Лестница в небо - Михаил Хазин

Практик. Ну, Россия все‑таки не США. Это в США тотальная дисциплина и жесткое подчинение вертикали, поскольку без них карьеры не сделаешь. А в России внутренняя свобода всегда была выше, особенно в период СССР, когда все больше смотрели на результат, который показывает работник, а не на то, о чем он думает. Есть и еще одно обстоятельство. В силу того, что в США всегда был избыток квалифицированной рабочей силы, основной упор они делали на производственные схемы, все элементы которых (исполнители) были легко заменяемы. СССР применить эти схемы не мог — исполнителей просто не было. И по этой причине в СССР учебная система была выстроена под поиск и подготовку гениев. Которые могли заменить сложные схемы силой мысли.

А уж если нужен гений, то нужно терпеть и все его выверты. И тяжелый характер, и желание задавать разные неудобные вопросы. Кстати, когда я впервые столкнулся с американскими профессорами, я удивился, насколько они «зашорены», насколько любая попытка хотя бы на миллиметр отойти от «утвержденных» схем вызывает у них отторжение и раздражение. В этом смысле советская школа была куда более «либеральной», хотя и она в последние годы СССР стала постепенно переходить на американские рельсы. А сейчас этот процесс еще усилился.

Теоретик. Так что, Читатель, в главном вы действительно правы: для настоящего теоретического прорыва в какой‑либо области требуется появление «человека со стороны», не только способного посмотреть на имеющиеся проблемы свежим взглядом и привлечь для их решения приемы и методы из других областей, но и не входящего в сложившуюся научную иерархию. Именно это и произошло с теорией Власти, когда ею — на первый взгляд чисто случайно, но исходя из логики развития Науки — с железной необходимостью занялись Хазин и Щеглов.

Михаил Хазин [741] начинал свою личную карьеру как математик (выпускник мехмата МГУ 1984 года, работал в Институте физической химии до 1989 года), затем заинтересовался экономикой (несколько лет работал в Институте статистики и экономических исследований Госкомстата СССР/РФ, после чего еще год — руководителем аналитического отдела в Элбим–банке), и на волне бурных кадровых изменений 90–х закономерно попал на государственную службу [742]. К 1995 году он дослужился до начальника департамента кредитной политики Министерства экономики, а к 1996–му уже метил в замминистры, но угодил в «разборку» между вышестоящими руководителями и вынужден был уйти из министерства. В 1997 году Хазин перешел в только что образованное Экономическое управление Президента РФ и впервые получил возможность для спокойного анализа экономических процессов. Далее слово самому Хазину:

«…в силу служебных обязанностей исследовал обстоятельства предстоящего российского кризиса‘ и с интересом обнаружил, что некоторые его аспекты удивительно напоминают американскую экономику. После чего стал размышлять о сущности экономической парадигмы, сложившейся в США в 90–е годы прошлого века…» (Кобяков, Хазин, 2003].

Так обычный экономист незаметно для самого себя стал теоретиком — поставил перед собой и попробовал разрешить серьезную научную проблему (причины происхождения масштабных экономических кризисов). Одновременно первый заместитель руководителя Администрации Президента, который принял Хазина на работу, поручил ему обеспечить для Президента (тогда — Б. Н. Ельцина) «прозрачность» работы правительства. В результате на свет появилась не только концепция «мирового кризиса», но и понимание того, как в Правительстве реально принимались решения [743].

В 2003 году в Интернете открылся посвященный проблеме экономического кризиса сайт www.worldcrisis.ru, и в том же году Хазин со своим соавтором Андреем Кобяковым издал классическую сегодня книгу — «Закат империи доллара и конец «Pax Americana». Несмотря на провокационное название, книга содержала целостную концепцию происхождения кризисов из структурных дисбалансов, вызываемых волюнтаристской кредитной накачкой отдельных отраслей в ущерб всем остальным. Прогнозировавшийся в книге глобальный кризис действительно разразился в 2008 году (затронув в том числе и Россию), но был «залит деньгами», в полном соответствии с прогнозом другого соавтора «Лестницы в небо».

Сергей Щеглов [744] на своем жизненном пути всегда исповедовал принцип «заниматься тем, чем интересно», и в результате поменял множество профессий. Начав свою карьеру инженером в оборонном КБ (1988), он вскоре перевелся в философскую аспирантуру Пермского политехнического института (1989-1991) — но тут развал СССР сделал преподавателей и аспирантов нищими, и Щеглову пришлось искать другие источники доходов. В последовавшие за этим «лихие девяностые» он занимался и торговлей видеотехникой, и работой в кредитном отделе банка, и поставками отделочных материалов, а в качестве хобби [745] писал довольно своеобразную фантастику (благодаря которой до сих пор известен в Интернете как «писатель–фантаст»).

Но все эти занятия не позволяли удовлетворить личное любопытство Щеглова (которое некогда и привело его в философскую аспирантуру): как устроено окружающее нас общество, какие законы им движут, и куда оно благодаря им движется? Поиски ответов привели Щеглова на первые дискуссионные площадки в Интернете, где он заинтересовался экономикой и вскоре стал активным участником дискуссий на сайте Михаила Хазина worldcrisis.ru. Первым творческим достижением Щеглова стала небольшая заметка о циклах Кондратьева [Щеглов, 2003/2009], из анализа которых вытекал странный (для 2003 года, когда золото стоило примерно 350 долларов за унцию) прогноз о скором многократном подорожании золота (и других природных ресурсов) [746].

Следом на свет появилась статья «Будущее денег» [Щеглов, 2003], в которой был выявлен долговой характер американской экономики и дан прогноз, что очередной финансовый кризис может быть «залит деньгами», поскольку на тот момент ставка рефинансирования еще не достигла нулевой отметки. В ходе «великой рецессии”, как в конечном счете был назван экономический кризис 2008 года, этот прогноз также прошел практическую проверку: раздав банкам более трех триллионов долларов и опустив ставку рефинансирования до нуля, американская ФРС сумела стабилизировать экономику на краю пропасти.

После обнаружения практически полной управляемости экономики финансовыми кругами интересы Щеглова сместились в следующую область. Действительно, какой смысл изучать «экономические законы», если простым решением «дать кредит» их действие может быть отменено в любую минуту [747]? Изучать нужно те закономерности, которые действительно определяют поведение людей, и они совершенно явно лежат за пределами экономики! Нужно изучать способы совместной деятельности людей, то есть способы их организации!

Результатом многочисленых дискуссий на форуме и знакомства Щеглова с нейроинформационной концепцией, развиваемой Игорем Бощенко, стала совместная статья [Бощенко, Щеглов, 2005] «От племени к нейросоцу». В ней развивалась «теория социальных систем управления», главной идеей которой была классификация организаций («социальных систем управления) по способу, которым в них вырабатываются и принимаются решения. Бощенко и Щеглов выделили и пронумеровали четыре таких способа («систем управления»): СУ-1 (родоплеменной, решения принимаются коллективным сознанием племени), СУ-2 (феодальный, решения принимается одним человеком, стоящим во главе иерархии), СУ-3 (капиталистический, решения принимается путем формальной процедуры — Закона — и за счет этого учитывает мнения разных людей) и наконец СУ-4 (нейросоци- альный, решения формируются в ходе обмена информацией между людьми подобно тому, как это происходит в ходе обмена информацией между нейронами головного мозга). ТССУ, как ее назвали авторы, получила определенную популярность в Сети, и легла в основу монографии Бощенко «Эволюция социальных систем» [Бощенко, 2006].

Однако нейроинформационный подход к общественной жизни показался Щеглову слишком абстрактным, и в дальнейшем он удовлетворял свое любопыство исследованиями конкретных вопросов общественной жизни. Так, в 2006 году он провел анализ структуры собственности крупнейших мировых предприятий и опубликовал у себя в блоге [748] ее неожиданный результат: почти половина из топ-500 акционерных обществ оказалась под контролем тесно связанной между собой десятки крупнейших инвестиционных фондов [749]. Мировая экономика оказалась куда ближе к «плановому хозяйству» с единым центром принятия стратегических решений, нежели к стихии «свободного рынка». Через пять лет, в 2011 году, схожую работу проделала группа швейцарских исследователей во главе с Джеймсом Глаттфельдером; они проанализировали данные о владельцах 37 миллионов (!) компаний, и пришли к тому же самому выводу: во главе мировой экономики стоит кластер из большой десятки инвестфондов [750]. Но как именно эта десятка управляет своими активами? Какие законы — экономические, социальные или политические, — могут позволить нам понять поведение людей, стоящих у руля всей мировой экономики? К началу 2010–х годов Щеглов вплотную подошел к теме нашей книги: там, на самом верху, действуют совсем другие правила игры, правила Власти!