Апостол Сергей: Повесть о Сергее Муравьеве-Апостоле - Натан Эйдельман

Осенью 1801-го Панин подает в отставку; вскоре ему запрещают въезд в столицы, берут под надзор, и опала эта продлится дольше всех других — 36 лет, до самой смерти этого деятеля в 1837 году. Многое здесь таинственно, предательство Воронцова — скорее повод; причина, видимо, в неприятных царю воспоминаниях о потаенных беседах в дворцовых подземельях, бане, где было произнесено и повторено — «конституция», «регентство».

Царю не доложили, насколько Иван Матвеевич был посвящен в предысторию 11 марта, но кому же не видна столь близкая его дружба с Паниным?

Правда, мы ничего не знаем о продолжении той дружбы. Поздних писем Ивана Матвеевича в обширном панинском архиве нет. Если отношения прервались, то по чьей инициативе? Неужели Иван Матвеевич для карьеры избегает человека, которому так предан? Но никто никогда его в том не обвинял…

Пока же Муравьев-Апостол и сам не знает, не началась ли его опала? Как и в начале прежнего царствования, нужно ехать, чтобы представлять Россию в иностранной столице.

Вся семья — Анна Семеновна, четыре девочки и два мальчика — отправляется за отцом в Мадрид, через Европу, где все громче звучит имя первого консула Французской республики.

«Сергей Муравьев-Апостол… ростом был не очень велик, но довольно толст; чертами лица и в особенности в профиль он так походил на Наполеона I, что этот последний, увидев его раз в Париже в политехнической школе, где он воспитывался, сказал одному из приближенных: „Кто скажет, что это не мой сын!“» (из воспоминаний Софьи Капнист, доброй знакомой и соседки Муравьевых).

Наполеон рос быстрее, чем дети. Когда родился Матвей, он был еще простым артиллерийским офицером. При появлении Сергея — уже генерал, главнокомандующий в Италии. Пока жили в Гамбурге — повоевал в Египте и сделался первым консулом во Франции. Стоило мальчикам оказаться в Париже — и они попадают на коронацию императора Наполеона I.

И опять — двойной счет, от которого никак не убежать… Отец находит, что Мадрид — захолустье, где детей по-настоящему «не образовать», и жену с детьми через Пиренеи отправляет в лучшие парижские пансионы. Уже в Париже появляется на свет седьмое дитя — Ипполит, с которым отец не скоро познакомится. Сам остается в Мадриде, где успешно настраивает испанского короля и министров против Наполеона. Бороться с Францией для Ивана Матвеевича — старая привычка.

Итак, Наполеон — враг, узурпатор, вскоре начнется с ним новая война, и русско-австрийская армия проиграет Аустерлицкое сражение… «Никогда не забуду, — вспоминает Иван Матвеевич, — что в то самое время, как только начинал составляться новый двор Царю-Тигру (тогда еще под названием первого консула), случилось мне повстречаться с Касти, сочинителем поэмы „Говорящие животные“, с которым я был довольно коротко знаком. „Животные заговорили!“— сказал я ему, а он мне в ответ: „И сколько животных, чтобы служить одному!“»

Анна Семеновна — Ивану Матвеевичу. Из Парижа в Москву. Письмо № 65:

«Дорогой друг… Катерина Федоровна Муравьева упрекает меня за то, что остаюсь за границей, и пишет, что в Москве учителя не хуже, чем в Париже, и что скоро все поверят, будто ты сам не хочешь нашего возвращения, и таким образом я невольно поврежу твоей репутации. Однако разве не ясно, что я здесь не по своей воле? Меня связывают большие долги, обучение детей, пансион, больные ноги Матвея…»

Архив Октябрьской революции в Москве на Пироговской улице. Первые листки в толстой пачке из 56 писем, регулярно, с порядковым номером, отправлявшихся из Парижа в Москву, — чудом уцелевшая и неизучавшаяся часть архива Ивана Матвеевича… Номер на письмах ставился для того, чтобы адресат знал, сколько посланий затерялось по дороге, и кажется, доходило одно письмо из четырех (после № 65 сохранилось № 69, потом — № 73): война между Францией и Россией, пожалуй, не самое благоприятное условие для бесперебойной почтовой связи между этими державами… Те же самые обстоятельства, что тормозили переписку, переместили, как видим, Ивана Матвеевича из Мадрида на родину. Наполеон слишком грозен и победоносен, чтобы испанский двор смел интриговать против него. Франции не нравится активный русский посол за Пиренеями — Ивану Матвеевичу приходится уехать; он выполнил долг, в Петербурге должны одобрять его дипломатию; возвращаясь, он, кажется, ждет наград, повышения. И вот старший Муравьев-Апостол в Москве, на Никитской. Катерина Федоровна Муравьева выговаривает Ивану Матвеевичу и пишет в Париж его супруге, что негоже обучать детей на вражеской территории, а сыновьям хозяйки, десятилетнему Никите и четырехлетнему Александру, очень любопытно, как там поживают в бонапартовом логове троюродные братья Матюша, Сережа и девочки…

Нас тоже очень интересует Анна Семеновна Муравьева-Апостол и семеро ее детей, пачка же старинных писем на французском языке из Архива Октябрьской революции вполне способна удовлетворить любопытство…

Прочитав писем десять, привыкаем к их ритму, структуре и уж уверены, что 11-е, 25-е, 50-е послание начнется, скорее всего, с упреков рассеянному и ленивому Ивану Матвеевичу — редко пишет, на вопросы не отвечает, номеров на письмах не выставляет… Затем неизменная вторая часть всякого письма: денег нет, долги растут — что делать? Наконец — дети. Странно и даже страшновато читать милые подробности, смешные эпизоды, материнские опасения — а мы уже все наперед знаем, какими станут, что испытают, сколько проживут.

Письма из далеких старых лет — из первых томов «Войны и мира»…

О трех младших Анна Семеновна пишет маловато, уверенная, что отца пока что они не очень интересуют.

Крохотный Ипполит… У этого — особые права: самый юный, незнакомый отцу, но все же сын — третий продолжатель фамилии.

«Ипполит единственный из всех нас, кто делает все, что хочет», «Ипполит начинает интересоваться своим папа».

Анна Семеновна энергично, твердо, разумно управляет маленьким шумным государством (только изредка намекает на собственные болезни — «кровь горлом», — не думая и не гадая, что стоит на пороге смерти, и вспомнив о ней только однажды: «Если я увижу детей несчастными, то умру от горя!»).

Едва ли не в каждом письме отдается должное ее первой помощнице во всех делах, почти что второй матери для малышей, старшей дочери — Лизе (или Элизе).

Анна Семеновна однажды замечает, что «Элиза вообще самая необыкновенная девушка, которую она когда-либо знала»; в ту пору, пожалуй, только одну особу находили красивее Лизы Муравьевой-Апостол — Екатерину Муравьеву-Апостол, вторую дочь, которую мать ценит как личность не столь высоко, но «хороша так, что дальше уж некуда, и где ни появляется, все восхищаются». Между двумя красавицами и тремя малышами — двое мальчиков, которые большей частью находятся вне дома. 10 августа 1806 года, через 9 месяцев после Аустерлица и за 10 месяцев до Тильзита, сквозь воюющие армии, прорывается письмецо № 79: «Сегодня большой день, мальчики возвращаются в пансион», — то есть кончились каникулы. В связи с таким событием сыновьям разрешено самим написать отцу, и перед нами самые ранние из писем Матвея и Сергея, — конечно, по-французски.