Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I - Френч Джон

— Привет, дружище, — сказал Восс. — Я знал, что кто-нибудь да придет. — Его глаза скользнули по Крузу. — Однако ты не один, как я вижу. — Круз уловил презрение, скрытое в словах, но его лицо осталось бесстрастным. Восс пристально разглядывал легионера. — Мне откуда-то знакомо твое лицо.

Круз не ответил. Разумеется, он знал, кто этот человек: Соломон Восс — автор «Предела просвещения» и свидетель первых завоеваний Великого крестового похода, лучший, по мнению многих, летописец эпохи. Круз однажды встречался с Воссом — очень давно, в другой жизни. С тех пор с ним много всего случилось, и воин был удивлен, что его постаревшее лицо вызывает у кого-то воспоминания.

Восс кивнул на гладкие серые доспехи Круза.

— Цвета и знаки легиона всегда были предметом гордости. Что означает этот однотонный серый? Стыд, быть может? — Лицо Круза оставалось бесстрастным. Когда-то такие слова разозлили бы его. Теперь в нем не осталось ложной гордости, которую можно было бы уязвить. Его прошлая жизнь Сына Хоруса, или Лунного Волка, осталась в далеком прошлом.

Дорн взглянул на Круза. Лицо примарха было непроницаемо, но голос звучал твердо:

— Он здесь, чтобы наблюдать, и только.

— Молчаливая рука правосудия. — Восс кивнул и вернулся к листу пергамента. Перо вновь заскрипело. Дорн придвинул к столу металлический стул и сел. Стул закряхтел под его тяжестью.

— Я твой судья, летописец, — негромко произнес Дорн. В его голосе зазвучали нотки, которые Круз никак не мог распознать.

Восс не ответил, продолжая выводить буквы. Задумавшись над словом, он тихонько присвистнул. Крузу показалось, что он видит чувства, отражающиеся на лице летописца: смесь опасения и вызова. Потом перо завершило строку затейливым росчерком, и Восс положил его на стол. Он кивнул подсыхающим словам и улыбнулся.

— Готово. Сказать по правде, я думаю, что это лучшая из моих работ. Льщу себя надеждой, что равной ей не найдется даже среди трудов древних. — Он повернулся и взглянул на Дорна. — Разумеется, ее никто никогда не прочтет.

Дорн слабо улыбнулся, будто не слышал последних слов, и кивнул на стопку пергамента на столе.

— Значит, тебе дали пергамент и перо?

— Да, — вздохнул Восс. — Хотелось бы сказать, что это очень любезно с их стороны, но я больше склонен думать, что они надеются впоследствии отфильтровать все это на предмет секретов. Видишь ли, они никак не могут поверить, что я говорю правду, но не могут и перестать надеяться, что именно это я и делаю. Информация о твоем брате, понимаешь ли. Я чувствую, как они ее жаждут. — Круз заметил, что при упоминании о брате лицо Дорна едва заметно напряглось.

— Тебя уже допрашивали? — спросил Дорн.

— Да. Но ничего серьезного. Пока. — Восс грустно рассмеялся. — У меня такое ощущение, что до этого было рукой подать. Пока они не прекратили задавать вопросы и не оставили меня тут. — Восс поднял бровь. — Твоя работа?

— Я не собирался позволить великому Соломону Воссу сгинуть в камере для допросов, — усмехнулся Дорн.

— Я польщен, но здесь полно других узников; полагаю, тысячи людей. — Восс оглядел металлические стены своей камеры, словно мог видеть сквозь них. — Временами я слышу крики. Думаю, они хотят, чтобы мы их слышали. Наверное, считают, что потом нас легче будет допрашивать. — Голос Восса затих.

«Этот человек сломлен, — подумал Круз. — Что-то внутри него умерло».

Примарх склонился к Воссу.

— Ты ведь был не просто летописцем, — сказал Дорн. — Помнишь?

— Был, — кивнул мужчина, глядя в темноту. — Когда-то. Еще до Улланора, когда и летописцев-то не существовало, только на уровне идеи. — Восс покачал головой и взглянул на лежащий перед ним пергамент. — Просто идеи.

Дорн кивнул, и Круз увидел на обычно угрюмом лице примарха тень улыбки.

— Твоей идеи, Соломон. Тысячи творческих людей, посланных запечатлеть правду о Великом крестовом походе. Идея, достойная Империума.

Восс слабо улыбнулся.

— И снова я польщен, Рогал Дорн. Но идея не только моя, как ты, наверное, помнишь. — Дорн кивнул, и Круз услышал страстные нотки в голосе Восса. — Я был лишь сочинителем, которого сильные мира сего терпели за мое умение облекать их деяния в слова, способные распространяться, подобно огню. — Глаза Восса засияли, будто отражая свет ярких воспоминаний. — Не то, что итераторы, не как Зиндерманн и прочие манипуляторы. Имперская Истина не нуждалась в подтасовках. Ей требовалось лишь быть отраженной в Империуме через слова, художественные образы и звуки. — Он умолк и оглядел свои тонкие пальцы в черных чернильных пятнах. — Во всяком случае, тогда я так думал.

— Ты был прав, — сказал Дорн, и Круз увидел на лице примарха убежденность. — Я помню манускрипты, представленные императору в Зуритце. Созданные тобой и переписанные Аскарид Ша. Они были красивыми и честными. — Дорн медленно кивал, словно подначивая Восса, продолжавшего разглядывать свои руки, ответить. — Петиция об учреждении ордена творцов, дабы «свидетельствовать, записывать и отражать свет истины, которую несет Великий крестовый поход». Орден из людей, которые стали бы памятью Империума о том, как он создавался: вот что, по твоему мнению, было необходимо. И ты был прав.

Восс медленно кивнул, затем поднял глаза, в которых зияла пустота. «Взгляд человека, размышляющего об утраченном», — подумал про себя Круз. В прежние годы он сам нередко выглядел так же…

— Да, славные были времена, — произнес Восс. — Когда Совет Терры утвердил орден летописцев, мне на миг показалось, что я понял, что должны были чувствовать ты и твои братья при виде того, как ваши сыны несут свет Галактике. — Он пренебрежительно хмыкнул. — Но сейчас ты здесь не для того, чтобы льстить, Рогал Дорн, а чтобы судить.

— Ты исчез, — сказал Дорн так же мягко, как начал. — Исчез вскоре после предательства. Где ты был?

Восс ответил не сразу.

— Я рассказывал правду, пока твои сыновья не забрали меня с корабля. — Он посмотрел на Круза. — Уверен, что об этом говорится в их докладах.

Круз продолжал безмолвствовать. Он знал, что сказал Восс нашедшим его Имперским Кулакам и что говорил потом дознавателям. Рогал Дорн тоже должен был знать, но примарх ничего не сказал. Молчание длилось до тех пор, пока Восс не взглянул на Дорна и не сказал то, чего от него ждали:

— Я был у магистра войны.

Иактон Круз держался на подобающем расстоянии от примарха, созерцавшего звездные узоры у себя над головой. Они находились внутри купола обсерватории, в хрустальном пузыре на верхней стороне безымянной крепости. Над ними висел Сатурн, чьи мутные кольца напоминали Крузу прослойки жира в куске мяса. Дорн внезапно прекратил допрос Соломона Восса, пообещав скоро вернуться. Крузу он объяснил, что ему нужно подумать. И они пришли сюда размышлять при свете звезд, под оком Сатурна. Крузу подумалось: Дорн надеялся, будто Восс станет отрицать то, что говорил прежде, чтобы у примарха нашлись основания освободить его.

— Он все такой же, каким я его помню, — произнес внезапно Дорн, продолжая разглядывать рассыпанные по небу звезды. — Постаревший, побитый жизнью, но все тот же. Никаких признаков порчи, на мой взгляд.

«Я должен исполнить свой долг, — подумал Круз. — Даже если это все равно, что вонзить нож в незажившую рану». Он глубоко вздохнул, прежде чем заговорить.

— Никаких, милорд. Но, возможно, вы видите то, что хотите увидеть. — Примарх не шелохнулся, но Круз ощутил, как разом изменилась атмосфера и в студеном воздухе повеяло опасностью.

— Ты предполагаешь слишком многое, Иактон Круз, — тихо прорычал примарх.

Круз осторожно приблизился к Дорну на шаг.

— Я ничего не предполагаю, — спокойно ответил старик. — У меня не осталось ничего, кроме одной нерушимой клятвы. Эта клятва подразумевает, что я должен говорить. — Примарх обернулся и выпрямился, так что Круз вынужден был смотреть ему прямо в лицо. — Даже вам, лорд.

— Ты должен сказать еще что-нибудь? — проворчал Дорн.