Послание из прошлого - Сергей Александрович Милушкин

говорил мужчина в магнитофоне, хоть еще и не случилось, но в какой‑то степени правда? Как такое возможно⁈

Маленькими шагами, оглядываясь на белую дверь, Витя приблизился к парню и присел рядом на скамейку. Жара усиливалась и резкий запах пота в раздевалке становился невыносимым.

— Вы… — тихо сказал Витя. — Вы… сможете. Я знаю.

Парень поднял голову и посмотрел на мальчика, сидящего рядом. Обычный мальчик, ничего особенного, но что‑то в нем было… что‑то странное.

— Да что ты можешь знать… — вздохнул Илья и начал подыматься, но Витя взял его за руку и задержал.

— Погодите. Постойте!

Спортсмен удивленно взглянул на мальчика, но снова сел на скамью.

— Если тебе автограф, то давай…

— Нет. Слушайте… я должен вам это сказать. Должен! На три восемьсот, вы на любимой второй дорожке и следите за первой дорожкой, но опасность будет справа, справа, тридцать четвертый делает резкое ускорение и никто, никто его не замечает, потому что вы выходите против солнца, на миг слепнете и упускаете момент! — выпалил Витя и сжался от испуга. Что же он наделал⁇

Спортсмен удивленно и как‑то очень медленно повернул лицо и взглянул на мальчика.

— Остапенко? На предпоследнем круге? Не может быть!!! — он оглянулся через левое плечо, потом посмотрел направо и назад — будто бы перенесясь в самую гущу бегового сражения и по его расширившимся от удивления и какого‑то странного озарения глазам, Витя понял — он попал в цель.

Шаров увидел. Он все увидел. Как все будет. До мельчайших деталей, до самой мелкой крапинки на беговой дорожке, до самого тоненького луча, до самого победного вздоха…

Витя выдохнул и не дожидаясь, пока спортсмен опомнится, стремглав выскочил из раздевалки.

— Стой! — услышал он вслед. — Постой, мальчик! Эй!!!

Но Витя помечался по темному коридору, резко свернул направо к выходам на стадион, вынырнул в сверкающую чашу и зажмурился от яркого солнца и разогретого воздуха. Не оглядываясь, он побежал дальше, на трибуны, быстро нашел свой ряд и юркнул на свое сидение.

Тетя Оля обмахивалась веером, сделанным из газеты.

— Ну слава богу! — сказала она. — Я уж хотела идти тебя искать. Все нормально? — спросила она, глядя на запыхавшегося мальчика.

— Да… — сказал Витя, с трудом переводя дух. — Только… только давайте все‑таки пересядем подальше от линии старта. Например, вон туда, посередке и повыше, чтобы лучше видеть. Там и козырек и воздуха больше.

Тетя Оля оглянулась и пожала плечами.

— Ну пойдем, а то здесь действительно ни ветерка.

Они поднялись наверх и уселись за пожилой парой в смешных панамках.

Как раз в этот момент спортсмены начали выстраиваться на линии старта. Все кроме одного. Номер один отсутствовал.

Витя забеспокоился.

Но через пару минут Илья Шаров все же появился. Передвигался он какой‑то неуверенной, странной походкой, постоянно оглядывался, будто кого‑то искал.

Витя опустился поглубже в сиденье и надвинул пилотку из газеты на глаза.

Будь что будет, — подумал он.

В этот миг чашу стадиона взорвал выстрел стартового пистолета, бегуны дернулись и время побежало с неумолимой быстротой.

Глава 7

2010 год

— Несмотря на то, что в отношении вас… — майор с уставшим лицом и черными мешками под глазами вскользь пробежал по его делу — картонной папке, на которой Виктор успел увидеть цифры «Дело № 822/Ф4‑41», — … вынесено решение об отмене обвинительного приговора в связи с пересмотром дела, вам придется являться сюда каждую неделю и отмечаться. В противном случае…

Виктор напрягся. Родина не слишком была рада его видеть, даже после того, как выяснилось, что он вовсе невиновен.

— В противном случае… эй, Михалок, какая санкция в случае неявки?

В соседней комнате засвистел чайник и перекрывая его режущую слух сирену, еще громче заорал напарник участкового:

— Сначала штраф, потом…

Виктор закрыл глаза. Он не мог этого больше выносить.

— Гражданин Крылов, вы все поняли? Тогда распишитесь. Здесь и здесь.

Виктор очнулся, потер виски, взял со стола оранжевую шариковую ручку с отгрызенным кончиком и расписался в журнале.

— Можете идти. И приходите в следующий раз без напоминаний.

Виктор кивнул, поднял небольшой рюкзак, скрючившийся у ног и, взглянув на глобус, точнее, только на одну его половину, служившую украшением огромного старого сейфа, направился к выходу из кабинета.

Знакомая картинка на боку стального железного монстра, выкрашенного в густой вязкий зеленый цвет, на секунду, на мгновение промелькнула перед его глазами.

НО И ЭТОГО ХВАТИЛО.

Виктор почувствовал, как пол под ногами, покрытый блеклым, исцарапанным линолеумом уходит из‑под ног.

«Это просто совпадение», — пронеслась в голове мысль. «Банальное, обычное совпадение, ничего больше» — попробовал он успокоить сам себя, но получилось плохо. Сердце екнуло, он открыл рот, пытаясь вдохнуть и… не смог.

Его окатила волна горячего воздуха. Будто бы прямо перед ним находилась тепловая пушка, изрыгающая расплавленный, лишенный любых жизненно важных элементов газ.

Виктор поднял руки к лицу, чтобы этот ветер не высушил его глаза и не выжег слизистую оболочку носа.

* * *

1984 год

— Витюша, тебе плохо? — кто‑то тряс его за плечо, и он не сразу понял, кто это мог быть. Странная картина, настолько странная, что он даже не мог понять, что бы это могло быть, стояла перед глазами. Какой‑то пожилой человек, или, по крайней мере, в приличным возрасте, например, как почтальон Николай Степанович, который явно симпатизировал его маме — сидел за столом… и он был… Витя потряс головой, чувствуя, что прямо сейчас может от страха сходить под себя по‑маленькому. Там был человек в форме, похожей на милицейскую и он был настолько реальным, настолько знакомым, что у мальчика скрутило живот от ужаса.

Он закрыл лицо руками, чтобы темнота «съела» эту картинку, растворила ее в своих мерцающих точках, но не тут‑то было.

Чья‑то теплая рука коснулась его кожи, он сильно вздрогнул и едва не закричал во все горло.

— Господи, малыш! — над ухом раздался женский голос. Это была тетя Оля. — Да у тебя, похоже, солнечный удар! Идем отсюда быстрее! — Она всплеснула руками, достала откуда‑то бутылку воды и начала прыскать на его разгоряченный лоб.

Как же он ненавидел, когда его так называли! Даже матери он строго‑настрого запретил это детское прозвище «малыш», но тетя Оля… ей правила были не писаны.

Витя встрепенулся, открыл глаза. В лицо ему пахнул горячий, знойный летний воздух.