Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1. - Георгий Михайловский

Разговор этот происходил в министерстве, откуда Нольде, А.И. Лысаковский, начальник Отдела печати МИД, вскоре после того назначенный посланником в Ватикан, и я вышли вместе и пошли завтракать в «Новый Донон», напротив министерства, где увидели Терещенко, мирно завтракавшего с другим «киевлянином» — Шульгиным. Нольде был в ударе и рассказывал свои впечатления о кадетской партии, которая, по его словам, была «соль земли русской», подлинный цвет русской интеллигенции, но в то же время практически «глуповата». Нольде со свойственным ему глумлением над теми, кому он в данный момент служил, продолжал, однако, после этого пространно доказывать, что он поступил совершенно правильно, уйдя из министерства, где так «бесславно» министерствовал Терещенко.

При этом Нольде весело посмотрел на Терещенко, сидевшего недалеко с Шульгиным. Лысаковский, большой друг Нольде, указывая на последнего, спросил меня, не нахожу ли я, что у Нольде есть политическое чутьё. Конечно, Нольде был общественным деятелем из чиновников и готов был стать в любую минуту из общественного деятеля чиновником. И в данный момент, и после, несмотря на всю свою показную жизнерадостность, он очень остро чувствовал, что события уже опередили его, и, думаю, не раз жалел о том, что ушёл вместе с Милюковым.

Встречаясь с ним уже позже, в августе 1917 г., накануне корниловских дней, я видел, что у Нольде произошла самая радикальная перемена во взглядах. Уйдя с Милюковым и Струве в мае из-за боязни, что Временное правительство в изменённом составе пойдёт на сепаратный мир с Германией, Нольде стал убеждённым сторонником немедленного заключения этого самого сепаратного мира. Он высказал своё мнение на заседании одного совещания, происходившего на квартире В.Д. Набокова, на котором присутствовали и Терещенко и Нератов. Он высказал его в статье в «Речи», направленной против В.М. Чернова, где доказывалось, что никакими заклинаниями вроде «мира без аннексий и контрибуций на основании самоопределения народов» мира не получить, что единственный способ заключить мир — это начать мирные переговоры. Так эта изумительная статья за полной подписью: «Барон Б.Э. Нольде» заканчивалась.

Впечатление, произведённое ею, было огромно, так как в МИД всё ещё оставались под впечатлением демонстративного ухода Нольде из-за «сепаратного мира с Германией», призыв же к началу мирных переговоров, когда Нольде не мог не знать, как к этому относились союзники, мог означать только сепаратный мир с Германией.

Статья Нольде вызвала очень горячее обсуждение в утро своего появления, прежде всего в нашем министерстве, где все единодушно, от Терещенко и Нератова до Петряева и начальников политических отделов, отнеслись к ней самым отрицательным образом, признав, что Нольде не обладает политическим чутьём, что сепаратный мир явился бы катастрофой для России, так как при создавшемся положении кто первый выйдет из войны, тот первый признает себя побеждённым со всеми последствиями этого. Обсуждая возможный исход войны, в конечном счёте все сходились также в том, что, несмотря на всю бешеную энергию Германии, энергию отчаяния, победа союзников обеспечена, вопрос только во времени.

Допускали, что Россия выйдет из войны ослабленной, в особенности в финансовом отношении, но считали, что, если Россия останется верной союзникам, эта общая победа откроет перед ней настолько блестящие перспективы в международном отношении, что, несомненно, будущее России быстро заставит забыть все испытания военного и послевоенного времени. Начало же мирных переговоров с Германией, означающее в настоящих условиях капитуляцию, отдаст Россию a la merci[58] Германии без всякой гарантии на её победу и последующую награду за измену союзникам. Наоборот, со стороны последних отмщение за измену в случае победы, более чем вероятной, будет ужасно. Таким образом, мы променяем могущественных друзей на сомнительного союзника — исторического врага всего славянства. Мир союзников с Германией за счёт России — вот реальная перспектива, которая ждёт Россию в случае, если она пойдёт по пути, предлагаемому ей Нольде. Таково было общее убеждение всех наших руководителей внешней политики. При этом относительно Нольде, признавая его научные знания и служебные заслуги, все единогласно высказались, что он никогда, в сущности, дипломатом не был и не имеет для этого данных.

Удивило, между прочим, всех нас то, что милюковская «Речь» решилась дать место такой статье, которая за границей, да и внутри страны могла быть понята только как «пробный шар» в весьма скользком направлении. Надо добавить, что статья Нольде появилась совершенно неожиданно, не будучи нисколько подготовлена какими-либо предшествующими выступлениями ни самого Милюкова, ни его ближайших сотрудников. Наоборот, Милюков повсюду выступал как поборник войны до конца рука об руку с союзниками. На другой день вся петроградская пресса обрушилась на Нольде, за исключением полуленинской интернационалистской «Новой жизни», которая очень сочувственно прокомментировала эту статью, назвав её «первым проблеском здравого смысла» со стороны милюковского лагеря. В особенности зло прошлась газета на счёт прямого выпада Нольде против В.М. Чернова, чьё имя упоминалось в этой статье.

В ответ на это в ближайшем же номере «Речь» поместила небольшую редакционную, то есть без подписи, статью, озаглавленную «Не в бровь, а в глаз!». Статья метила в «Новую жизнь», которая высказала преждевременную радость по поводу того, что Милюков и его единомышленники будто бы перешли на сторону мечтающих о сепаратном мире, тогда как на самом деле единственной целью статьи Нольде было узнать настроение тех, кто, прикрываясь всяческими заклинаниями вроде черновских, только и ждут, когда можно будет начать разговоры с врагом. Мысль «нашего сотрудника барона Нольде» заключается в том, чтобы открыть глаза союзникам на опасную игру с «магическими формулами» вроде «без аннексий и контрибуций на основании самоопределения народов», которыми вообще никакого мира купить нельзя.

Эти пикантные комментарии, имевшие, очевидно, целью прикрыть Нольде и снять с Милюкова тень, которую на него, несомненно, накладывало выступление Нольде, лишний раз свидетельствовали, что Нольде вёл свою собственную игру без всякой поддержки Милюкова и статья, возможно, была помещена только потому, что начиналась ядовитой полемикой с В.М. Черновым. Выверт «Речи» никак не умалял, однако, полной ясности основной мысли Нольде о том, что пора бросить всякие слова, а перейти в вопросе о мире к делу. Через два месяца большевики последовали совету Нольде. Дальнейших газетных дискуссий по этому поводу не было, так как Нольде до октябрьского переворота больше не выступал в печати с подобными предложениями, да и вообще, что называется, от политики отошёл, правда, принимая участие в ЦК кадетской партии, членом которого был избран.