Отбитая. Том 2 - Кира Романовская

Он не хотел никуда от неё уходить, но пришла строгая медсестра и начала его выгонять, он поцеловал Катю в холодный лоб и прошептал:

— Вернись ко мне, Бесстыжая, пожалуйста, вернись.

Ни один монитор не пискнул, оповещая его о том, что она слышит, ни один мускул не дернулся на её теле.

* * *

— Он долго будет себя так вести? Как будто их не существует? — спрашивал Макс, сжимая руку плачущей Алисы в своей руке.

Сергей посмотрел на своего возможного будущего зятя, потом на свою дочь. Они сидели на диване в его гостиной и смотрели на Быстрицкого. Они ждали. Ждали, что он как добрый волшебник, сначала ответит на все вопросы, а потом взмахнет волшебной палочкой и эти вопросы решит.

— Они лежат там в больнице одни уже пятый день, он их ни разу не навестил! Он хоть спрашивает про них? — продолжал задавать неудобные вопросы Макс.

— С ними всё хорошо, за ними ухаживают надёжные люди, которых я нанял, — устало потер переносицу Сергей.

— А ему что вообще всё равно до них?

— Он считает, что он нужнее ей, чем им. Я его отчасти понимаю. Они живы и здоровы, а Катя борется за жизнь.

Хотя какая это борьба, сам себе признавался Сергей, с тех пор, как её перевели три дня назад из реанимации, её борьба превратилась в ожидание. Она была не там, но и не здесь.

— Он даже на них не взглянул, — сдавленно сказал Макс, опустив голову. — Как будто и не заметил, что это его дети там лежат, рядом с ней.

— Ему нужно было спасать Катю, — возразил Сергей и по отечески тепло ему улыбнулся. — А вы с братом позаботились об остальном, вы молодцы, всё сделали как надо.

— Она проснется, — подала голос Алиса. — Она должна. Они ждут её. Ждут маму…

* * *

— Я знаю, что он всё снимал. Я знаю, что ты можешь достать записи. Мне нужно их увидеть!

Вадим с Сергеем стояли на крыльце больницы, которая утопала в темноте ночи. Шли шестые сутки их пребывания здесь, Мила, как Цербер сидела у кровати своей дочери и держала её за руку, будто не отпуская на ту сторону, откуда нет дороги обратно. Сергей сообщил ей о том, что случилось с её дочерью, не посоветовавшись с Вадимом. В такие моменты не до старых ссор и обид. Мила примчалась в тот же день и с порога больницы заявила, что ухаживать за дочерью будет сама, никого к ней не подпуская. Она поселилась в палате Кати, и не собиралась никуда уходить, пока её дочь не очнётся.

— Тебе не стоит на это смотреть, Вадим, это тяжело, — вздохнул Сергей. — Он не притрагивался к ней, он всегда был только за стеклом, это всё, что тебе нужно знать.

— Я хочу знать! Я должен знать! — теряя самообладание повторял ему Вадим.

— Тебе не стоит сейчас об этом думать. — твёрдо сказал Сергей. — Подумай лучше о сыновьях.

— Ты мне собрался указывать, что мне думать? — сорвался на крик Вадим. — Мне нужны эти записи! Я должен знать, что она пережила!

Слова были бесполезны, понял Сергей, вглядываясь в безумные глаза напротив. Вадиму нужно было сделать себе ещё больнее, перед тем как он умрёт вместе с той, которая больше за жизнь будто не цеплялась. Вадим сказал ему, что она успела с ним попрощаться, перед тем как потеряла сознание. Дав миру две жизни, она отдала свой последний долг.

* * *

Вадим просмотрел записи с камер Семёна от начала и до конца, чтобы удостовериться, что её отец не соврал, что этот психопат не тронул её и пальцем. Но, возможно, он сделал ещё хуже. Он сделал из неё зверушку, как в зоопарке, смотрел на неё сквозь стекло-зеркало, как она ходит из угла в угол, поглаживая живот. Катя знала, что она под прицелом камер двадцать четыре на семь и будто участвует в реалити шоу, где приза не будет. Все участники умирали за стеклом не от руки убийцы, а от отчаяния, от осознания того, что их никто не спасёт.

Сначала для Вадима было странным, что все жертвы сами кончали жизни самоубийством, ведь Власов относился к своим пленницам довольно гуманно, кормил, давал одежду, заботился о комфорте, слушал их пожелания, давал всё, что они хотели, если это вписывалось в его правила содержания домашних зверушек. По сути можно было жить так годами, вынашивая план побега, вот только этот псих ещё с ними и разговаривал, и этими разговорами он доводил их до крайнего чувства безисходности, которое ломало всю надежду на спасение.

Потому что все они были одиноки и их даже никто не искал, К тому же их мучитель и был их самой главной надеждой на выживание, они полностью зависели от него и если бы что-то случилось с ним, они умерли бы прямо здесь, под землёй. И это ломало их ещё больше.

Для Кати условия игры были другие, Семён считал её вишенкой на торте среди всех его жертв. Она была для него самой приятной собеседницей, перед которой он будто хвалился своими достижениями, в подробностях рассказывая обо всех убийствах.

Глядя на поведение Кати в плену, тугой комок боли за неё в груди Вадима будто рассасывался, она не вела себя как жертва, она не плакала, не бросалась на стены в истерике, Катя собралась и приняла правила игры, вынашивая план — выжить. Она спокойно готовила еду, постоянно ходила по помещению, чтобы не застаивалась кровь, читала медицинские справочники, которые подготовил для не Прораб. Она готовилась принять роды у самой себя. Ей было страшно, но она не показала этого ни разу.

Катя постоянно пела, свои любимые песни, на всех языках, что знала, поглаживая живот. Власов не давал пленницам ни смотреть телевизор, ни слушать музыку, ни читать, они всегда были наедине сами с собой, и это сводило их с ума, кого-то раньше, кого-то позже. Лишь для Кати он сделал исключение, ему будто доставляло удовольствие смотреть, как она старается понять, вчитываясь в пособия по родам для будущих акушеров, что ей делать, когда придёт время.

В камере не было часов и пленницы понятия не имели, сколько сейчас времени, Семён всегда приходил вечером, только так они узнавали, что прошёл ещё один день. С Катей он был всё время, потому что прятался вместе с ней под землёй.

Семён испытывал отвращение к