Воспоминания одной звезды - Пола Негри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаешь, а мне тебя ужасно не хватало, — сказал он.
Мы остановились перед величественным особняком в фешенебельном Мейфэре. Все окна были ярко освещены, их свет разгонял темноту холодной туманной ночи. Не успели мы выйти из машины, как входная дверь открылась и вышедший наружу дворецкий приветствовал нас, будто ожидал нашего приезда. Я вопросительно смотрела на Глена, пока дворецкий вел нас в красиво обставленную и украшенную гостиную, где в мраморном камине приветственно потрескивали ярко пылавшие дрова, а на чайном столике в стиле «чиппендейл» нас ожидал поднос с бокалами и шампанским в серебряном ведерке. Тут дворецкий, отвесив поклон, безмолвно удалился. После того как Глен разошелся с женой, он жил в разных холостяцких «норах» — так называли фешенебельные квартиры в комплексе Олбани[294], который протянулся через весь квартал, от Пикадилли до Сэвил-роуд, рядом с Бёрлингтон-хаусом[295] и Королевской академией художеств. Там совсем непросто купить квартиру, так как это место очень удобно расположено в центре. Я была уверена, что Глен не отказался от решимости приобрести себе дом, и потому буквально лопалась от любопытства, хотелось поскорее узнать хозяина особняка, кто нас сюда пригласил. Кто бы это ни был, вкус у него был безупречный. Глен откупорил бутылку, обвел рукой комнату.
— Ну, как тебе? — лишь спросил он.
Я одобрительно кивнула. Он подал мне бокал.
— Пей до дна. Потом осмотрим остальное.
Оказалось, что мы сидели в единственном полностью обставленном помещении. Он провел меня по бесконечной анфиладе комнат, все они были приятных, пропорциональных габаритов и все пустые. Если где-то порой появлялась мебель, то совершенно великолепная, музейного уровня. Наконец, мы вернулись туда, откуда начали осмотр. За время нашего отсутствия на карточном столе XVIII века были сервированы жаровни георгианского периода, в которых подогревалось великолепное ароматное карри с омаром и рисом. Острые восточные приправы охлаждались в бледно-голубой веджвудской посуде.
Тут я встала в позу, не давая Глену пройти, руки уперла в бока и потребовала от него ответа:
— Кому же все это принадлежит? А то я чувствую себя так, будто я персонаж из сказки «Красавица и чудовище» и невидимые руки исполняют мои приказания и, повинуясь мне, выполняют мои желания.
— Красавица, я — то Чудовище, кому принадлежит этот дом, — рассмеялся он. — Я купил его месяц назад. Что касается мебели, то кое-какая всегда принадлежала моей семье, и я надеюсь, что тебе она тоже нравится. Остальную я купил, думая о тебе. Если я видел какое-то кресло в магазине, то первым делом представлял, как ты в нем сидишь. И если оно тебе подходило, я его покупал. А то, что еще нужно купить из мебели, мы купим вместе. Если это тебе по душе… — Тут он взглянул на меня серьезно. — Это очень большой дом, дорогая. Чтобы его обставить, на это может уйти целая жизнь…
— Глен, — медленно проговорила я, — я бы хотела объяснить тебе все про Сержа, я обязана это сделать.
Он покачал головой.
— Давай о нем вообще больше ни слова. Хочу надеяться, что ты забудешь и думать о нем.
Он сказал это небрежным тоном, как принято у англичан, но я понимала, что его сильно задело мое поведение, и я продолжила:
— Я просто не понимаю, что вдруг нашло на меня тогда в суде. Наше примирение стало полной катастрофой. Человека невозможно изменить.
Он лишь ответил на это:
— А у меня через три месяца решение суда о разводе вступит в законную силу.
Голос его стал сердечным, добродушным, и я почувствовала, что намерения у него самые серьезные.
— Так что же, Пола? Тебя все еще тянет к водке или ты готова удовлетвориться хорошим английским элем? Вообще-то, в дальней перспективе эль куда лучше для здоровья.
— Я избавилась от пьянства, благодарю вас. И даже похмелье прошло.
— Вот все, что я хотел знать, — сказал Глен. — И мы больше никогда не заговорим об этом.
Он поцеловал меня и нежно произнес, очень искренне:
— Я все это время думал только о тебе и не сомневался, что ты в конце концов вернешься ко мне. Поэтому купил этот дом, думая о тебе. Один я бы здесь не смог жить.
У Глена не было ни грамма того страстного нетерпения, какое мне приходилось испытывать в общении с другими мужчинами. Его отличало очень британское качество — сдержанность, которое кое-кто находит курьезным, а мне оно очень нравилось. Он производил впечатление человека чопорного, если не зажатого, скованного и неискушенного в сексе. Но уже через минуту, когда он обнял меня, я быстро поняла, что мое впечатление было ошибочным: он держал себя в руках исключительно по одной причине — в силу духа рыцарства…
Весь следующий месяц мои выступления в «Колизее» оказались триумфальными, все билеты были раскуплены, и люди часами стояли в очередях в надежде купить незарезервированные места на галерку или хотя бы стоячие места. Когда мы затем отправились в турне, повсюду повторялось то же самое. Во время выступления в Бирмингеме я получила предложение от компании RKO-Pathé[296]вернуться в Голливуд, чтобы сняться в моем первом звуковом фильме. Сама мысль об этом испугала бы меня, если бы не тот прием, какой оказывали мне английские зрители на театральной сцене.
Это придавало мне бо́льшую уверенность, а также означало, что мой акцент не создавал трудностей в восприятии текста.
Надо было подумать обо всем, учитывая наши с Гленом отношения. Я не стала бы соглашаться на это предложение, не посоветовавшись с ним. Если бы он не захотел, чтобы я уезжала, то подождала бы, пока не представится возможность сняться в звуковом фильме в Европе. Когда я задала ему этот вопрос, он ответил: «Конечно соглашайся. Голливуд — самый важный центр для кино. Если уж решилась нырять, лучше всего там, где вода самая глубокая». Мне стоило знать наперед, что именно такой и будет его реакция на мой вопрос. Это так характерно для него. Он не верил в полумеры ни для себя, ни для меня, ни для нас обоих. В Париже меня ожидал потенциальный покупатель замка. Мне также нужно было приехать туда, чтобы возобновить дело о расторжении брака, и Глен договорился, чтобы частный самолет доставил меня во Францию, перелетев через Ла-Манш. Это был мой первый полет на самолете, и он надеялся, что я смогу понять, почему он сам в таком
