Курс на Восток - Владимир Коккинаки

Но пили мы много. За 24 часа пребывания в воздухе я выпил не меньше литра кофе. То и делю посылал я Бряндинскому записки с требованием дать глоток кофе или чая. Жажда, которая томила нас, была косвенной виновницей той маленькой неприятности, которую испытал Саша, открывая новый термос. Когда он отвинтил крышку и вынул пробку, из термоса ударил фонтан жидкости. Термоса заливали на земле, при нормальном давлении, а сейчас мы летели на высоте 5 1/2 километров, где атмосферное давление много меньше. В результате жидкость с силой выбросило в воздух, а Бряндинский, несмотря на 20-градусный мороз, слегка ошпарил руки.

Так за различными делами проходила ночь.

Много ночей мне пришлось провести: в воздухе, но такой не было еще никогда. Самолет шел на высоте пяти с половиной километров. Земля была скрыта; облаками. Они громоздились вокруг нас: слева, справа, впереди, ниже и выше линии полета. Мы неслись вперед по извилистому коридору на Восток, прорезая ночь, навстречу дню.

На той широте, где мы находились, ночи в полном смысле этого слова в летнее время года не бывает. Солнце ненадолго исчезает за горизонтом, а затем появляется вновь. В ночные часы почти так же светло, как днем.

Но ночь все-таки чувствовалась. Цвет облаков потемнел, они казались темносерыми. Справа на юге горизонт был темный, слева - светлый и прозрачный. Солнце медленно-медленно опустилось вниз, за край земли. По световому следу было видно, как оно движется за линией горизонта. Казалось, стоит опустить туда руку и солнце можно вынуть обратно. Примерно минут через 50 солнце взошло снова.

С наступлением ночи стало гораздо холоднее. Отправляясь в полет, мы оделись очень тепло, так как кабина самолета специального отопления не имела. На нас было надето шерстяное белье, фуфайки, замшевые костюмы на беличьем меху, на ногах меховые сапоги. Кроме того, я взял с собой меховые боты, которые надеваются поверх унтов. Боты эти - старые, заслуженные. В них я обычно летал на высоту, в стратосферу. Во время испытательных полетов мне довелось познакомиться с самой разнообразной обувью, приспособленной и специально сделанной для высотников. Я убедился, что почти: вся эта обувь никуда не годится. Она шилась людьми, не имеющими никакого понятия о сверхнизких температурах и больших морозах. Часть этой обуви выглядела, очень изящно: в ней не стыдно было показаться даже в театре. Но на большой высоте ноги в таких элегантных меховых полуботинках мерзли. Тогда я взял свои боты, сшитые из густого бараньего меха. В них и прошла вся моя высотная деятельность. Даже при 60-градусном морозе ногам, обутым в эти боты, было тепло, как в печке. Боты я запасливо захватил с собой и на Восток.

В дневные часы полета мы не чувствовали холода. Правда, термометр, прикрепленный снаружи штурманской кабины, показывал 20 градусов ниже нуля. Но внутри самолета было сравнительно тепло. Солнце на высоте пригревало сильно. Я снял кожаную меховую куртку и остался в одной фуфайке, теплый шлем заменил простым, меховые перчатки отложил в сторону. Мои знаменитые боты лежали на полу кабины. Но как только солнце опустилось за горизонт, в кабине стало холодно. Пришлось надеть меховую куртку, меховые перчатки и меховой шлем. То же проделал и Бряндинский.

Восход был исключительно красив. Я даже ни минуту пожалел, что в составе экипажа нет художника, который мог бы запечатлеть на холсте это замечательное зрелище. Уверен, что никто на земле не видел таких чудесных красок!

Впереди по курсу мы заметили яркий огонь. Я обратил на него внимание Бряндинского.

- Что это такое?

- Огню тут не место. Это самолет с опознавательными знаками, - рассудительно ответил Бряндинский.

В действительности это была планета Венера.

Утро начиналось. Облака окрасились яркими тонами, верхний слой казался ажурным. Они просвечивали, как фарфор. Небо было яркосинего цвета. Солнце медленно начинало свой дневной путь. И соответственно с высотой солнца у нас поднималось настроение. На душе становилось светлее, радостнее.

- Обрати внимание: солнце восходит в неположенном месте, - предупредил меня штурман.

В более южных широтах - в Москве, Ленинграде, Киеве, Одессе, Свердловске - солнце восходит на востоке и оканчивает свой путь на западе. У нас оно взошло на севере, строго перпендикулярно к линии полета, слева по крылу. Мы как бы нагнали солнце. Все это чародейство происходило в далекой северо-восточной части азиатского материка, в расстоянии многих тысяч километров от Москвы.

К берегам Тихого океана

Самолет приближается к району Витима, к бассейну великой сибирской реки Лены. Я попросил Бряндинского запросить Хабаровск о состоянии погоды. Через несколько минут Саша получил малоутешительный ответ: Хабаровск закрыт сплошной многослойной облачностью, нижний край которой находится всего в 300 метрах от поверхности земли. При этих условиях самолет мог выйти безукоризненно точно к Хабаровску только с помощью радиокомпаса. Ошибаться мы не имели права: стоило немножко отклониться от Хабаровска, и самолет оказался бы на чужой территории. Этого нам - по вполне понятным соображениям - не хотелось.

«Москва» неслась над гористой местностью. Внизу все было закрыто облачностью и туманом. Казалось, что мы летим над молочным морем. Лишь в отдельных местах темнели серые пятна. Там, очевидно, скрывались вершины сопок. Точно определить их высоту мы не могли, но думаю, что она была равна трем-четырем километрам.

Солнышко опять начало пригревать. Я скинул меховую куртку и шлем, Бряндинский жаловался, что ему уже жарко даже в фуфайке. Собственно говоря, ему было жарко не столько от солнца, сколько от избытка работы. Я попросил его попробовать поймать на радиокомпас хабаровскую станцию. Спустя две минуты Бряндинский сообщил, что она находится пока еще вне досягаемости прибора.

Мы продолжали лететь та восток. Каждый час я выпивал глоток кофе и с такой же регулярностью принимал таблетки «кола». «Кола» - это особый препарат, приготовленный из семян южно-африканского дерева кола. Он применяется в качестве тонизирующего средства для предупреждения и борьбы с усталостью при длительных полетах. Раньше я никогда не употреблял «кола», хотя и совершал полеты продолжительностью в 10-14 часов. Мой организм уверенно справлялся с усталостью. Но суточного полета мне еще не приходилось делать. Врачи, снаряжавшие нас в дальний рейс, горячо рекомендовали «кола», обещали прямо чудодейственные результаты. Некоторые летчики отзывались о таблетках скептически. Валерий Чкалов, например, говорил, что ел таблетки пачками без всякого вреда и пользы для организма. Бряндинскому тоже приходилось пользоваться «кола», но и он отзывался о нем без особого уважения. Я все же решил испытать его действие на себе. Доктор Субботник советовал принять первую таблетку через восемь часов полета и дальше продолжать прием ежечасно. Я так и сделал.