Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились - Герберт Фейс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он обрисовал планы предполагаемых крупных наземных операций, поинтересовавшись у Гарримана, планирует ли Объединенный комитет начальников штабов совместные наземные операции. Гарриман ответил, что не думает, чтобы в Маньчжурской операции предусматривалось участие только советских войск. Тогда Сталин сказал:
«Если мы всерьез думаем о том, чтобы разгромить японцев, нельзя ограничиваться только Маньчжурским регионом. Чтобы достичь реальных результатов, мы должны развивать обходы с флангов – нанести удары по Калгану и Пекину. Только наступление в Маньчжурии не принесет ощутимых результатов. Я не считаю, что основные действия будут только в Маньчжурии. Они будут и на юге, куда, по-видимому, начнут отступать из Китая японские войска. Наша задача заключается в том, чтобы не дать японцам отступить из Китая в Маньчжурию. Мы не должны позволить японским войскам из Китая соединиться с японцами в Маньчжурии. Это мои соображения. Со всеми остальными действиями, намеченными генералом Дином, я согласен».
Позже Сталин согласился с решением американцев воздержаться от операции в Китае, за исключением высадки на побережье для захвата аэродромов. «Американцы изолируют японские гарнизоны на южных островах, а русские изолируют наземные силы в Китае», – сказал он. Он согласился, что это правильный план, но привести его в исполнение будет сложно. Попутно он отметил американский план вторжения в Японию как «грандиозное предприятие».
Что касается морских и десантных операций в Приморье, он принял предложения Объединенного комитета начальников штабов и подробно изложил, чего бы хотел от американцев. «Все морские позиции, – заметил он, – надо укрепить, а затем все северные корейские порты должны быть заняты советскими наземными и воздушными силами». Он также высказал пожелание, чтобы в Японском море стояли американские корабли.
Генерал Дин заметил: «По тому, как маршал Сталин вкратце обрисовал свои операции, оба плана были согласованы».
Забегая вперед, скажем, что Объединенный комитет начальников штабов с энтузиазмом отнесся к программе Советского Союза. Широкое распространение Красной армии к югу не вызвало тревоги. Русские отказались использовать крупные американские наземные силы в Китае и Маньчжурии и питали мало надежд на китайские войска. Американские планы, особенно воздушные и морские, были пересмотрены в соответствии с совместными намерениями. Было приказано позаботиться, чтобы Советский Союз получил все, что нужно, для участия в войне на Тихом океане. Все, о чем он просил, было предусмотрено графиком поставок и постепенно посылалось, за исключением выполнения нескольких специальных пунктов, таких, как, например, госпитальные корабли, буксирные суда и некоторые типы самолетов. Дополнительные поставки, необходимые для всех театров военных действий. транспортировались через Сибирь. При этом советское правительство, с целью экономии, отказалось от некоторых поставок.
Удовлетворение американского правительства таким прогрессом и подготовкой вступления Советского Союза в войну на Тихом океане не было омрачено прозрачным намеком Сталина, что советское правительство ожидает за это вознаграждение.
Когда 15 октября Сталин выразил уверенность в том, что Советский Союз вступит в войну через три месяца после падения Германии, он продолжил, что, однако, есть «…еще некоторые политические аспекты, которые придется принять во внимание. Русские должны знать, за что они сражаются. У них к Японии свои счеты».
Так Сталин впервые ясно дал понять, что, прежде чем вступить в войну, он должен точно знать, что получит Советский Союз после разгрома Японии. Напомним, большая часть его пожеланий была в общих чертах изложена Рузвельту в Тегеране. Но теперь Сталин позволил себе предположить, что Советский Союз вступит в войну против Японии точно так же, как Соединенные Штаты вступили в войну против Германии, оставив улаживание национальных претензий на послевоенное время. Ни Идеи, заменяющий заболевшего Черчилля. ни Гарриман, у которого на этот счет не было никаких указаний, не сделали немедленных комментариев к заявлению Сталина.
Идеи обратил на это внимание Черчилля. Но премьер-министр оставил намек Сталина без внимания, сочтя, вероятно, этот вопрос входящим в сферу крупных американских интересов. Гарриман доложил новость президенту, а Дин, предположительно, Объединенному комитету начальников штабов. Однако никто из них не отреагировал на эти сообщения и не возразил против попыток Советского Союза заручиться гарантией признания его требований в Европе. Из доступных нам источников нельзя понять, почему это произошло. Возможно, узнав планы будущих наземных операций советских войск, все пришли к мнению, что следует заключить с Советским Союзом соглашение о его претензиях до начала наступления советских войск. Они окружат Маньчжурию и вторгнутся в нее. Они продолжат наступление на Калган и Пекин в Северном Китае, а возможно, двинутся и дальше, туда, где будут сосредоточены японские войска. Они могут захватить города и порты Северной Кореи, наступая по суше и по морю. В результате этих наступлений они могут оказаться недалеко от районов, контролируемых китайскими коммунистами. В наши планы не входило предупреждать или ограничивать распространение советских войск на север. В таком случае, разве можно было поручиться, что Советский Союз не воспользуется присутствием собственной армии, чтобы навязать Китаю свои условия?
В то время предвидение, какой может стать расстановка военных сил после окончания войны с Японией, заставило президента поступить так, как он поступил, то есть договориться со Сталиным о вознаграждении. Это могло рассматриваться или как дань, которую советское правительство может получить и получит любым путем. или как справедливое наказание Японии (за агрессию) и Китая (за слабость) и справедливая награда для Советского Союза.
Черчиллю представился лучший, чем когда-либо прежде, шанс постоянно и свободно беседовать со Сталиным, и он сполна воспользовался им. Они обсуждали вопросы, представляющие взаимный интерес, в присутствии членов штаба и коллег. Но часто они обедали наедине, встречались в тесной компании в любое время дня и вечера, а однажды, 17 октября, просидели вдвоем за бутылкой вина до четырех часов утра.
Обстановка встреч была согрета хорошим настроением – открытым выражением добрых чувств Черчиллем и восхищенными или дразнящими взглядами Сталина. А когда за ужином, поданном в антракте балета в Большом театре, кто-то, произнеся тост за «Большую тройку», шутливо назвал их Святой Троицей, Сталин пошутил: «Черчилль, должно быть, Святой Дух, потому что он много летает». В их деловой разговор то и дело просачивались замечания и воспоминания, возможные только в разговоре собеседников, небезразличных друг другу как люди, а не только как официальные лица. Так, например, в доверительной беседе в ранние утренние часы Сталин долго рассказывал о своей сибирской ссылке.
Черчилль позднее вспоминал об этом так: «Несомненно, в нашем узком кругу мы говорили с такой легкостью, свободой и сердечностью, которые так и не были достигнуты в отношениях между нашими двумя странами. Сталин несколько раз выражал мне свое уважение, которое, я уверен, было искренним. Но я еще больше убедился, что он отнюдь не одинок. Как я сказал своим коллегам дома, „за спиной у него стоит большая сила“».
Вероятно, так оно и было. Поэтому Сталин на этот раз имел причину быть веселым, даже торжествующим. Советские войска получили подавляющее преимущество на всем Восточном фронте в Европе, какое бы направление они ни избрали.
Все три союзника сочли, что визит Черчилля в Москву оказался очень полезным и что напряженность многих политических ситуаций в Европе – фактических и предполагаемых – пошла на убыль. Уменьшилась и опасность разногласий.
Но еще более ценной, чем эти скороспелые компромиссы, была признана согласованная стратегия продолжения войны, как в Европе, так и на Тихом океане. Британцы и американцы были уверены, что немцам не удастся усилить свое сопротивление на западе. перебросив войска с востока. Русские также были уверены в прочности позиций своих войск на Восточном фронте. Американцы и британцы могли рассчитывать на ослабление японских войск в Азии под напором советских войск, а в случае необходимости и на их помощь во время вторжения в Японию. Русские были совершенно уверены, что до того, как им придется это сделать, японцы потеряют силу, необходимую для того, чтобы выдержать длительную борьбу. Они ясно изложили свои планы операций в Маньчжурии и не встретили никаких возражений; и они потребовали огромных поставок оружия и продовольствия для использования на Дальнем Востоке и твердых гарантий выполнения этих поставок.
Но Черчилль и Сталин как в своих публичных заявлениях, так и в частных письмах в необыкновенно теплых словах выражали чувство удовлетворения.
