Я тебя уничтожу (СИ) - Рахманина Елена

Я  замер в дверях, сразу найдя её среди других девчонок в одинаковой одежде. Она повторяла вместе со всеми однообразные движения, пока из динамиков раздавалась популярная композиция. Об этом месте я слышал, но побывать здесь мне еще не доводилось.

Вышел из клуба, злясь на себя из-за того, что бегаю за пигалицей, кинул взгляд на охранника с расквашенным носом, который не хотел меня пропускать, а сейчас отшатнулся, верно, прочитав ярость на моей физиономии. Выкурил на холодном воздухе несколько сигарет и убрался куда подальше, лишь бы не передумать и не вернуться, чтобы нечаянно свернуть ей шейку.

И все же я не смог заставить себя выкинуть её из головы, меня магнитом тянуло обратно, и с наступлением темноты я вернулся в это злачное место, кивнув уже знакомому на входе, показывая ствол в качестве пропуска. Уселся в дальний угол, рассчитывая уйти отсюда незамеченным.

Годы в стране смутные, а дела творились темные, и я был олицетворением тех лет, являя собой кромешный мрак. Изучал непонятный сброд, состоявший из представителей  "элиты", рожденной перестройкой, которых тут и быть не должно, но они вот они здесь, наблюдают вместе со мной за девчонкой на сцене в нарядном платье с алыми губами. Ловил взгляды, обращенные на неё, – грязные, пробирающиеся под одежду, и хотелось каждому пустить пулю в лоб, чтобы не пачкали её, хотя краем сознания я понимал, что это её выбор – находиться здесь. Да и кто я такой, чтобы осуждать её?! Я выбрал образ жизни в миллион раз хуже, чем тот, которому она отдала предпочтение.

В мои планы не входило раскрывать свое присутствие здесь, меньше всего теперь мне хотелось выяснять с ней отношения, которые между нами отсутствовали, но я продолжал сидеть на месте, не в силах уйти отсюда.

8. София

Первое, что ощутила, проснувшись, это тепло и одурманивающий мужской запах. Не открывая глаз, втянула его глубоко в легкие и улыбнулась, зная, кому он принадлежит. На улице еще царила ночь, лишь свет полной луны проникал в комнату, освещая холодным мерцанием, и я позволила себе понежиться в его объятиях, потереться щекой о его грудь.

Сон больше не возвращался, я пролежала так, пока не забрезжил рассвет, подняла лицо, рассматривая его, спящего, напоминающего всеми повадками опасного зверя, которого мне вдруг каким-то чудом удалось приручить. Поцеловала его в колючую щеку и легла обратно.

От воспоминаний о минувшей ночи тепло начало закручиваться в животе, распространяясь волной удовольствия по телу. Я смаковала их, сожалея о том, как быстро идет время: часы на прикроватной тумбочке напоминали о том, что мне пора спешить на репетицию.

Буквально пару дней назад я нашла новую работу с зарплатой куда выше, чем на предыдущей, и хотя мне и не хотелось вылезать из постели, но я не могла пропустить один из первых рабочих дней.

Я не была одаренной танцовщицей, подозревала, что меня приняли в группу из-за симпатичной мордашки и стройной фигуры; были девушки куда профессиональнее, но повезло именно мне. А я не собиралась прозябать в убогом продуктовом магазине продавщицей.

Мне как девчонке, которой всю жизнь приходилось самой о себе заботиться, необходимо было знать, что завтра я не умру от голода, если мужик вышвырнет меня за дверь. Я никому не доверяла, и пока никто меня не разочаровал именно по этой причине: я видела в людях в первую очередь их отрицательные стороны. Но темнота Самгина притягивала, манила своими тайнами, и даже его дурная слава вовсе не пугала меня. Когда соседки шептались о нем, я замирала, прислушиваясь, злясь, что они вообще его обсуждают, потому что еще до этой ночи, с нашей первой встречи, я присвоила его себе. Ревность била во мне ключом, но я стискивала зубы, гадая, попала ли хоть одна из этих шлюх в его постель. Из пустых разговоров было ясно только одно: они хотят его. Слушала, как они разбирают всех его девиц по косточкам, но сейчас, по их размышлениям, он, кажется, был один.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Когда мне сообщили о смерти Славы, я замерла, одеревенев, не понимая своих эмоций, потому что ничего помимо облегчения не испытывала, понимая, что его смерть для меня не что иное, как избавление. Но когда сказали, что скорее всего это дело рук Франка, я ужаснулась возникшей в голове догадке.

Бежала к нему сквозь дождь, не думая о том, на кого в потемках могу наткнуться, потому что мне было жизненно необходимо узнать причину его поступка. Неужели из-за меня?

Должно быть, я чудовище, раз мысль о том, что он убил ради меня, согревала мое холодное, лишенное с детства любви и ласки сердце. Никто в жизни ради меня ничего не делал (я вовсе не беру в расчет дешевые подарки, которые дарили мне парни, желая залезть мне в трусы, их намерения были очевидны, я принимала их презенты и отправляла восвояси, не испытывая никаких чувств). И до встречи с Франком я была уверена, что не способна на что-либо большее, чем симпатия. Но Самгин вызывал во мне совсем иного рода ощущения.

Я смотрела на него в тот вечер, дрожа под мокрой одеждой, но внутри ощущала жар от захлестывающих эмоций, они накрывали меня ударной волной, сбивая с ног, и я держалась изо всех сил, чтобы не броситься ему на шею.

Казалось, мое тело до его прикосновений спало, и стоило ему дотронуться до меня, как во мне пробудилась не та наигранная, подсмотренная за другими чувственность, а моя личная, основанная на моих желаниях и потребностях. Интонации его голоса возбуждали мой слух, его запах, когда я проводила носом по его коже на изгибе шеи, сводил меня с ума, а вкус губ лишал остатка рассудка.

Вечер в клубе прошел, как в  дурмане, я ждала его окончания, чтобы вновь побежать к Франку, забывая все правила поведения с противоположным полом, но я скучала по нему с той минуты, как перестала ощущать тепло его кожи.

Стоило представлению закончиться, как я, не смывая макияжа, набросила на себя куртку и побежала в сторону последнего автобуса, который необходимо было поймать. В противном случае пришлось бы тратить деньги на такси, а я пока зарабатывала недостаточно для того, чтобы изменить городскому транспорту. В мыслях о Самгине я не сразу заметила трех выпивших мужчин, похожих на манекены в костюмах, в которых они просиживали жопы, сидя за столом в кабинете с портретом Горбачева за спиной. Они окружили меня собой и пахабными шутками, извергаясь ими и считая их в своем пьяном угаре невероятно смешными, а я чувствовала себя, как ребенок, над которым издеваются в школе. Мужчины толкали меня друг к другу, а я, понимая, что мне не выбраться, испытывала лишь острую безысходность от собственной слабости.

Придумала в последней нелепой надежде историю о том, что дома меня ждут муж и дети.

– Да откуда у такой шалавы, как ты, может быть муж? – смеется самый наглый из них, рассматривая моё лицо с ярким макияжем.

Действительно, откуда? Я осматриваю улицу в надежде, что в этот недобрый час какой-нибудь добрый самаритянин отважится вмешаться и поможет, и, к своему огромному удивлению вижу горящие глаза Самгина, но не сумев разгадать причину их блеска, мигом расслабляюсь – настолько, что на моих губах проскальзывает улыбка, когда я, кивая в его сторону, отвечаю на вопрос, на который никто из них не ждал ответа:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– А вон мой муж!

 Все трое оборачиваются в его сторону, а самый смелый, он же и самый мерзкий, перед этим сжал до боли мое предплечье, словно опасаясь, что это лишь уловка для попытки к бегству.

Эти уроды рассматривают его несколько секунд, явно напрягшись, потому что Самгин сам по себе представляет опасность, а сейчас от него просто разило бешенством. Мужчины напрягаются, внутренне подбираясь, но алкоголь все равно мешает им здраво мыслить, поэтому тот, что держал меня, обращается к Анатолию: