Разложение - Владимир Голубь

— Ладно, найду сам.

Вытерев о ковер скользкие от крови подошвы, я прошел к другой комнате и потянул на себя дверь.

— Ты?

Передо мной, силясь разлепить глаза после пьяной отключки, с заспанным лицом стоял грузный мужчина. Его рука, протянутая вперед, застыла в воздухе. Видимо, он как раз собирался выйти, когда я его опередил.

Он еще не до конца осознавал происходящее. Мой вид, с ног до головы запачканный кровью, заставил его брови удивленно приподняться вверх.

— Я, — с готовностью подтвердил я.

Я замахнулся молотком, чтобы ударить его в лицо, но этот отброс явно умел не только запугивать и избивать человека толпой. Мгновенно отреагировав, он перехватил мою руку в воздухе, и ее будто обхватили стальные тиски.

Он уставился на меня. Его взгляд высокомерно ухмылялся, торжествуя превосходство, однако в следующий миг триумф в его глазах рассеялся, и он в непонимании опустил голову вниз.

Лезвие складного ножа глубоко погрузилось в его брюхо.

Я напряг свободную руку и, благодаря клинок за хорошую заточку, провел ей от одного бока практически до пупка, застряв на середине пути.

Взревев, мой противник оттолкнул меня назад и зажал рукой хлынувшую из раны кровь. Он зашатался, уперся спиной в стену и медленно сполз вниз, не в силах противостоять нахлынувшему головокружению.

Конечно, возможно, шок и не давал сразу почувствовать адскую боль, но никто не обещал, что в таком состоянии ты сможешь отплясывать чечетку.

Я откашлял застрявшую в горле желчь и поднялся на ноги.

В следующую секунду воздух пронзил истошный женский крик. Откуда-то из глубины второй комнаты к раненному подбежала мать Майи, после чего рухнула на колени и трясущимися руками стала помогать борову сдерживать кровь.

— Отойди.

Я приготовил уже ставший родным молоток и двинулся к мужчине, чтобы закончить начатое. Тем не менее, заметив меня, женщина подскочила и, раскинув руки в стороны, закрыла собой борова.

— Н-не приближайтесь ко мне! Вы сумасшедший! Я сейчас позвоню в полицию, и вас!..

От высокочастотного звука зазвенело в голове, и мне пришлось ударить ей по зубам, чтобы прекратить это мучение.

— Прямо мать-героиня…

Женщина свалилась вниз, а я присел возле побледневшего борова, что с каждой секундой терял все больше крови.

— Нет! Не убивайте его!

Стоило мне замахнуться, как женщина метнулась вперед и буквально повисла у меня на руке, продолжая со слезами вопить уже прямо в ухо.

Это было нелогично. Я не понимал, что руководит ее действиями. Она явно защищала не того человека. Я мог понять, что из страха она боялась от него уйти, но сейчас мой здравый смысл приказал долго жить.

В груди заклекотала ярость. Злоба, равной которой я еще никогда не испытывал, затопила мой разум, разжигая в жилах нестерпимое пламя.

Этот мир явно обезумел.

Таким людям нельзя было плодиться. Нельзя было позволять им воспитывать детей и делать из них таких же отбросов.

Стиснув зубы, я схватил ее свободной рукой за волосы и поволок к окну.

Она билась, извивалась, кричала. Ее ногти впивались в мою кожу, царапали ее до крови, но я не отпускал. Мне было ни капли не смешно. Я скорее недоумевал, как остальным удается жить в таком абсурдном мире и не замечать того ужаса, что творится в нем.

Сквозь пелену дикой ненависти ее вопли смешивались в один бессвязный поток, но кое-что до меня все же дошло.

— Отпустите!.. Вы права не имеете!..

Она заставляла меня становиться лишь злее. Ее поведение, ее слова – все то, что она собой представляла, я ненавидел даже больше, чем мерзавцев вроде ее мужа и его дружков.

Не сдержавшись, я пнул ее под дых, заставив заткнуться.

— Я просто поражаюсь, — пробормотал я тихо. — Все знают про свои права, а про обязанности почему-то постоянно забывают.

Я приподнял ее за руки и без лишних пауз выбросил в окно.

С хрустом разлетелось под ее весом стекло. Женщина пыталась уцепиться за раму, но поломанные ногти лишь чиркнули по дереву, и худощавое тело в заляпанном халате вылетело наружу, устремившись затем вниз под воздействием гравитации.

Пять, четыре, три, два, один…

Крик захлебнулся, прервавшись резким стуком об асфальт.

Я обернулся. Честно говоря, последний босс немного разочаровывал. Мало того, что вывести его из строя оказалось так легко, так еще и под конец хлопнулся в обморок.

— Ну да, — после секунды размышлений я с осознанием кивнул. — Это вам не толпой одного человека избивать. И не запугивать, строя из себя криминальных авторитетов.

Зачастую внешний облик значительно отличался от содержимого. Как говорится, завышенная самооценка – последствие заниженной. Это становилось очевидно, стоило хоть немного задуматься.

Я вернулся к обморочному и без интереса закончил дело несколькими ударами молотка по лобной доле.

Накал пошел на убыль, поэтому начала волнами накатывать слабость. От подлого удара коротышки я тоже истекал кровью, и вряд ли с моими внутренними органами было все в порядке после таких приключений.

Из открытого окна до меня донеслись далекие звуки полицейской сирены, ознаменовавшей окончание представления.

— Как вовремя…

Я оглядел комнату и остановился взглядом на деревянном шкафу, дверцы которого были плотно закрыты и перевязаны за ручки толстой веревкой.

Подхватив с пола нож, я подошел к шкафу и одним движением разрезал веревку. Соскользнув с ручек, обрывки упали на землю, и дверцы, чьи петли явно стоило затянуть и смазать, сами собой разъехались в сторону, являя мне нагое девичье тело, пытающееся прикрыть основные места трясущимися руками.

Окинув взглядом краснеющую от побоев кожу, я поднял взгляд выше и встретился с ней глазами.

Как и остальные, она была напугана и дрожала. Она смотрела на меня и словно не узнавала, лишившись дара речи от обуявшего ее ужаса. Тихо взвизгнув, девочка попыталась отползти, но отступать было некуда, и она лишь сильнее вжалась в фанерную стенку шкафа.

Я видел себя в отражении ее глаз. Какая-то жуткая деформированная фигура, вооруженная окровавленным молотком и не менее окровавленным складным ножом. Все мое лицо пересекали красные подтеки, а одежда пропиталась крупными багровыми пятнами, растекавшимися на ткани подобно бутонам роз.

Я не обманывал себя. Я сделал все это вовсе не ради нее и не ради кого-либо еще. Наверное, в моем сердце давно затаилось это семя ненависти ко всему живому, зародилась эта нескончаемая злоба, которая лишь ждала подходящего мгновения для выхода наружу, чтобы явить миру свой ужасающий гротескный лик.

Я также не обманывал себя в том, что сделал