Что там – за словом? Вопросы интерфейсной теории значения слова - Александра Залевская

«… вообще все формы слов и все сочетания слов … создаются нами в процессе речи, в результате весьма сложной игры сложного речевого механизма человека в условиях конкретной обстановки данного момента. <…> этот механизм, эта речевая организация человека никак не может просто равняться сумме речевого опыта … данного индивида, а должна быть какой-то своеобразной переработкой этого опыта. Эта речевая организация … может быть только … психофизиологической… Но само собой разумеется, что сама эта психофизиологическая речевая организация индивида вместе с обусловленной ею речевой деятельностью является социальным продуктом…»73.

Щерба указал также на недостаточно чёткое отграничение описательной грамматики от грамматики нормативной, которая, по его мнению, неоправданно представляется «в окаменелом виде»; он был убеждён, что ответы на актуальные вопросы языкознания следует искать в самом индивиде, помещённом в те или иные социальные условия74. Приведённые высказывания представляются достаточными для вывода, что необходимость учёта двойной жизни языка уже давно была осознана рядом учёных. К сожалению, под давлением постулатов структурной лингвистики и вполне в традициях борьбы с «психологизмом в языкознании» российская наука о языке сфокусировалась на исследовании системности и нормативности языковых явлений, их «НАДындивидуальности», ограничившись декларированием необходимости учёта «фактора человека» и заменой некоторых терминов на более современные, что по своей сути остаётся в русле построения описательных моделей языка.

В то же время для разработки модели объяснительного типа необходимо подходить к языку как одному из психических процессов человека. С этих позиций язык не существует без других психических процессов, таких как восприятие, память, мышление, внимание, воображение и т.д., каждый из которых делает свой вклад в формирование и функционирование языковых явлений не ради самих по себе, а в качестве специфических орудий доступа к индивидуальному образу мира для пользования им в процессах познания и общения.

Иными словами, от признания различий между словом в словаре и словом «в голове» необходимо перейти к целенаправленному исследованию того, как слово «живёт». Это вопрос также давно привлекает внимание учёных, подходящих к этому нему с различных позиций.

1.2. Жизнь слова в свете физиологии и психологии

Обратимся прежде всего к высказываниям российского физиолога Ивана Михайловича Сеченова (1829–1905), работы которого особенно интересны, в частности, в связи с тем, что в последнее время в число актуальных для мировой науки проблем вошла проблема «разум – тело», непосредственно связанная с означиванием языковых единиц и со спецификой значения слова как достояния пользующегося языком человека.

Эта проблема подробно рассматривается Сеченовым с разных позиций: и в плане овладения ребёнка языком, и в плане пользования языком взрослыми людьми, что, в свою очередь, имеет непосредственное отношение к поиску ответов на вопросы типа: «Откуда берётся знание языка? Является ли оно врождённым?» «За счёт чего мы оказываемся способными понимать друг друга?». Обратимся непосредственно к высказываниям Сеченова75, уделяя особое внимание работам: «Рефлексы головного мозга», «Предметная мысль и действительность», «Элементы мысли».

Замечу при этом, что речь идёт о работах, написанных Сеченовым в последней четверти ХIХ в., однако отмечаемые им предрассудки (в том числе – научные предрассудки) оказались весьма живучими, а высказываемые Сеченовым положения звучат более чем современно, они отвечают на вопросы сегодняшнего дня, в том числе: «Как связаны тело (сома) и интеллектуальные процессы человека? Что первично для овладевающего языком человека: чувственное или рациональное?».

Для Сеченова было вполне очевидным следующее:

«… введение словесных символов в мысль представляет или прибавку новых чувственных знаков к уже существующему ряду их, или замену одних символов другими, равнозначными в физиологическом отношении. Явно, что природа мысли от этого измениться не может»76.

Сеченов подробно прослеживает процессы формирования «чувственных конкретов» и «мысленных абстрактов», а также связи тех и других со словом, которое первоначально входит в состав определённой чувственной группы и лишь постепенно отделяется от других членов чувственной группы, становясь её знаком.

«… символизация частей, признаков и отношений, отвлечённых от цельных предметов, даёт продукты, лежащие между представлениями о предметах и умственными формами, непосредственно переходящими за пределы чувств. Несмотря на очевидное существование чувственной подкладки, абстракты этой категории уже настолько удалены от своих корней, что в них едва заметно чувственное происхождение. Поэтому, заменяя в мысли реальности, они нередко кажутся более чем сокращенными, именно условными знаками, или символами»77.

И. М. Сеченов так объясняет, почему создаётся впечатление, что существует разрыв между телом и разумом:

«… между данным продуктом и его чувственным корнем (если он ещё есть!) лежит в большинстве случаев такая длинная цепь превращений одного идейного состояния в другое, что очень часто теряется всякая видимая связь между мыслью и её чувственным первообразом. Дело в том, что взрослый мыслит уже не одними чувственными конкретами, но и производными от них формами, так называемыми отвлечениями, или абстрактами»78.

К этому можно добавить, что теряется видимая связь, которая на самом деле остаётся в готовности к использованию в разных целях и при различающихся обстоятельствах. Например, при встрече со сложным понятием высокого уровня абстрагирования мы всегда ищем опору в чём-то сводимом к некоторому привычному образу сознания, через посредство которого окажется возможным мгновенно включить опознаваемое в уже имеющиеся в образе мира ситуации и с учётом общих представлений о мироздании достичь того, что квалифицируется как достаточный семиозис. Такая опора достигается за счёт нашего взаимодействия с «предметным миром» как базы для формирования значений.

Сеченов показал, что пользование словом, речью, становится для ребёнка насущной необходимостью по следующим причинам:

«Когда … мысль человека переходит из чувственной области во внечувственную, речь как система условных знаков, развивающаяся параллельно и приспособительно к мышлению, становится необходимостью. Без неё элементы внечувственного мышления, лишённые образа и формы, не имели бы возможности фиксироваться в сознании; она придаёт им объективность, род реальности (конечно, фиктивной), и составляет поэтому основное условие мышления внечувственными объектами. Факты эти общеизвестны… »79.

Приведу также высказывания Сеченова по поводу необходимости учитывать постоянную связь между осознаваемым и неосознаваемым (динамику различных уровней осознаваемости) и ошибочность представления, согласно которому только осознаваемое может анализироваться как относящееся к области психического:

«… соматические нервные процессы родственны со всеми вообще психическими явлениями, имеющими корни в деятельности органов чувств, к какому бы порядку эти явления ни принадлежали. Но на пути к этому строго логическому и в то же время верному заключению стоит один очень распространённый предрассудок, и его необходимо устранить. … Убеждение, что психическое лишь то, что сознательно, другими словами, что психический акт начинается с момента его появления в сознании и кончается с переходом в бессознательно состояние, – до такой степени вкоренилось в умах людей, что перешло даже в разговорный язык образованных классов». И далее: «… в мысли, о которой теперь идёт речь, должно лежать величайшее заблуждение»80.

Отголоски обсуждаемого Сеченовым предрассудка мы встречаем в описаниях результатов экспериментальных исследований и фактов речи, не согласующихся с требованиями системности и нормативности языка: в таких случаях должны рассматриваться не детали «поверхностного уровня» языка (на основании которых полученный факт отбрасывается как неправильный или неполноценный), а глубинные основания для актуализации той или иной связи между именуемыми объектами (действиями, качествами), в том числе – возможные ситуации, чувственные образы разных модальностей (зрительные, слуховые и т.д.), признаки и даже признаки признаков.

Широкий круг проблем, так или иначе связанных со знаковой функцией слова, словом как живым знанием, значением слова как «внутренней структурой знаковой операции» обсуждал в своих работах Лев Семёнович Выготский (1896–1934), психолог, работы которого в значительной мере определили направления развития российской психолингвистики.