Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I - Френч Джон

Безымянная крепость пряталась от солнца на темной стороне Титана, будто отвернувшись от света. Километровый диск из камня и брони парил в пустоте над желтым спутником. Свет, отраженный от разбухшего шара Сатурна, играл на верхушках ее орудийных башен, отбрасывая на поверхность изломанные тени. Это была оборонительная станция — часть сети укреплений, защищавших подступы к Терре. После измены Хоруса у нее появилась новая задача: в ее изолированных камерах держали предполагаемых предателей и изменников, выпытывая у них секреты. Тысячи тюремщиков поддерживали в узниках жизнь, пока в том сохранялась надобность. Вопросов, требовавших ответа, было несметное множество, и камеры никогда не пустовали.

Рогалу Дорну предстояло стать первым примархом, ступившим на территорию безымянной крепости. Но подобная честь его вовсе не радовала.

— Отвратительно, — заявил Дорн, наблюдая, как на смотровом экране вырастает космическая крепость. Он сидел на металлической скамье, подперев подбородок кулаком в бронированной перчатке. Во внутреннем отсеке десантно-штурмового корабля «Грозовая птица» было темно, экран отбрасывал на лицо примарха мертвенно-холодный свет. Темные глаза над высокими скулами, нос, не выступающий за линию лба, опущенные уголки рта, сильная челюсть. Само совершенство, разгневанное и высеченное из камня.

— Это неприятно, но необходимо, милорд, — произнес из темноты голос у него за спиной. Голос был низкий, глубокий и немолодой. Примарх не стал оборачиваться, чтобы взглянуть на говорящего — серое существо, стоящее на границе света. В командном отсеке они были одни. Рогал Дорн руководил обороной Терры и миллионами воинов, а сюда прибыл с одним помощником.

— В последнее время я слышу слово «необходимо» слишком часто, — проворчал Дорн, не отрывая глаз от ожидающей крепости.

Фигура позади Дорна двинулась вперед. Холодный голубоватый свет упал на испещренное морщинами лицо. Как и примарх, человек был в доспехах; свет играл на их гранях, но цвет в сумраке был неразличим.

— Враг внутри, милорд. Он не только сражается с нами на поле боя, он ходит среди нас, — ответил старый воин.

— Значит, на этой войне опасно кому-либо доверять, капитан? — спросил Дорн. Его голос напоминал отдаленные раскаты грома.

— Я говорю правду, как я ее понимаю, — был ответ.

— Скажи мне, если бы не мои Имперские Кулаки, отыскавшие его, узнал бы я когда-нибудь, что Соломон Восс угодил сюда? — Он отвернулся от экрана и взглянул на старого воина. Глаза примарха казались озерами темноты. — Что бы с ним тогда было?

Мерцающий голубой свет экрана высветил фигуру старого воина. Серые доспехи, без каких-либо эмблем и знаков отличия, рукоять двуручного меча за плечами и едва различимый знак на сером наплечнике.

— То же, что должно быть теперь: нужно узнать правду, а затем сделать то, чего эта правда потребует, — ответил старый воин. Он чувствовал волну эмоций, исходящую от примарха, неистовство, скрытое за каменным фасадом.

— Я видел, как мои братья сжигают миры, которые мы создавали вместе, посылал своих сынов против сыновей моих братьев. Я изменил сердце империи моего отца, одев его в сталь. Ты полагаешь, что я хочу избегнуть той реальности, перед лицом которой мы находимся?

Старик ответил не сразу.

— Тем не менее вы здесь, милорд. Вы пришли сюда, чтобы увидеть человека, которого, по всей вероятности, совратил Хорус, и те силы, что взрастили его. — Рогал Дорн не шелохнулся, но старый воин чуял опасность в этой неподвижности, словно лев изготовился к смертельному прыжку.

— Берегись, — произнес Дорн. Шепот был похож на шелест меча, скользящего из ножен.

— Доверие — уязвимое место в нашей броне, лорд, — ответил воин, глядя в глаза примарху. Дорн шагнул вперед, умышленно задержав взгляд на гладкой серой поверхности доспехов, где должна была располагаться атрибутика легиона.

— Неожиданная для тебя сентиментальность, Иактон Круз, — заметил он.

Старый воин медленно кивнул, вспоминая идеалы и нарушенные клятвы, благодаря которым очутился здесь. Когда то он был капитаном легиона Лунных Волков, легиона Хоруса. Едва ли не последним из своего рода. И кроме клятвы служить Императору, и только Императору, у него ничего не осталось.

— Я познал цену слепому доверию, милорд. Доверие нужно заслужить.

— И поэтому мы должны предать огню идеалы Империума? — спросил Дорн, склоняясь к Крузу. От такого внимания примарха большинство смертных были бы вынуждены пасть на колени. Круз, не дрогнув, выдержал взгляд Дорна. Он знал свою задачу, дал предбоевую клятву, что будет внимательно следить за разбирательством Рогала Дорна. Его долг состоял в том, чтобы уравновешивать этот процесс вопросами.

— Вы вмешались, и потому решение насчет этого человека придется принимать вам. Его жизнь в ваших руках, — сказал Круз.

— А если он невиновен? — резко бросил Дорн.

Круз устало улыбнулся.

— Это ничего не доказывает, милорд. Если он представляет угрозу, его надо уничтожить.

— И ты здесь именно для этого? — поинтересовался Дорн, кивая на рукоять меча за плечами у Круза. — Чтобы изобразить судью, присяжных и палача?

— Я здесь, чтобы помочь вам принять решение, и делаю это ради Сигиллита. Это его владения, и я действую от его имени.

Дорн отвернулся от Круза, и по его лицу скользнула тень неприязни.

Обзорный экран заполнила стена безымянной крепости. Зубчатые ворота раскрылись им навстречу, словно поджидающая пасть. Круз увидел огромную посадочную платформу, залитую ярким светом. На платформе выстроились сотни воинов в красных глянцевых доспехах с серебристыми визорами — тюремщики безымянной крепости. Они никогда не показывали свои лица и не имели имен; каждый шел под своим номером. Среди них свободными группками, спрятав лица под капюшонами, стояли сутулые дознаватели, чьи пальцы были аугментически усилены иглами и лезвиями, торчащими из рукавов их красных одеяний.

Под урчание антигравитационного поля «Грозовая птица» опустилась на палубу. Теплый воздух встретился со стылым от пребывания в вакууме металлом; крылья и блестящий корпус корабля мгновенно обледенели. Из носовой части десантно-штурмового корабля под шипение пневматики опустилась рампа, и Рогал Дорн вышел на слепящий свет. Он сиял, свет отражался от шлифованного золота доспехов и играл на рубинах, зажатых в когтях серебряных орлов. С его плеч ниспадала черная с красной подкладкой мантия, расшитая узорами цвета слоновой кости. Люди в посадочном доке опустились на одно колено, и палуба загудела от одновременного удара тысяч колен. За примархом, словно тень за солнцем, шествовал Иактон Круз в призрачно-серых доспехах.

В конце темно-красного строя стражников стояли три коленопреклоненные фигуры. Они были в таких же глянцево красных доспехах, как и другие, склоненные лица скрывали тускло-серебряные маски — хранители ключей безымянной крепости. Круз был одним из немногих, видевших их лица.

— Аве, преторианец! — провозгласила одна из фигур гулким механическим голосом. Остальные коленопреклоненные эхом подхватили приветствие.

— Отведите меня к летописцу Соломону Воссу, — приказал примарх, заглушая гаснущее эхо.

Когда дверь камеры отворилась, человек писал. Светосфера у него над головой создавала круг тускло-желтого света, за пределами которого все, кроме импровизированного письменного стола и самого человека, утопало в темноте. Худые плечи склонились над листом пергамента, перо в тонкой руке со скрипом выцарапывало черные слова. Он даже не вздрогнул.

Рогал Дорн вошел в камеру. Он снял доспех и остался в черном табарде, схваченном на талии золотым плетеным поясом. Казалось, что темные металлические стены камеры раздвигаются от одного его присутствия. За ним следовал Круз, по-прежнему облаченный в серые доспехи.

— Соломон Восс, — мягко позвал Дорн.

Мужчина поднял глаза. У него было приятное плоское лицо с гладкой кожей и морщинками вокруг глаз. Стального цвета волосы, собранные сзади в хвост, рассыпались по грубой ткани, прикрывавшей спину. В присутствии примарха многие люди едва могли вымолвить слово, а этот лишь кивнул и устало улыбнулся.