Разложение - Владимир Голубь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одежда промокла насквозь. Не ощущалось больше ни тепла, ни защиты, только бесконечный холод, от которого негде было скрыться.
Бросив последний взгляд в сторону загадочного алтаря, я развернулся и неспешно зашагал прочь.
IV: Впустую
— Здрасьте, — поздоровался я с низеньким лысым старичком, чье лицо почти наполовину прикрывала густая седая борода.
— Здрасьте, здрасьте, юноша, — веселым тоном прохрипел он в ответ. — Ну и ливень, скажи? А обещали небольшой дождик.
Стянув с головы тяжелый от напитавшей его влаги капюшон, я пожал плечами и с характерным хлюпаньем прошел к прилавку.
— Метеорология – наука не совсем точная.
Цепкий взгляд темно-карих взгляд из-под белых бровей окинул меня с головы до ног, после чего старик цокнул языком и покачал головой.
— С тебя хоть воду добывай, для голодающих Африки. Чего ж ты выперся в такую погоду? Сидел бы в тепле. Вечно у вас в заднице зудит, дай только побегать да здоровье себе угробить.
Я невольно улыбнулся. Хоть он и ворчал, раздражения у меня это не вызывало. Скорее воспоминания о детстве, так как голос его звучал мягко, без желания самоутвердиться.
— Трубы горят, дед, — в шутку пробормотал я. — Мне бы опохмелится, понимаешь?
Старичок закивал, опершись одной рукой на прилавок.
— Ага, ври больше, малец. Так что надо-то? Давай говори быстрее и уходи, а то весь пол зальешь, до вечера не отмою.
— Говорю же, выпить мне надо, — я достал из кармана потрепанный кожаный бумажник. — Что из крепкого имеется?
— Водка имеется, — тут же последовал ответ, и из-под прилавка выглянула прозрачная бутылка. — Вот эта хорошая, горло не дерет. Если в морозилку на полчасика поставишь – как раз для таких щуплых пареньков, как ты.
Я показал старичку большой палец.
— Понял. И еще сигареты, вон те, в красной пачке.
Цена оказалась несколько больше, чем в обычном магазине, однако выбирать сейчас было не из чего.
— Бурда, — не упустил шанса прокомментировать дед, но пачку на прилавок поставил. — Закусить? Огурцы имеются, домашние, лично закатывал. В полцены уступлю.
Рядом с водкой и сигаретами появилась небольшая банка огурцов без этикетки. Не имея ничего против, я кивнул.
— И еще мне бы чего-нибудь съестного…
— Макароны, сосиски и майонез? Полный джентльменский набор.
Рассчитавшись со стариком, я с пакетом в одной руке вышел наружу и уже хотел было закурить под навесом, как из-за двери донеслось:
— Не дыми тут только! Все сюда летит!
Я взглянул на запечатанную пачку и со вздохом убрал ее в карман, решив все-таки добраться до дома и утолить свой никотиновый голод на балконе, в спокойной атмосфере, где мне никто не сможет помешать.
Дорога обратно заняла на порядок меньше времени. По дороге мне больше не попалось ни одно знакомое лицо. Улицы пустовали, только автомобили изредка проезжали мимо, шурша шинами по мокрому асфальту, да кто-то такой же незадачливый бежал домой.
Не останавливаясь, я добежал до своего подъезда и сразу же прошмыгнул внутрь, пару раз громко топнув ногами о пол, чтобы стряхнуть хотя бы часть проникнувшей в обувь воды.
— Вот это приключение.
Я помнил, что обещал Майе зайти к ее родителям. Хоть я и решил сделать это после того, как забегу в магазин, мой выбор явно был неудачным. После такого похода не хотелось больше ни в чем разбираться, да и с моим нынешним видом можно было только милостыню на вокзале просить.
Расстегнув куртку, я зашлепал по ступеням, намереваясь для начала сходить переодеться и привести себя в порядок.
Лампочки на пролетах едва слышимо гудели от напряжения. Свет изредка мигал, на пару мгновений погружая лестницу во мрак. Стояла такая тишина, что невольно становилось как-то неуютно в груди, будто рядом витал запах смерти.
Уже в который раз за день затылок кольнуло недоброе предчувствие.
— С этой дурындой же ничего не могло случиться за полчаса?
Тревога не спадала, как бы я ни рационализировал ситуацию, так что я прибавил ходу, начав перепрыгивать через одну ступень.
Через тридцать-сорок секунд такого забега я оказался у обшарпанной двери квартиры Майи. Пытаясь убедить себя, что все в порядке, я потянулся пальцами к круглой дверной ручке, ожидая, что дверь будет заперта, однако последняя, словно назло, с тихим скрипом приоткрылась.
Изнутри послышались сдавленные рыдания.
— Есть здесь кто? — громко спросил я, переступая порог. — Я вхожу!
В нос ударил терпкий мускусный запах немытого тела вперемешку со спиртовой вонью и жженым табаком. В темной прихожей грудой была свалена одежда, рядом валялись какие-то пустые коробки и обувь. Некогда яркие цветочные обои посерели от времени и въевшегося в бумагу дыма.
Я уже хотел окликнуть хозяев еще раз, как дверь в комнату широко распахнулась, и навстречу мне, залитая слезами и с огромным синяком под глазом, бросилась женщина лет сорока в не раз стиранном махровом халате, под которым проглядывалась порванная блузка и колготки.
— Это вы! — с искрой надежды в голосе закричала она и тут же бухнулась на колени, словно мгновенно обессилев. — Пожалуйста, помогите ей! Они… Они хотят ее продать! Вы должны ей помочь! Моя девочка, моя девочка… прости меня…
Женщина, не совладав с эмоциями, снова принялась рыдать и уткнулась лицом в пол, продолжая бормотать нечто бессвязное. От нее доносился резких запах алкоголя, а язык едва ворочался от опьянения.
Я молча поставил пакет на землю.
Я ничего не понял. Ситуация напоминала постановку какого-то начинающего режиссера, который не успел набить руку на подаче сюжета. Впрочем, было очевидно, что ничего хорошего ждать не приходилось.
Вылетев из квартиры, я бросился на лестницу, когда сверху раздался громкий крик, как нож масло прорезавший воздух, и что-то с хрустом грохнулось, рассыпаясь на осколки.
Я пролетел на одном дыхании несколько этажей. До моей квартиры оставалась всего пара пролетов.
— Хватит упираться, мерзавка неблагодарная! Я, значит, трачу на тебя свои деньги, свое время, а ты отказываешься мне возместить хоть малую его часть?!
— Нет! Отпустите меня!
— Заткнись! Ты знаешь, что будет с твоей мамашей, если не перестанешь голосить?
— Вас в тюрьму посадят!
— Пусть попробуют, ха! В прошлый раз попытались – и что? Да ни хрена мне не будет, поняла? Ничего она против меня не скажет! А если скажет,