Сказания о людях тайги: Хмель. Конь Рыжий. Черный тополь - Полина Дмитриевна Москвитина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Господа помалкивают, атаман пощипывает ржаные усики.
– Это же анархия! Гибель армии! – трубит генерал. – Россия в состоянии войны, а у нас в запасной бригаде: «Та-а-а-ва-а-а-риш-шы-ы! Сгарнизуем!» На что это похоже, спрашиваю?! Что они там думают, во Временном?
Кто же знает, что «думают во Временном»?
Аинна вспорхнула и увлекла за собою сестер Терских: надо же послушать генерала!
– У меня голова распухла, господа, от митингов. Из округа – ни звука: соображайте, мол, сами. И вот, пожалуйста, создан Совет солдатских депутатов Красноярского гарнизона. В полках, батальонах, ротах и везде одно и тоже: «Та-а-а-ва-а-а-риш-шы-ы!» Испекли постановление: немедленно арестовать бывшего губернатора Гололобова, жандармских офицеров и вашего есаула… Атаман, как его?
– Могилева, – отозвался атаман.
– Фу, какая жуткая фамилия! Как бы есаула не спровадили по ее прямому звучанию. Он что натворил?
– Жандармским дивизионом командовал.
– М-да.
Генерал помолчал, пригляделся – кругом свои люди, без «товарищей» и серой суконки, можно говорить откровенно.
– Смею сообщить, господа, в гарнизоне выплыли на поверхность агитаторы из социал-демократов. Седьмой полк морально и дисциплинарно разложен ими. Да-с! А что будет завтра, спрашиваю?
Ни вздоха в ответ. Кто же знает, что будет в гарнизоне завтра, если сам генерал разводит руками?
– На митинге седьмого полка, господа, я имел честь выслушать возмутительное выступление прапора Боровикова. К сожалению, полного георгиевского кавалера, прибывшего в гарнизон с фронта с командою полковника Толстова, либерала и потатчика упомянутого прапора. Это было, господа…
Щеголеватый подпоручик-адъютант что-то успел шепнуть генералу, и тот, удивленно оглянувшись на хозяйку, поправился:
– Прошу прощения. Полковника Толстова, заслуженного воина одиннадцатой Сибирской стрелковой дивизии генерала Лопарева, погибшего смертью храбрых, господа.
– Что он говорил, этот прапор Боровиков? – напомнил атаман.
– Да, да! Это было вопиющее выступление! Призыв к деморализации армии и тыла, призыв к поражению, господа! Прапор! Боровиков начал с того, что он-де с малых лет приобщился к революционной деятельности в здешнем депо, работал кузнецом. Потом он был арестован за подрывную пропаганду и препровожден в ссылку по месту рождения в некую Белую Елань, которую он назвал «самодержавной Черной Еланью», живущей по милости царских сатрапов во тьме и невежестве от Сотворения мира. Не забыл и о диком староверчестве, и о том, что он будто бы корнями своими уходит к пугачевщине и что, мол, еще пращур Боровиков…
У Дарьюшки дух захватило: Боровиков! Препровожден в ссылку по месту рождения в некую Белую Елань… Это он, он, Тимофей Прокопьевич! Другой Белой Елани нет в Енисейской губернии. Но он же убит, убит! Дарьюшка своими руками держала извещение о погибшем Тимофее Прокопьевиче.
А голос генерала гремит:
– Прапор Боровиков призывает солдат верить только социал-демократам фракции большевиков. Да-с! А все существующие партии, по его утверждению, не что иное, как обманщики народа, жрущие буржуйские пироги. И что в России, мол, царил бесшабашный произвол, кровавая тризна царских сатрапов только потому, что у власти стояли жандармы и буржуазия. Надо покончить с буржуазией и с ее партиями. Да-с! Так-то, господа! Мало того, прапор призывает к прекращению войны, к миру с вероломной Германией! Спрашивается, что это, как не призыв к поражению, к деморализации армии?! И кто такие большевики? Кто знает такую партию?
– Впервые слышу, – сказал Востротин.
– Шли какие-то разговоры, – припомнил Гадалов.
– Позвольте, ваше превосходительство, – подступил к генералу Чевелев. – Этот прапор Боровиков арестован?
Генерал презрительно фыркнул:
– У нас же теперь демократия, революция!..
– Господа! Мне известно про фракция большевикоф, – напомнил о своем существовании мистер Серый Черт, подвигаясь к генералу с той американской невозмутимостью и свободой, как это принято в кругу близких единомышленников. – Был съезд социал-демократическа парти, мм, не могу назвать город, но не в России, нет, нет! На том съезде парти принимал свой программа. Выступал два лидер парти: русски эмигрант Ленин и философ Плеханов, гуманист, демократ. Лидер Ленин требовал железной дисциплина парти. Философ Плеханов призывал к свободе, гуманизму. Было голосование по двум принципам. Принцип Ленина получил большинство голосов и стал потому большевик.
– Вот как! – надулся генерал, недовольный развязностью американца. – Не знаю, господа, где и как образовались большевики, да и не хочу знать, извините. Но вот то, что говорил на митинге седьмого полка прапор Боровиков, могу констатировать как призыв к деморализации армии, к поражению. Да-с!
– У них такой программа, – не сдавался Серый Черт, не обращая внимания на кислую физиономию его превосходительства. – У них такой программа, господа! Лидер Ленин призывал к поражению России в Русско-японской кампания, чтобы через поражения на фронте свергнуть самодержавие и захватить власть. И революция была в тысяча девятьсот пятый год. Но тогда не был Временный правительств, через который большевик могут захватить власть. Такой их программа! Деморализовать армия, глубокий тыл, вызвать хаос во всей России и захватить власть.
Господа подавленно притихли. И джентльмен Востротин кое-что знал о большевиках, и Гадалов, и атаман Сотников, и те трое в штатском с военной выправкой, следующие как тень за генералом Коченгиным. Знали и помалкивали, как молчат люди о злополучном неизлечимом недуге, чтобы не травить душу. И кто из них, из присутствующих, не помнил события девятьсот пятого года в Красноярске, во главе которых стояли социал-демократы большевики?!
Евгения Сергеевна представила гостям бывшего помощника военного атташе в союзной Великобритании подполковника Владимира Михайловича Юскова, тридцатисемилетнего мужчину, холостяка, белобрысого и белолицего, как женщина.
Подполковник, в свою очередь, представил своего заморского друга, мексиканского революционера, майора мексиканской армии Арзура Палло, русского эмигранта с 1905 года, что не очень-то обрадовало гостей. Еще один из 1905-го!..
Чевелев недоумевал: русский – и вдруг Арзур Палло. Из армян, что ли? Подполковник Юсков разъяснил, что так прозвали в Мексике Арсентия Ивановича Гриву, участника восстания московских рабочих в 1905 году, бежавшего потом за границу, сына известного минусинского ссыльного народовольца Ивана Прохоровича Гривы.
Арзур Палло, одногодок полковника Юскова, седеющий брюнет гвардейского роста, с глубокими шрамами на щеке и лбу, в армейском френче без погон, в бриджах и в ботинках с крагами, сдержанно ответил Чевелеву о годах эмиграции, заметив, что он рад возвращению в Россию, тем более что самодержавие рухнуло: «Подгнившие устои русского самодержавия не выдержали и распались. Вчерашние вершители судеб страны сошли со сцены, уступив свое место народу, революции». И что «Россия теперь возродится, как сказочная птица феникс из собственного пепла, и станет свободной, социалистической».
Такое предсказание русского мексиканца подействовало на всех гостей как холодный душ в сорокаградусный мороз.
Генерал Коченгин, подергивая плечами, отошел с атаманом в сторону, а за ним офицеры. Гадалов и Востротин попытались уйти, но их успела перехватить хозяйка.
– Прошу к столу, господа! Мы же собрались не митинговать, надеюсь?
Господа обрадовались: наконец-то настал час подзакусить и выпить.
Все это время Дарьюшка сидела как на иголках. И верила и не верила. Неужели он жив? Неужели?!
– Голубушка, что с тобою? – стиснула руку Дарьюшки старая дева.
– Ничего, – очнулась Дарьюшка.
– До чего холодная у тебя рука! Зову, зову, не слышишь.
Подбежала Аинна, румяная, возбужденная, круто развернулась, обняла Дарьюшку, спросила:
– Слышала, что говорил генерал про прапора Боровикова?
– Д-да.
– Он назвал вашу Белую Елань. Это не тот большевик, про которого ты говорила?
– Было… извещение, – машинально промолвила Дарьюшка, судорожно сцепив пальцы и хрустнув суставами.
– Какое извещение?
– О смерти. Погиб в боях с немцами.
– Ты про кого?
– Ну, про… Боровикова.
– Ничего не понимаю, – тряхнула каштановыми локонами Аинна и позвала тетушку с Дарьюшкой к столу.
– А вы меня поддержите, барышни, – попросила старая дева. – Мне ведь подпорки нужны. Подагра, подагра.
Устроив тетушку с подругой в обществе его преосвященства и мистера Серого Черта, Аинна облюбовала себе местечко, втиснувшись между подполковником Владимиром Михайловичем и Арзуром Палло.
Рассаживая гостей, привечая и улыбаясь каждому, хозяйка забыла про Михайлу Михайловича. Кто-то шепнул ей, и она убежала в малый зал, подняла
