Педология: Утопия и реальность - Арон Залкинд

Среда и у тех педологов, которые много говорили о ее «бешеной динамике», качественно оставалась неизменной, выступая в роли того фатума, которые может «обуздать скверную наследственность» только на протяжении определенного исторического периода, но отнюдь не на протяжении дошкольного и школьного возраста. В чем же, по сути дела, отказ Залкинда от «биологизма»?

Из этого именно понимания среды и исходил Залкинд и другие педологи, предлагая сложнейшую и бессмысленнейшую методику изучения среды.

На первое место в этой «методике» ставилось изучение производственных элементов среды. «Вслед за этим основным сектором среды, — пишет Залкинд, — мы захватываем и последующие — политический, идеологический, затем культурно-бытовой, конкретизирующий, оживляющий материал и лишь в заключение санитарно-гигиенические ее моменты».

На этой последовательности Залкинд настаивает: «Мы требуем, — пишет он, — чтобы все элементы изучаемого были отражены в порядке действительной их значимости, о которой свидетельствует приведенная выше последовательность»[286].

Из этого именно требования и исходили составители тех многочисленных анкет для изучения среды, в которых были сотни вопросов, не имеющих никакого отношения к данному ребенку. Здесь не уделялось никакого внимания ребенку, взятому в педагогическом процессе, зато здесь давалось «теоретическое» обоснование тому «изучательскому» подходу к ребенку, которое на практике привело к стольким извращениям, здесь делались попытки обосновать и тот «целостный» подход, в котором, по существу, ребенок представлялся не как объект и субъект воспитания и обучения, а как взрослый, как работник и классовый боец. «Нас в первую очередь интересует во всем содержании личности, — пишет там же Залкинд, — действенно трудовое и боевое начало. Отсюда и мыслительный материал интересует нас как материал для действия и к действию».

И дальше: «Наиболее актуальным для нас сейчас является безусловно изучение сдвигов в поведении. Стержнем изучения качества практического интеллекта является классовая значимость поведения, а отсюда для нас представляют основной интерес, — во-первых, — рост психических механизмов и навыков, расширение общего и специального кругозора, развитие направленности интересов; во-вторых, изменения в главных социально-приспособительных механизмах (изменения в двигательных установках и умениях, в анализаторах и т. д.); в-третьих, — общие физиологические явления, …функциональные нервные симптомы, общие суммарные изменения в кровообращении, общие изменения в обмене веществ. Вот что должно войти в тематику педологического исследования ближайших нескольких лет максимальной конкретизации в сторону актуальных тем педагогики, т. е. в сторону политехнизации, всеобуча и политвоспитания».

Как видно из этой длинной цитаты, перед педологами ставятся обширнейшие задачи, — здесь все есть: и обмен веществ, и нервные симптомы, и рост психических механизмов, и развитие направленности, и расширение общего и специального кругозора, — нет только основного, — конкретных тем, касающихся учебно-воспитательного процесса и ребенка, взятого в этом процессе. Отсутствие именно этих тем еще раз показывает, что мы имеем здесь дело с лженаукой, не умеющей даже определить задач своих исследований.

Выполнение намечаемого здесь «плана» научной работы, — неизбежно, в силу ложности исходных позиций и характера самих намеченных вопросов, вело к «полному отрыву от педагога и школьных занятий». Выполнение этого «плана» неизбежно вело к «ложнонаучным экспериментам и проведению среди школьников и их родителей бесчисленного количества обследований в виде бессмысленных и вредных анкет, тестов и т. п., давно осужденных партией». (Из постановления ЦК ВКП(б) «О педагогических извращениях в системе наркомпросов» от 4/VI 1936 г.)

Как мы уже видели, в ранних своих работах Залкинд на первое место выдвигал для изучения ребенка чисто биологические методы. Позже он несколько перестраивается. В той же статье, которую мы только что цитировали, он, сохраняя все эти методы, только иначе их расставляет:

«Анатомо-морфологический метод, — пишет он здесь, — будет играть теперь в педологии служебную, вспомогательную роль». Физиологический метод он сохраняет тоже, для изучения, главным образом, нейрофизиологии и «тех физиологических моментов организма, которые непосредственно связаны с нейродинамикой».

«В психологическом комплексе методов, — пишет он, — мы используем приемы изучения, являющиеся сейчас наиболее актуальными». К ним он относит изучение деятельности сознания и «различных высших механизмов поведения», а также эмоциональной сферы и одаренности «в практических ее элементах».

«В социологическом методе, — пишет он дальше, — основное значение должно быть придано изучению направленности среды и коллектива и закономерностей в их перестройке».

Такие методы, как биографический, статистический, «метод анкетирования» и «тестирования» Залкинд считает вспомогательными.

Словом, здесь все есть, и все это весьма «наукообразно», нет только одного — систематического наблюдения живого ребенка в процессе обучения и воспитания.

V

ТЕСТЫ

К тестам Залкинд относился как будто критически, но он их отнюдь не отвергал.

«Бинэ и Симон, — писал он, — сравнивая ребят „трудовых низов“, „черной кости“ с наследниками обеспеченных семей, с „белой костью“, — приходят к выводу, что психобиологические свойства пролетарской детворы — основной тормоз для успешного прохождения ими средней школы. Как видим, педологическая внеклассовость совсем не внеклассовая»[287].

Здесь Залкинд как будто бы осуждает методику тестов.

Но здесь к самому Залкинду полностью применимо то, что он сказал о других педологах, договаривающихся «до боевых революционных выводов в одной какой-нибудь частичке вопросов, но сейчас же идущих на капитуляцию по всему прочему фронту в результате чего от их „революционизма“ остаются рожки да ножки»[288].

Нельзя было ограничиваться частичной критикой этой методики, которая органически связана с той буржуазной теорией, которая «ставит своей задачей в целях сохранения господства эксплуататорских классов доказать особую одаренность и особые права на существование эксплуататорских классов и „высших рас“ и, с другой стороны, — физическую и духовную обреченность трудящихся классов и „низших рас“». (Из постановления ЦК ВКП(б) от 4 июля 1936 г.)

Частичная критика этой теории, какой бы «революционной» фразеологией она ни сопровождалась, только запутывала вопрос, а не способствовала его решению.

В действительности же Залкинд тестов и не отрицал. Он только считал их, так же, как и «анкетирование», вторичными, частными методиками.

«От тестов мы не отказываемся, — пишет он, — но они должны оказаться для нас в педологическом, целевом плане глубинными раздражителями, и только те тесты, которые умеют зацепиться за доминанту, за основной фонд эмоции и интересов, дают нам динамический материал, который можно использовать… Равно и анкеты ценны, когда они задевают глубинные моменты психики, когда они близки к принципу интеллектуального и эмоционального подхода».

Здесь нельзя удержаться от того, чтобы не сказать хотя несколько слов по поводу языка Залкинда. Лженаучность всегда рядится в пеструю мишуру малопонятных, часто труднопроизносимых «новых» терминов и выражений. В этом отношении вряд ли кто может конкурировать с Залкиндом. Жреческо-шаманский язык Залкинда часто настолько непонятен, что вызывает раздражение. В самом деле, что нужно понимать под «глубинными моментами», «глубинными раздражителями», что должно обозначать «цепляние за доминанту»? Это, очевидно, известно было только самому автору этих «глубинных терминов».

Можно было бы составить целый словарь «изобретенных» Залкиндом слов, но мы приведем здесь для примера только несколько из его любимых терминов: «психогенез», «диалектизм», «эготирование, или обезличностнение», «надзирание», «социоцентризм» и т. д. и т. п. Мы уже говорим о «социагогике», автором которой он пытался стать и о ряде других особенно цветистых его выражений. Чего стоит, например, такое его выражение: «Коллективистическое тускнеет, когда слишком распухает любовь», — или: «Надо отнять у полового все то, что волей класса обманщика оно украло у человеческого творчества»[289].

Давно известно, что истинная наука умеет говорить понятным языком, что ей нет надобности прибегать в словесной маскировке. Мы знаем, как просто умел изложить Ленин самые глубокие мысли, как просто и до предельности ясно выражает свое мысли тов. Сталин, как писали все классики марксизма.