Тадж-Махал. Роман о бессмертной любви - Индира Макдауэлл

Радовалась за сестру-подругу и Ладили. Радовалась Сати:

– Арджуманд, ты станешь женой любимого человека! Поверь, за это все можно отдать.

Сама Сати была счастлива, став всего лишь наложницей Хосрова. Она по-прежнему лечила его глаза, ухаживала за принцем, веря, что со временем Аллах смилуется над ними и подарит сына. До сих пор ничего не получалось. Сати тайно советовалась со знакомой лекаркой, та сказала, что у молодой женщины все в порядке, беда у мужчины, с которым она живет. Он перенес какую-то трагедию, нужно время, чтобы все успокоилось.

Сати готова была ждать сколько понадобится, лишь бы ее Хосров справился со своей трагедией.

Арджуманд слушала подругу и осторожно наблюдала за тем, как та ухаживает за полуслепым принцем и как сам Хосров относится к ней, и радовалась:

– Сати, ваша любовь спасет Хосрова, вернет ему зрение.

– Я знаю, мне сказал святой в Мекке, что если Хосров будет любить меня долго, то будет зрячим! После этого Хосров решил со мной не расставаться. Он меня любит.

– Все у нас с тобой будет хорошо, Сати. Разве мы этого не заслужили? Аллах велик и милостив.

Наконец наступил этот день – 24-й месяца мукаррам 1021 года хиджры (27 марта 1612 г.). Еще утром Арджуманд не верилось, что свадьба все же состоится, слишком долго пришлось ждать, слишком много пережито за это время. Нур-Джехан, услышав такие речи, фыркнула:

– Много? Всего-то пять лет. Это же не пятнадцать.

Арджуманд призналась себе, что не смогла бы ждать так долго, попросту умерла бы от любви и разлуки с любимым.

С самого утра девушке постаралась испортить настроение Ханзаде.

– Ты хочешь стать третьей женой принца? Третьей? – со смехом вопрошала она.

Арджуманд не понимала:

– Что в этом такого?

– Три – число несчастливое. Третьи жены самые невезучие, именно потому эту очередь уступили тебе. После тебя женой принца Хуррама станет твоя сестра, а ты вернешься в дом отца ни с чем.

Арджуманд была готова разрыдаться, но тут раздался насмешливый голос Рукии:

– Разве может правоверная женщина прислушиваться к приметам индусов? Это у них три – несчастливое число. И как может мусульманка говорить о таких приметах? Я попрошу имама, чтобы он поговорил с тобой, Ханзаде. А сейчас поди прочь!

Дождавшись, когда сестра падишаха уйдет, королева Рукия подала Арджуманд кусок тонкой ткани.

– Промокни свои слезы и больше не смей никого слушать. Запомни: прорицатель, которому я верю, предсказал, что вы с Хуррамом будете счастливы, родите много детей и что ваша любовь будет вечной. Слышишь меня? Вечной! Подумай о том, как выглядеть на собственной свадьбе получше назло всем соперницам и на радость мужу. Ты должна быть лучше всех остальных. Тебя учили любви?

– Нет, – растерялась Арджуманд.

Рукия сокрушенно покачала головой:

– Узнаю Мехрун-Ниссу – научить игре в шахматы и стрельбе из мушкета, но не научить любовным играм.

– Но я… Нет, как я могла?

– Хорошо, сегодня просто доверься своему телу, оно подскажет, как быть. А с завтрашнего дня начнешь учиться доставлять удовольствие и мужу, и себе.

Арджуманд покраснела до корней волос, старая женщина рассмеялась:

– Сегодня просто люби своего принца… Пойдем, тебе пора готовиться.

Арджуманд попала в умелые руки служанок, которых отобрала и за которыми пристально следила сама королева Рукия.

Девушку четырежды вымыли, каждый раз натирая то маслом кокоса, то мукой из нута, то водой, настоянной на смеси из сорока видов коры разных деревьев, то шафраном.

– Смотрите, чтобы шафран не попал на волосы! Он может замедлить их рост, – приказывала Рукия.

Одна из служанок тихонько проворчала:

– За один раз ничего не замедлит.

Но у королевы был прекрасный слух, она услышала и прогнала нерадивую служанку.

Кожа у Арджуманд стала нежной и гладкой, как шелк. Она сама то и дело подносила руку к лицу, чтобы убедиться в этом. Хурраму будет приятно прикоснуться. При мысли о любимом ее бросало в краску и в дрожь. Что же будет, когда он действительно к ней прикоснется?

– Теперь волосы! – распорядилась Рукия.

Их тоже мыли четырежды разными настоями, а потом сушили над горячими углями, на которые королева щедро сыпала ароматные травы.

Арджуманд вдруг вспомнила, как Мехрун-Нисса воспользовалась духами, от которых мужчины сходят с ума. Рукия на вопрос о таких духах поморщилась:

– Принц Хуррам и без того от тебя без ума. Не стоит пользоваться такими средствами, будь лучше желанной сама по себе.

Потом Арджуманд одевали в тончайшие шелка, золотую сетку и много драгоценностей. Шапочка на голове была лихо заломлена – совсем как у матери принца Хуррама на портрете, который Арджуманд видела у Мехрун-Ниссы. Откуда у нее портрет Билкис Макани, Мехрун-Нисса не объяснила, как и то, почему мать принца не позвали на его свадьбу. Свадьба не первая, чего же суетиться?

Мехрун-Нисса постаралась, чтобы племянница в свадебном наряде была, как и она сама, полуголой – прозрачные шелка из Варанаси просвечивали, почти ничего не скрывая.

Но на Арджуманд накинули большое расшитое золотом покрывало, потому ее тело видел только принц, остальным оставалось догадываться, что под прозрачной дымкой скрывается само совершенство…

Она не запомнила ни слова клятвы, хотя повторяла их истово, стараясь ни в одном не запутаться, ни сам пир, который падишах тоже приказал устроить с размахом. Вернее, пожелала увидеть размах Нур-Джехан, и распоряжалась организацией тоже она. Придворные смогли в очередной раз отметить удивительные способности шахини и ее отменный вкус.

Когда состоялась свадьба Мехрун-Ниссы и Джехангира, все расходы на себя взял падишах, ведь он женился на вдове. Теперь же оплачивал Асаф-Хан, но он денег не жалел, не каждый день дочь выходит замуж за принца. Внес свою лепту и Гияз-Бек.

Все в саду было украшено цветами и драгоценностями, на дорожках расстелены дорогие ткани, чтобы падишах не ступил на землю, повешено множество светильников, чтобы ни один уголок не остался в темноте, если пиршество затянется надолго. Огромный навес-пандал, сооруженный по обычаю для брачной церемонии, тоже украшали гирлянды цветов и драгоценности самого разного цвета, размера и качества. У гостей должны были разбегаться глаза.

Пиршественный стол ни в чем не уступал прошлогоднему, и золотую посуду гости тоже унесли с собой. Но на сей раз они были осторожны и старались спрятать хотя бы кубки, пока слуги снова не наполнили их, и блюда поменьше, пока слуги не принесли новую еду.

Но это все не касалось Арджуманд и Хуррама, они сидели, словно во сне, с трепетом дожидаясь одного – когда же наконец их оставят одних.