спустя Герман Максимович, — пора мне! Проводи, дочка!

Я поднялась и словно во сне потопала за «папочкой».

«Хана! Сейчас-то он меня и прикончит, а потом в море притопит. Утречком отдыхающие найдут мое бездыханное тело!» — с такими невеселыми мыслями я вышла за калитку и зажмурилась.

— Ты чего глаза-то закрыла? — поинтересовался дядя Гера.

— А вы меня убивать будете?

— Когда? — удивился Хобот.

— Не знаю, — я совсем растерялась. — Может, сейчас, а может, и позже…

Антиквар рассмеялся:

— Нет, убивать я тебя не буду, а вот отблагодарить хочу. Держи!

Он протянул мне маленькую бархатную коробочку. Я дрожащими руками открыла ее и замерла без дыхания: внутри, на атласной подушечке, лежал перстень. В неверном свете фонаря камень в нем заиграл всеми цветами радуги.

— Эт-то ч-чт-то? — отчего-то шепотом спросила я.

— Это, дочка, перстень, — спокойно ответил Хобот. — А перстень не простой. Его государь император Николай Второй подарил на день тезоименитства своей супруге, императрице Александре Федоровне. Видишь, внутри вензель императорского дома Романовых?

Герман Максимович взял кольцо с подушечки и надел мне его на палец:

— Смотри-ка, впору! Теперь оно твое, носи, не снимая, как талисман.

— Но… я… я… не… могу… Не надо, а? — жалобно попросила я Хобота. — Я же просто так, я не хотела… Честное слово! Оно же безумно дорогое! Я не могу его взять! Что я мужу скажу?

— Я тебе так отвечу, Евгения, если бы ты меня не предупредила, я потерял бы гораздо больше. Поэтому я и дарю тебе этот перстень. Поверь, благотворительность — не мое хобби, но я умею быть благодарным. Не обижай старика, возьми, и покончим с этим. А мужу твоему я сам все объясню.

Герман Максимович поцеловал меня в лоб, сел в сверкающий лимузин и отбыл. Я же осталась стоять возле калитки с открытым ртом и перстнем императрицы на пальце.

— Ну и дела! — Я покачала головой и вернулась к столу.

Народ уже успел основательно нализаться. Полковник тихонько похрапывал, женщины вели неспешный разговор о ценах на продукты, Дуськи с Захаром не было видно. Мой юнга сидел нахохлившись и недобро сверкал белками глаз.

— Ты где пропадала? — прошипел «родственник» в ухо. — Где мой торт?

— Пошли. — Я взяла Ваньку за руку и потащила в нашу комнату. Он уселся за столик, пододвинул поближе торт и принялся уплетать за обе щеки.

— Проводила? — поинтересовался Ванька с набитым ртом. — А чего заливала мне про сявок каких-то? А сама… Нет, нельзя вам, бабам, верить!

— Извини, Вань, — печально вздохнула я. — Это и правда мой отец. Только с матерью они давно расстались. А я узнала, что он тут, вот и не удержалась, разыскала…

— Для этого фотографию сперла?.

Я потупилась:

— Угу.

Ванька понимающе кивнул и сосредоточил все внимание на торте, который исчезал с необыкновенной быстротой. Я молча наблюдала за этим процессом, но мысли мои были далеко. Легко представить, что скажет Ромка, когда Хобот с ним переговорит. А Венька с Вовкой еще подольют масла в огонь. Впрочем, Вовка, скорее всего, не очень будет стараться, ведь он снабжал меня сведениями нелегально. Тем не менее разговор с мужем предстоял серьезный.

— Вкусно. Спасибо, Жень. Я, пожалуй, пойду. Батя велел в одиннадцать дома быть. — Ванька поднялся.

— Проводить? — предложила я юнге.

— Сам дойду, не маленький. Слушай, а пошли завтра на Алчак? — неожиданно предложил он.

— Там Чертов мост. Мне не пройти по нему, — стыдливо призналась я в собственной трусости пацану. — И по морю тоже не могу.

— Ерунда! Я у бати лодку возьму. Ну, что? Согласна?

Немного подумав, я, конечно, согласилась. И бодро встряхнулась, словно бойцовская курица. Правда, присутствие Ваньки лишало меня возможности позагорать голышом, но это не беда. Мы быстренько обсудили все детали предстоящей прогулки, и мальчонка убежал. По совести, надо было бы пойти к столу и помочь женщинам с уборкой и транспортировкой юбиляра. Но я была настолько измотана, что, убрав остатки торта в холодильник, не раздеваясь, рухнула на кровать. Мелькнула мысль о Дуське, но я отсоветовала себе волноваться, решив, что она уже большая девочка и в состоянии сама о себе позаботиться. Через минуту я уже спала. Сквозь сон слышала, как вернулась Дуська, тихо матюгнулась, налетев в темноте на стул, разделась и тоже легла.

Проснулась я оттого, что кто-то тихонько скребся по стеклу. Вслед за царапаньем послышался голос:

— Женька, вставай! Это я, Иван! Ехать пора!

Черт, надо же, проспала! Семь часов уже!

— Ты подожди, Вань, мы сейчас, — прошептала я негритенку и принялась тормошить Дуську. Она что-то неразборчиво бормотала, назвала меня два раза «милый» и один раз «придурок», но просыпаться не пожелала. Придется снова применить проверенный способ.

Вскоре мы уже были готовы к путешествию. Прихватив с собой продукты, воду, полотенца, мы торопливо семенили за Ванькой. Всю дорогу Дуська бубнила себе под нос, что никогда в жизни со мной больше никуда не поедет, что я даже в отпуске не даю ей выспаться и применяю жесточайшие меры, чтобы поднять ее с постели, а это в корне противоречит Декларации о правах человека. Еще добавила, что подаст на меня жалобу в международный трибунал, потому что именно эти самые права я и ущемляю. Меня, честно говоря, ничуть не беспокоили Дуськины угрозы. Я сама еще окончательно не проснулась и зевала так, что рисковала вывихнуть себе челюсть. Поэтому было сложно понять, что именно я ущемляю у моей любимой сестрицы. Наконец наш небольшой отряд во главе с юнгой Ванькой добрался до подножия Алчака. Там, плавно покачиваясь на волнах, стояла обыкновенная моторка. Производила она впечатление чересчур хлипкой, и я сомневалась, выдержит ли она Дуську. Стараясь, чтобы сестра не услышала, я поделилась опасениями с Ванькой.

— Ерунда, — отмахнулся он, — эта старушка выдерживает меня с батей и еще пятьдесят килограммов сверху.

Вспомнив, что представляет собой отец юнги, я сразу успокоилась.