Маргарет Тэтчер. Женщина у власти - Крис Огден

— Но все слышали о Дэвиде Оуэне и Дэвиде Стиле, — возразила Тэтчер.

— Неправда. 10 процентов населения до сих пор считает, что премьер-министром у нас Уинстон Черчилль, — парировал Белл {4}.

Проведя совещание со своей командой, Тэтчер попросила Белла изменить планы предстоявшей кампании так, как он считает нужным, но пока никому не говорить об этом. Одновременно она начала политическую игру. Скрытность становилась все более типичной для Тэтчер в последние годы ее пребывания в должности премьер министра, что объяснялось и ее отношением к некоторым из министров, и вполне обоснованными соображениями о том, какая информация и в какой момент должна становиться всеобщим достоянием. Но организация фактически подпольной политической кампании, которую предстояло вести через неофициальные каналы, означала, что склонность к скрытности поднялась на качественно новую ступеньку.

11 мая она заявила членам кабинета, что выборы будут назначены на 11 июня. На день раньше, 10 июня, парламент отметил бы ровно четырехлетие своей деятельности в том составе. Это означало: избравшие ее в 1983 году получили свое, с них довольно. Проинформировав Букингемский дворец, Тэтчер в своем бронированном «даймлере» вторично за свое премьерство направилась к королеве Елизавете с просьбой о роспуске парламента. Позднее в этот же день она объявила, что предвыборная кампания продлится всего двадцать четыре дня. И через считанные минуты в палате общин зазвучали первые заявления.

«Предстоящие выборы должны спасти нашу страну от упадка в промышленности, от социального раскола и развала муниципальной власти», — заявил Киннок.

«Всем известно, что лейбористы не пользуются поддержкой избирателей и не смогут победить, — утверждал лидер социал-демократической партии Оуэн. — Вопрос в том, захотят ли здравомыслящие избиратели получить еще пять лет неограниченного тэтчеризма».

Тэтчер, похоже, считала, что захотят. «Я преисполнена энергией, — заявляла она. — Нас не спихнуть в сторону. Мы готовы бороться». Однако она отклонила предложение Киннока провести прямые дебаты, заявив, что они вызовут лишь «эмоции и сотрясение воздуха, а не просветление умов». Киннок настаивал на своем предложении, Тэтчер не уступала. «Ищите собственную платформу, — ехидничала она, — я вам ее делать не буду». Тэтчер не тратила времени на мелкие стычки. Для этого она была слишком уверена в себе. «Хотела бы надеяться, что это не последние мои выборы, — говорила она. — Я баллотируюсь всего лишь в третий раз. Надеюсь еще не раз выставить свою кандидатуру». Она не шутила и не хвастала, а вполне точно выразила то, что хотела сказать. Менее очевидным, но столь же серьезным был смысл сказанного по отношению к членам ее собственного кабинета: не торопитесь с планами смены лидера (своей партии. — Прим. перев.).

Из предвыборных деклараций, представленных разными партиями, возникал поразительно разный образ Англии. Главной темой у лейбористской партии была обреченность. Они пытались нарисовать картину разобщенной, безрадостной страны, «экономически и социально искалеченной», прозябающей в нищете диккенсовских времен и масштабов. Тэтчер рисовала образ совершенно иной Британии: страны «возрожденного духа и восстановленной репутации», которая вправе гордиться «наиболее быстро растущей экономикой в Европе». Главной темой кампании Тэтчер было «Власть — народу!». Обрушивая водопад статистики, она доказывала, что в период ее руководства число акционеров в стране почти утроилось; что доля среднего класса в структуре населения возросла с 30 до 50 процентов, а темпы инфляции снизились с 18 до 4 процентов {5}.

Повернуть подобный курс вспять было немыслимо. Тэтчер обещала продолжение приватизации, более широкий выбор в сфере жилищного строительства и образования, рост числа владельцев акций и более высокие пенсии. Она не терпела малейших обвинений в том, будто бы премьер-министр и ее правительство не проявляют должной заботы о людях. «Все порядочные люди заботятся о больных, инвалидах и престарелых», — отрезала она, одновременно обрушиваясь на любителей скулить и выламывать себе руки, всех этих «профессиональных стенателей», способных, по ее мнению, только жаловаться и клянчить.

Альянс, как и ожидалось, избрал среднюю линию, обещая более высокий уровень социальных ассигнований, чем тори, но меньше, чем лейбористы. Партии Альянса решили не касаться в ходе избирательной кампании вопроса о ядерном оружии, дабы создать впечатление единства; но не смогли удержаться от того, чтобы не стукнуть по лейбористам. «В вопросах обороны, — заявил Дэвид Оуэн, — лейбористы продолжают оставаться угрозой по отношению к нашим союзникам и отвечают молитвам русских». Консерваторы тоже выпустили залп в сторону лейбористов, обвинив партию Киннока в том, что она «намерена отказаться от той политики обороны, которую проводили все правительства Великобритании, как лейбористские, так и консервативные, со времени окончания второй мировой войны».

Едва начав свою кампанию, Тэтчер, ко всеобщему удивлению, стала допускать в ней серьезные просчеты. У нее не было ясности в отношении того, какой должна быть новая политика в сфере образования. Создалось впечатление, будто она предлагает, чтобы государственные школы, которые предпочтут выйти из-под государственного управления и начать работать самостоятельно, ввели бы плату за обучение. Тэтчер удалось исправить это впечатление, но ее последующие высказывания оставили отпечаток, что она совершенно равнодушна к сфере образования — области, в которой сконцентрировались серьезнейшие проблемы и по отношению к которой сама Тэтчер допустила существенные ошибки. За период после 1979 года число учащихся в средних школах возросло на 157 тысяч человек. Несмотря на это, правительственные ассигнования в реальном исчислении снизились на 10 процентов и школьная система находилась в тяжелом положении.

Другой просчет Тэтчер был связан с Национальной службой здравоохранения (НСЗ). Премьер-министру был задан вопрос, почему она пользуется частными врачами и клиниками, а не учреждениями НСЗ. Тэтчер ответила, что частная медицина «позволяет мне обращаться в клинику в тот день, когда я хочу, в то время, в которое я хочу, и к тому врачу, к которому я хочу». Дэвид Оуэн, сам врач по образованию, немедленно обвинил ее в невнимании к тем людям, доходы которых не дают им таких возможностей.

Премьер-министра давно уже критиковали за упадок в сфере здравоохранения, а она энергично отметала все обвинения, подчеркивая, что за первые восемь лет ее пребывания у власти правительственные ассигнования на цели здравоохранения выросли более чем в два с половиной раза. Ей говорили, что качество медицинского обслуживания в Лондоне снижается. Она возражала, что средства направляются в те части страны, где они больше нужны. Тем не менее критика продолжалась, и для нее были основания. В системе НСЗ работал один миллион человек. По численности персонала это самая крупная организация в Европе после Советской Армии. И тем не менее за год до общенациональных выборов в очереди на хирургические операции по всей стране стояли более 700 тысяч человек. Многие больницы находились в плохом состоянии, размещались в темных и грязных помещениях, располагали только устаревшим оборудованием, врачам и медсестрам приходилось отрабатывать смены продолжительностью по 14–16 часов. Вся система была крайне неэффективной. Операция, которую в Соединенных Штатах делают в амбулаторном порядке, в Англии потребовала бы пятидневного пребывания в больнице. Но Тэтчер отказывалась увеличивать ассигнования на НСЗ, считая, что прежде ее необходимо привести в порядок и сделать более эффективной. В первые же дни избирательной кампании проблема эта раскалилась добела, а высказывания Тэтчер насчет ее частных врачей подлили масла в огонь.