Стеклобой - Михаил Перловский

– Опять вы за свое, – протянула Александрия Петровна. – Довольно уже ваших сентенций. Каждому давно известно, за что эта расплата. За исполнение своих эгоистичных, мелочных, низких желаний. За исполнение тех из них, которые не желают исполняться сами по себе, исполнение которых приходится искусственно форсировать, – она четко проговаривала каждый слог, будто читала диктант.

– То, в каком виде они исполняются здесь, само по себе наказание! – старик ринулся обратно в кухню, его широкие штанины двинулись за ним, чуть отставая.

– Хватит! – она почти сорвалась на крик. – Сколько можно повторять, это только ваше мнение. К тому же совершенно беспочвенное, поскольку вы трусите ставить эксперимент на себе. Какой из вас исследователь, если вы не приступаете к практике!

– Да, я не уподобляюсь всем приезжающим, потому что я ученый, – вздохнул старик. – Я не загадываю никаких желаний и не собираюсь мучиться под гнетом этих бесчеловечных последствий! Ученый выше всех кнопок, бланков и прочей суеты, он эту суету каталогизирует и… вообще я просил вас не упоминать об этом!

– А я вас просила выполнять мои просьбы. Не забудьте, кстати, выяснить, что там с его кнопкой. Обычные граждане обнаруживают их сразу, но ваш гениальный экземпляр мог и забуксовать. А если я узнаю, что вы пустили его в архив, я вас вышлю, вы поняли?

Что-то лязгнуло – вероятно, хозяйка резко поднялась со стула.

– То есть вы хотели сказать – не выбрал ли он какую-нибудь глупость и не назвал ли ее своей кнопкой? Думаю нет, дорогая, из ваших проспектов и брошюр нормальный человек ничего понять не сможет, – тон старика становился все язвительнее.

– У вас что, по расписанию бунт? – не сдавалась хозяйка. – Положите нож, вам это не идет. Вы решили меня окончательно разозлить? Вам почти удалось. Держите папку и спрячьте. Улика возлежит у вас среди капусты.

– Это, между прочим, артишоки! А это, между прочим, спаржа! И… ах ты черт! – Раздался звон разбитого стекла. – А это было оливковое масло! Это все вы виноваты, говорили мне под руку. Ждите меня, я сейчас.

Голос Богацкого зазвучал громче, через секунду он уже ворвался в комнату, в два прыжка оказался возле Романова и пихнул ему в грудь скользкую папку. Романов чуть не выронил ее, обалдело глядя на старика. Тот держал руки перед собой, как хирург, по ним стекало что-то прозрачное – масло, сообразил Романов. Вытаращенными глазами старик показывал куда-то вниз. Романов только непонимающе пожимал плечами, пока старик не оттопырил карман большим пальцем, призывая Романова достать что-то оттуда. Романов послушно проверил карман и вытащил блестящий ключ.

«А-р-х-и-в», – беззвучно проартикулировал старик и молниеносно исчез.

– Вы тоже досадили мне! – продолжил кричать он. – Я и сам зол на вас! Я тоже имею право голоса и не даром ем свой хлеб!

– И артишоки! – презрительно добавила хозяйка.

– И артишоки! – гордо повторил старик.

– Это с какой еще стати вы злитесь?

– А с такой, что ответьте мне честно, дорогая, снос дома в Семиовражном – это дело рук администрации? Ведь памятники сами по себе не исчезают, их сносят, сносят в течение одного дня, а бумаги наверняка оформляют задним числом. Это был памятник XVIII века!

Было слышно, что старик крайне возмущен, но силы его на исходе. Он срывался на визг и тяжело дышал с присвистом.

– А это не ваше дело! Чем меньше вы будете знать, тем крепче будет ваше здоровье. Все, я больше не могу находиться в вашей пыточной, идемте в комнату и извольте сделать мне чай, – дверь опять яростно звякнула витражными вставками.

Романов не стал дожидаться встречи с хозяйкой и одним махом выпрыгнул в распахнутое окно, прижимая к себе папку.

Он вошел к себе, теперь уже с первого раза угадав правильный замок, бережно положил папку на стол и увидел, во что превратились его рубашка и джинсы – хоть сейчас кидай на сковородку и жарь до румяной корочки. Для начала он вымыл руки и хотел было сунуть промасленную одежду сразу в мусорное ведро, как вдруг вместе с мельком пронесшейся мыслью о порошке, замачиваниях и отстирываниях он вспомнил утренние упражнения Кирпичика с футболками. И сразу же строчку из памятки Александрии Петровны: «некое бытовое действие, которое вы совершаете в первый день пребывания в городе», «нелепые, несвойственные вещи», «то, что вы делаете редко». Кнопка! То, что по мнению местных запускает исполнение желания. Ну, допустим, звучит это как бред. И у него есть свое собственное решение. Но и бред тоже стоит проверить. Он открыл воду и засунул рубашку под струю. Как это вообще делается без стиральной машины: в холодной воде или в горячей?

Перед Светиной дверью лежал коврик с подмигивающим Микки Маусом.

– Митя? – Света стояла в прозрачной ночной рубашке и ошарашенно смотрела на него, щеки ее постепенно заливались румянцем.

Он вдруг увидел себя ее глазами. Раскрасневшийся, мокрый и к тому же в одних джинсах.

– Мне бы стирального порошка, – сказал Романов извиняющимся голосом.

Света шагнула к нему на площадку.

– Какого порошка? – Романов решил, что она собирается его обнять.

– Стирального, – сказал Романов нарочито резко, взял Свету за плечи и почти втолкнул в квартиру. Ее кожа была горячая, как бывало с пацанами, когда они болели и засыпали у него на руках.

Привыкнув к полумраку, он увидел, что рядом с разобранной постелью горит торшер, а на массивном письменном столе, свернувшись под клетчатым пледом, спит Кирпичик.

– Можно, я его подниму? – спросил Романов, черт его знает, как это у них тут работает, может, нужны все участники события, в прошлый раз они стирали вдвоем.

Света только махнула рукой.

– Приятель, проснись, – Романов тронул Кирпичика за плечо.

Тот дернулся, открыл глаза и сказал:

– За кефиром еще рано.

– Пойдем, поможешь мне.

Кирпичик потер глаза, нащупал под подушкой очки, надел их и посмотрел на Романова.

– Попробуем постирать, как с утра.

– Сначала стирали. Потом регистрация. Не сработает, – отчеканил он и упал вихрастой головой на подушку.

– Поднимайся, расскажу, как я привидение видел. Красивое!

Света, завернутая в махровый халат, с мрачным видом протянула Романову пакет с порошком и бумажный сверток.

– Но учтите, вчера порошок был другой, он кончился. И возьмите еще вот бутерброды и термос.

Романову захотелось ее рассмешить.

– А мне недавно рассказали, что у Мироедова был бриллиантовый зуб, – он выпятил челюсть и сощурил правый глаз.

– Врут, на самом деле у него была деревянная нога, – Света поджала губы.

– Да! И вооот она! – страшным сиплым голосом закричал Романов, резко выкинул ногу вперед и подтянул джинсину. Света охнула от неожиданности и звонко расхохоталась, закидывая голову.

Ванна наполнялась, Романов засыпал порошок, который тут же превратился в переливающиеся под светом лампочки пузыри. В эту горячую пену сразу захотелось упасть. Романов кинул туда рубашку, поискал и добавил к ней вчерашние, испачканные в ливень, белые брюки, немного подумал и погнал Кирпичика за майками, сохнувшими на балконе. Кто его знает, что тут имеет значение.

– Полагается повторять все точь-в-точь или могут быть варианты? – Романов смотрел, как множатся пузыри.

– Кажется, важно общее направление, – Кирпичик сидел на краю ванны, клюя носом, и постоянно поправляя сползающие очки.

Закрыв дверь за Кирпичиком, Романов несколько минут стоял, слушая тишину, и этот звук казался ему непривычным. Он сел у окна, автоматически хлопая себя по карману в поисках сигарет, хотя весь свой разрешенный лимит он, конечно, уже выкурил. Бутерброды и кофе были очень кстати.

– Добрый день, Романов, – сказал он сам себе, – ты большой молодец сегодня, ты славно поработал.

Первый раз за очень долгое время он был до странности спокоен, как будто нашел неустойчивую точку равновесия. И хотя холодный страх за пацанов никуда и не думал деваться, он ненадолго перестал маячить перед глазами.

Кто его знает, может, и удастся справиться, победить и сообщить в Питер, что отбой, война закончилась, пацаны будут и дальше жить, вырастут в гениальных негодяев. Хотя, если характер пацанов не выправится, скорее всего их придушит кто-нибудь из обычных людей, например он сам.

А ведь месяц назад, когда он решился на поездку, подумать было невозможно, что все так обернется. Итак, подведем итоги – он аккуратно достал бумаги из промасленной папки. Завтра большой день.

Глава 6

Романов попытался пошевелиться, но тут же испытал острую боль в плече. Он заснул, уронив голову на подоконник. Тело, согнутое на шаткой табуретке, превратилось в камень, и Романов сразу вспомнил, как близнецы возводили на нем многоэтажные дворцы из пляжного песка: он лежал, как живой фундамент – начало начал, – и не мог и не хотел двигаться, ощущал себя корнями дерева, а приятная прохладная тяжесть песка успокаивала его. Романов потянулся и застонал. Всю ночь он провел над книгами и тетрадями, мучительно стараясь найти новые идеи, мысли его носились взапуски. Самые черные и беспросветные из них нагоняли радужные и светлые в два прыжка. Игорного дома нет, на пресловутую кнопку надеяться просто смешно. Он и сам не знал, чего ожидал от полуночной стирки, но вчера эта идея казалась ему такой правильной и остроумной – раз играть по его собственным правилам ему не дают, он сыграет по местным, и выиграет назло. Романов грустно усмехнулся и с жалостью вспомнил себя вчерашнего: ну в самом деле, из мыльной пены выплыла бы золотая рыбка и вернула его детям нормальную жизнь? Разверзся бы потолок второго этажа, и небесный гром возвестил о снятии проклятия? В двери постучалась бы бригада из прачечной с поздравительной грамотой? Ну чего он ждал?