Дикарка для Хулигана - Настя Мирная

которого ненавидел всем своим существом, каждой клеткой организма. Эта ненависть горела во мне днём и ночью, подпитывая нарастающую кровожадность, пока не сделала из меня то, чего я так боялся.

В конечном итоге, через пол часа папаша всё же залезает в тачку. Чтобы не слышать его вечное недовольство, накручиваю музыку. Как только тянется к магнитоле, чтобы сделать тише, прибиваю его тем взглядом, который он каждый день видит в зеркале.

— Если ты сейчас сболтаешь звук, то мы расхерачимся, потому что музыка не даёт мне уснуть. — шиплю, когда он делает новую попытку сбавить громкость. — Или терпи, или ночь проведём в тачке посреди дороги.

Дианке я не сказал, что еду домой, чтобы устроить сюрприз. Впрочем, не только ей, но и всему семейству Диких.

Когда время переваливает за полночь, а загородная трасса пустеет до единичных машин, выпиваю банку холодного кофе, захваченного на заправке. Однотонный пейзаж из леса и нескольких селух утомляет, но я продолжаю упрямо сокращать километры, отделяющие меня от Дикарки.

По встречке летит тачка, слепя дальним светом. Врубаю ответку, но мудак за рулём продолжает моргать в каком-то знакомом ритме. Скручиваю громкость до нуля и понимаю, что и фарами, и сигналкой он маячит: SOS.

Выжимаю сцепление и бью по тормозам. На влажной дороге бэху заносит, но я быстро выравниваю её под проклятия отца.

— Ты видел? — поворачиваюсь на него, а потом перевожу взгляд на виляющую и крутящуюся на дорожном полотне машину. Даже если до этого помощь и не нужна была, то теперь точно понадобится. — Надо помочь.

Переключаю на заднюю передачу и еду к тачиле.

— Что же там могло произойти? — задумчиво чешет подбородок.

Впрочем, должен отдать папаше должное, как человек и отец он — полный ноль, но врач всё же ответственный и всегда готов помочь.

Как любит говорить Диана — парадокс.

Из машины выскакиваем одновременно и бежим к чёрному седану, на ходу перебрасываясь догадками. Водительская дверь с грохотом распахивается, и оттуда буквально вываливается полуголая девушка. Под слоем грязи и крови невозможно не только увидеть раны, но и цвет волос не разобрать. Но вот нож в ноге, окровавленная водолазка, которой перетянуто бедро, и потёки крови говорят о том, что если сейчас же ничего не сделать, то девчонка долго не протянет.

Она умудряется указать глазами на рану. Шевелит бело-синими губами под слоем запёкшейся крови, но кроме хриплого дыхания, стонов и всхлипов ничего не выдаёт. Глаза закатываются, и она падает на землю. Бросаюсь вперёд и успеваю перехватить, пока она не добила себя ударом.

Отец опускается рядом на колени и осматривает рану на ноге, пока я инспектирую разбитое лицо и голову.

— Судя по всему, её кто-то избил. Причём жестоко. Голова пробита. Скорее всего, сотрясение. И вся левая сторона лица в месиво. — констатирую, стараясь не сосредоточиваться на эмоциях. Сглатываю, проталкивая застрявший в горле ком. Ощупываю рёбра, и девушка стонет. — Рёбра тоже сломаны.

— Это всё мелочи. — холодно рубит отец. — У неё бедренная артерия перерезана. Надо перевязать ей голову и наложить жгут на ногу, а потом ехать в нашу больницу.

Осторожно передаю её отцу и бегу за аптечкой. Хорошо, что в этом плане я никогда не пренебрегаю правилами. Всего с запасом и даже больше.

— Дай мне бинт, вату и противовоспалительное. Жгут наложишь?

— Справлюсь. — отсекаю, передавая ему всё запрошенное.

Как только перетягиваю бедро, бегом возвращаюсь в машину и притаскиваю бутылку воды. Отец приподнимает её голову и проталкивает между губ таблетку. Я заливаю ей в рот воду. Девушка давится, но в себя не приходит. На всякий случай вкалываю блокаду¹ рядом с ножом. Вынимать его нельзя, потому что на месте артерию не зашьёшь, и она истечёт кровью раньше, чем мы погрузим её в машину.

Беру её на руки.

Блядь, она лёгкая, как пушинка. Хрупкая, как фарфор. И холодная, как лёд.

Отец запрыгивает на заднее сидение, и я передаю ему девушку. Срываю куртку и накрываю её синее от холода и синяков тело. Укутываю поплотнее и заскакиваю на водительское. Как только начинаю выкручивать руль, чтобы вернуться в Питер, папаша тормозит меня.

— Езжай в нашу больницу.

— Она столько не проживёт. В город вернуться проще.

— Среди ночи на месте может не оказаться хирурга, который справится с такой раной. Я сам её зашью, но мне необходимо моё оборудование и мои люди.

Доводов пусть и мало, но они весомые.

Пока безбожно превышаю скорость и нарушаю все возможные правила дорожного движения, собираю штрафов не на один десяток тысяч, но мне похую. Я не могу позволить этой девчонке умереть.

Бросаю короткий взгляд в зеркало заднего вида, и меня ощутимо передёргивает. На какое-то мгновение я увидел в ней Дианку. Успел подумать, что если бы что-то случилось с моей любимой Дикаркой, то я бы не хотел, чтобы её подобрал человек, который не сделал бы всё, чтобы её спасти. К тому же у неё наверняка есть тот, кому она дорога. Тот, кто ждёт и верит, что она вернётся.

Тогда ещё я не знал, как всё обернётся, но делал всё, чтобы она выжила. Рискуя вылететь с трассы на такой скорости, постоянно тянулся к ней глазами. Те части тела, которые не укрыты курткой и не расцвечены кровью и синяками, становятся всё бледнее. Её начинает трясти и колотить. Тело подпрыгивает, но отец крепко её удерживает.

При лампочке, которая светит с потолка, я наконец могу разобрать, что она блондинка. А ещё при виде её сердце почему-то сжимается и жалобно скулит, а мысли возвращаются к брату. Возможно, потому, что когда я в последний раз его видел, он выглядел примерно так же.

— У неё шок. — безэмоционально сечёт отец.

— Я выжимаю максимум. Стрелка лежит. Ещё немного, и движок закипит. В аптечке есть ещё одна блокада.

— Остановись. Вколю.

Послушно выжимаю тормоз и за тридцать секунд приговариваю сигарету. Меня такой адреналин сейчас ебёт, что о сне и усталости я забыл напрочь.

Снова смотрю на бледную, как смерть деваху и кусаю губы в кровь. Я думал,