Лестница в небо - Михаил Хазин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем временем Хазин активно продвигал свою теорию «мирового кризиса», по–видимому, рассчитывая на ее признание в государственных структурах- Однако реакция российского [751] экономического сообщества на многочисленные статьи и публикации оставалась демонстративно–пренебрежительной: «теория Хазина ненаучна, потому что сам Хазин не экономист, поскольку его не печатают экономисты в своих научных журналах». Постепенно в интервью Хазина стала появляться рефлексия такого отношения: он все чаще говорил о господствующей в среде экономистов либеральной экономической теории как о главном препятствии на пути реальной борьбы с кризисами. Опыт кризиса 1998 года, который был виден Хазину и его коллегам по Экономическому управлению, но так и не был предотвращен, повторился в 2008 году: снова кризис был предсказан за несколько лет, и снова для его предотвращения ничего не было сделано. Только на этот раз уже в крупнейшей державе мира, в США, а не в коррумпированной ельцинской России.
Чем можно объяснить такое повсеместное игнорирование реально сбывающихся прогнозов? Неужели они выгодны заправляющим всем олигархам? Вовсе нет — и в 1998 году в России, и в 2008 году в США многие олигархи потеряли в ходе кризиса все [752]. Тогда, быть может, дело в господствующих экономических теориях? Представим себе, что некий олигарх вызывает к себе придворного экономиста, и между ними происходит примерно такой разговор:
— Вот, Хазин пишет, что скоро будет кризис, и я все потеряю. Что скажешь?
— Хазин шарлатан, современная экономическая наука давно установила эффективность рынков, и никаких кризисов там происходить не может, спрос и предложение быстро уравновесят друг друга.
— А как же предыдущие кризисы?
— Они были вызваны субъективными ошибками отдельных лиц, которые больше не повторятся. Объективных экономических оснований для нового кризиса нет!
И успокоенный олигарх продолжает свои рискованные операции — с понятным результатом. Какое‑то время эта версия казалась Хазину наиболее вероятной, и он посвятил много страниц критике «либеральной экономической теории». Однако существовала еще одно возможное объяснение, в 2000–е годы казавшееся совсем уж экзотическим. Что если олигархи вынуждены вести себя так, как если бы никакие кризисы им не грозили? Что если над экономической мотивацией (сохранить свои капиталы) существует более могущественная политическая?
Читатель. Ну да, то же самое, что и у Щеглова — какая, к черту, экономика, когда самое главное, дадут кредит или нет! В случае кризиса, глядишь, еще и скорее дадут! Нужно только знать, как сделать, чтобы дали именно тебе, а не конкуренту!
Теоретик. Вот именно: логика размышлений о кредитной экономике и о «либеральных теориях» неотвратимо выводит нас на вопрос: а каковы истинные мотивы лиц, принимающих решения на самом верху? Руководствуются ли они экономическими или же в первую очередь политическими соображениями? И если последними — то не пора ли переключиться с экономики на политику?
Идея переключиться с экономики на политику [753] была тем более привлекательной, что сам Хазин многие годы провел в «коридорах власти» и прекрасно знал, как принимаются там ключевые решения. Более того, еще в 2006 году он обобщил свой опыт в кратком пособии «Как делать карьеру», написанном для Лены Ижицкой [754] (тогда еще студентки) и никогда не публиковавшемся в открытой печати [755].
Читатель. 2006 год? Позвольте, но сейчас уже 2016–й! Что уважаемые авторы делали целых десять лет?!
Теоретик. Ну, это у них надо спросить. С нашей теоретической колокольни, длительное отсутствие какого‑либо развития своих политико–экономических идей что у Хазина, что у Щеглова говорит о существенных сложностях, возникших при попытке создать соответствующие теории. Переход от привычной и понятной экономики, где основной понятийный аппарат (деньги, товары, ВВП, кредиты…) был уже наработан предшественниками, к совершенно новой науке, которой даже и названия‑то не придумано [756], казался практически невозможным. Поэтому до ноября 2012 года фактически уже созданная, но еще не оформленная теория Власти никак не развивалась. А потом произошла одна из тех случайностей, которые обычно и создают Историю.
Заочно Хазин и Щеглов познакомились еще в 2003 и регулярно общались на сайте ворлдкризис. ру. За этим последовало личное знакомство, поддерживаемое в ходе визитов Щеглова в Москву и Хазина в Пермь. В одну из таких встреч, уже в 2012 году, Хазин упомянул о своем давнем тексте «Как делать карьеру»; Щеглов им активно заинтересовался и регулярно просил прислать на ознакомление. В ноябре 2012 года Хазин наконец‑то нашел в своих архивах пособие 2006 года и переслал его Щеглову с примечанием: «А давай сделаем из этого книгу». С этого момента события приобрели необратимый характер.
Щеглов открыл «Карьеру», прочитал в файле «к власти рвутся бандой» и хлопнул себя по лбу…
Практик. Нужно заметить, что для Хазина эта фраза была столь же обычной, как «лошади кушают овес и сено». Дело в том, что ее часто повторял его отец, Леонид Григорьевич Хазин [757], рассказывая сыну о своем понимании устройства Власти. Когда Хазин сам начал работать во властных структурах, это понимание хотя и несколько уточнилось, но в целом осталось без особых изменений. Как видите, реальные корни теории Власти уходят глубоко в недра советского общества.
Теоретик. А вот Щеглов посмотрел на эту «само собой разумеющуюся» фразу с совсем другой, теоретической точки зрения. «Банда» — это же новое понятие, быть может, то самое, которого так не хватало для сборки «социальной системы управления»: малая, но организованная группа! Все известные до сих пор социальные теории признавали за субъектов истории либо отдельных людей (царей и героев), либо большие группы людей (этносы, классы, элиты), либо совсем уж безличные социальные и экономические законы. А вдруг получится создать теорию, взяв за субъект социального действия малую группу? Причем не какой- нибудь кружок филателистов, а группу организованную, четко понимающую свои задачи и сознательно рвущуюся к власти? Добившись которой она будет играть решающую роль в принятии всех значимых решений и тем самым определять ход Истории?!
Практик. В то время как Щеглов считал «властные группировки» интересным теоретическим понятием, Хазин уже давно на собственном опыте убедился в их реальном существовании. Он пришел на государственную службу уже в достаточно серьезном возрасте (33 года), без навыков руководящей работы и представлений о правилах игры в структурах исполнительной Власти, но с большим опытом практического управления неформальными коллективами, полученным в работе со школьниками. Сталкиваясь с большим количеством высокопоставленных чиновников (вплоть до министров и вице–премьеров), он напряженно искал способы правильно «вписаться» в новую для себя систему отношений и выработки решений. Необходимо было понять, как можно мотивировать своих коллег и подчиненных на реальное выполнение сложных и подчас неформальных задач, поставленных руководством.
В процессе такого интенсивного обучения Хазин с удивлением обнаружил, что у «старых» работников аппарата (в отличие от новых людей, пришедших в правительство после 1991 года) совершенно невозможно было узнать, с кем и в рамках решения каких задач они реально работают. «Новые» работники поначалу были куда более откровенны [758], но со временем тоже потихоньку закрывали рты на замок. Вот в этот короткий период относительной открытости Хазин и успел обнаружить, как возникают властные группировки и как они переходят от своих служебных обязанностей к задачам захвата и укрепления власти. Заметим, что следующий «призыв» новых людей в структуры федеральной власти, связанный с Путиным, такую пищу для размышлений уже не давал, поскольку эти люди пришли в правительство пусть и из региональной, но все равно — Власти. Они уже научились скрывать свои реальные связи и интересы.
Было и еще одно обстоятельство. Поскольку властные группировки в начале 90–х еще только формировались, им необходимо было иметь некоторые предварительные маркеры «своих», например вхожесть в группы, из которых выбирали новых членов «команд». И тут Хазину снова повезло — в силу общественной активности и его самого, и некоторых членов его семьи у него оказалось много полезных связей, созданных еще до 1991 года. Они и сработали в полном масштабе (в частности, серьезную роль в его судьбе сыграли люди, окончившие с ним одну кафедру, однокурсники его родителей, родители его учеников по школе и другие аналогичные контакты).